Побочный эффект (СИ)

- Отдай, – прохрипела Луна, одной рукой схватив Паркинсон за грудки, а второй пытаясь нащупать карман её мантии. Пэнси с силой оттолкнула соперницу. Луна отлетела к стене и замерла, дрожа от ненависти и унижения, прижавшись к ней спиной.
- Десять баллов с Райвенкло, – злорадно бросила Пэнси, удаляясь по коридору.
Дождавшись, когда та скроется из виду, Луна медленно сползла по стене на пол, обхватила руками колени и сжалась в комок, пытаясь унять колотившую её дрожь. Слёзы катились по лицу, но Луна не замечала их. Как не замечала холода стены, о которую опиралась и каменных плит пола, на котором сидела.
Ей казалось, что руки Паркинсон, коснувшиеся её рисунка, замарали грязью всё светлое и чистое, что она испытывала к Северусу. Луне было невыносимо больно от того, что не он первый узнал о её чувствах к нему. Не он, а эта мерзкая Паркинсон с её отвратительно наглой мордой и подлой натурой. Она не смогла сохранить свою тайну для Северуса. Разве он может простить ей это? Такое не прощается.
Луна уронила голову на колени и разразилась тихими безмолвными рыданиями. В таком состоянии и нашла её Гермиона, вышедшая из библиотеки с полной сумкой книг, которые собиралась прочитать в ближайшие несколько дней.
Луна не слышала звука шагов, раздавшихся со стороны библиотеки. Она подняла голову лишь тогда, когда рука Гермионы коснулась её плеча и легонько потрясла его.
- Луна… Эй, Луна, – голос Грейнджер выражал тревогу и озабоченность, – что случилось?
Гермиона оглядела разбросанные по полу вещи Луны и вновь склонилась над ней.
- Кто это сделал? Инспекционная дружина? – спросила она возмущённо.
Луна молча кивнула и постаралась взять себя в руки. Вытерев заплаканное лицо рукавом мантии, она тяжело, прерывисто вздохнула и попыталась встать на ноги. Гермиона протянула ей руку, помогая подняться. Луна молча принялась собирать в сумку разбросанные по полу вещи. Гермиона подняла книгу, отряхнула её и отдала Луне, которая уже побросала в сумку остальные принадлежности.
- Так что случилось? Они обыскивали тебя?
- Угу, – слегка кивнула Луна. – Кто-то бросил навозную бомбу, тут появился Филч и подумал, что это я. А потом появились эти… – Луна вздохнула.
- Они хотели найти у тебя в сумке навозную бомбу? – догадалась Гермиона.
- Ну да.
- Они тебя как-то наказали?
- Сняли десять баллов, – Луна почти совсем успокоилась.
- И ты из-за этого так расстроилась? – Гермиона удивлённо смотрела на Луну. Та взглянула на неё почти равнодушно и покачала головой.
 – Не из-за этого. Просто Паркинсон наговорила ещё много всего… – вздохнула Луна.
Гермиона сжала кулаки:
- Что она сказала тебе?
Луна покачала головой:
- Я не хочу об этом говорить.
Не рассказывать же ей, в самом деле, об украденном портрете? Гермиона понимающе кивнула и, взяв Луну за руку, произнесла:
- Ничего. Паркинсон ещё пожалеет об этом. Вот увидишь.
- Ну, показывай, что ты там конфисковала у Лавгуд.
Драко и Пэнси сидели на диване в опустевшей гостиной, освещаемой лишь огнём, жарко полыхающим в камине. В дальних углах комнаты царил полумрак, всё более сгущавшийся по мере отдаления от источника света и тепла. Драко любил сидеть здесь по ночам, когда гостиная пустовала, а огонь в камине создавал иллюзию уюта и защищённости, скрывая за игрой света и теней холодные слизеринские краски, окружающие его днём.
Пэнси тоже нравились эти ночные посиделки с Драко. Не потому, что со стороны они походили на романтическое свидание. Ничего романтичного в их посиделках не было. Они с Драко были коллегами, единомышленниками, соратниками… Пожалуй, это можно было назвать дружбой в том понимании, которое вкладывают в него слизеринцы. Им обоим нравилось, что друг с другом они могут быть более откровенны, чем со всеми остальными. Впрочем, каждый понимал, что степень этой откровенности чётко регулируется соображениями пользы и трезвым расчётом, и это их тоже вполне устраивало. Они были “змеями”, а потому понимали один другого и не сомневались в том, что каждый из них будет предан другому до тех пор, пока их интересы совпадают и пока обоим это выгодно.
 
Пэнси молча вынула из кармана мантии свиток и протянула Драко. Тот придвинулся к огню и развернув пергамент, понимающе выпятил подбородок и закивал головой. Снейп на портрете выглядел почти как живой. И нарисован был человеком, явно относящимся к нему с симпатией. Если не сказать больше.
- Однако… – задумчиво протянул Драко, вглядываясь в рисунок. – Эта полоумная, кажется, действительно влюблена в него.
- С чего ты так решил? – Пэнси наблюдала за Малфоем, прищурившись, словно кошка, заметившая мышь.
- Ты и сама видишь, – усмехнулся Драко. – Он у неё вовсе не похож на монстра. А раз она не замечает его отвратительного характера, это может означать только одно…
Драко выпрямился и взглянул на Пэнси, продолжая усмехаться. Она попыталась придать своему лицу презрительно-насмешливое выражение, и это ей почти удалось. Но обмануть этим Драко было трудно – слишком хорошо он знал Паркинсон. Он был уверен – сейчас у неё внутри всё кипит и бушует от негодования.
- Ревнуешь, Паркинсон? – поддел он Пэнси, возвращая ей рисунок.
- Нет, – зло бросила та, скручивая пергамент и засовывая его обратно в карман мантии.
- А что тогда? – Малфой продолжал усмехаться, и это ещё сильнее злило Пэнси.
- Негодую, – бросила она, с ненавистью глядя в огонь, будто пытаясь представить корчившуюся в пламени соперницу. – Как она посмела? Эта дурочка с выпученными глазищами, вечно нечёсаными патлами и этими мерзкими пробками на шее! Как она посмела даже подумать, что имеет право ставить себя рядом со Снейпом?! Она что же, считает его настолько глупым, что позволяет себе мечтать о нём?
- А почему бы и нет? – лицо Драко стало совершенно серьёзным и озабоченным. Внутренне он хохотал над яростью подруги, пытавшейся выдать ревность за негодование и с удовольствием распалял кипевшую в ней злость. – Кто ещё обратит внимание на наше неухоженное страшилище? Только полоумная. Небось, мечтает обласкать его, приручить, причесать…
- Пусть сначала сама причешется! – зло прошипела Пэнси.
- Ну, я не в том смысле, – окончательно развеселился Драко. – Причесать его растрёпанную неухоженную душу, – пафосно провозгласил он, с удовольствием наблюдая, как Пэнси изо всех сил старается сохранить остатки самообладания.
- Ты это серьёзно?
Всё-таки она сумела взять себя в руки. Губы Пэнси искривила презрительная усмешка, почти такая же, как у Малфоя, когда он разговаривал с теми, кого считал ниже себя. Драко по достоинству оценил умение подруги владеть собой.
- Нет, конечно. Шучу.
Они помолчали.
- Что ты собираешься делать с этим? – спросил Драко, неопределённо кивнув головой в сторону спрятанного в кармане у Пэнси пергамента.
- Ещё не знаю. Но обязательно придумаю.
- Я в тебе не сомневаюсь, – понимающе хмыкнул Драко. – Спать?
- Спать, – согласилась Пэнси, поднимаясь с дивана и направляясь в сторону девичьих спален. Драко проводил её взглядом и тоже отправился к себе.
На следующий день окончание сдвоенного зельеварения Слизерин – Гриффиндор у пятого курса ознаменовалось небольшим, ничего не значащим происшествием. Нерасторопный болван Уизли, выходя из класса, умудрился уронить на пол свою сумку с учебными принадлежностями. Пока он собирал их, копошась у выхода, в дверях образовался затор из студентов, стремящихся покинуть класс. Пэнси Паркинсон, стоявшая достаточно близко к Рону, с брезгливой усмешкой на губах наблюдала, как тот ползал у её ног и торопливо складывал в сумку своё нищенское барахло. В какой-то момент она ощутила лёгкое прикосновение к своей спине. Ей показалось, что её коснулись волшебной палочкой и прошептали что-то неразборчивое. Резко обернувшись, она увидала позади толпу гриффиндорцев. Из-за её плеча выглядывал Лонгботтом, всецело поглощённый манипуляциями Рона. А за его спиной маячили Поттер и Грейнджер, которые, казалось, тоже полностью сосредоточились на действиях своего дружка. Не заметив в их поведении ничего подозрительного, Пэнси поискала глазами Драко. Тот стоял у своей парты, оперевшись на неё и высокомерно наблюдая за вознёй у двери. Разумеется, он был выше всего этого. Не станет же наследник рода Малфоев толпится среди всех этих плебеев. Он дождётся, когда препятствие устранится само по себе и уж тогда покинет помещение, исполненный достоинства, приличествующего ему, как представителю древнего чистокровного рода.