Слепое пятно

— В другом мире? Вы помните?
— Да, — сказал он. — Я видел Авека… в другом мире. Но скажите мне кое-что. Прежде, чем мы двинемся дальше, я хотел бы знать ответ на один вопрос: кто-нибудь прибывал сюда до меня?
— Нет.
Уотсон был обескуражен, но не подал виду.
— Вы уверены?
— Вполне, мой дорогой сэр. За «Пятном Жизни» неотрывно наблюдали с того момента, как Рамда оставил нас.
— Вы хотели сказать: он и Нервина?
— Именно. Она отправилась вслед за ним спустя несколько часов.
— Ясно. Но вы сказали, что меня никто не опережал. Кто именно стерег это… это «Пятно Жизни»? Рамды?
— Они и Бары.
— А! А кто такие Бары?
— Военное духовенство. Их предводитель — великий Бар Сенестро.
— И бывало ли, что эти Бары во главе со своим Сенестро сторожили «Пятно Жизни»?
Геос кивнул, и Уотсон продолжил:
— А кто такой этот Сенестро?
— Он — глава Баров и принц Д’Хартии. Он обручен с двумя королевами, Арадной и Нервиной.
— С ДВУМЯ?
Тут Уотсон узнал нечто довольно необычное. По всему выходило, что принцы Д’Хартии всегда женились на королевах. У этого Сенестро был брат, но он умер. А в таком случае по нерушимому обычаю оставшийся в живых брат должен был жениться на обеих королевах. До этого подобное в истории случалось только раз, но прецедент был железным.
— Стало быть, этому ничего не может помешать?
— Ничего, кроме разве что пророчества Харадоса. Теперь мы знаем (весь мир знает!), что День Жизни приближается всё стремительнее.
— Конечно, День Жизни! — Уотсон решил рискнуть еще раз. — Это связано с бракосочетанием двух королев!
— Вы ЗНАЕТЕ! — радостно воскликнул Рамда. — Расскажите мне!
— Нет. Сейчас я задаю вопросы.
Мозг Уотсона работал со скоростью молнии. То ли это сказывалось действие странного напитка, то ли не менее странная власть обыкновенного вдохновения, но сейчас он был более уверен в себе, чем когда-либо ранее. Кажется, настал день для отчаянного риска.
— Скажите мне, — потребовал он, — как День Жизни связан с двумя королевами и их помолвкой?
Рамда проглотил свое любопытство.
— Это одно из туманных мест в пророчестве. Некоторые ученые считают, что затруднение вроде этого есть предзнаменование конца и прихода избранного. Однако другие возражают против подобного толкования по причинам сугубо материальным, ведь, женившись на обеих королевах, Бар Сенестро станет единственным правителем Томалии. До сих пор у нас лишь однажды был единоличный властитель. На протяжении веков наших королев всегда было две: одна для Д’Хартии, другая — для Коспии.
Уотсон хотел бы узнать гораздо больше. Но ему показалось, что от его роли теперь ожидается действие, дерзкое и решительное.
— Рамда Геос… я не знаю, как вы трактуете пророчество. Но уверены ли вы, что никто до меня не проходил через «пятно»?
— Совершенно. Почему вы так упорно спрашиваете?
— Потому, — сказал он медленно, с предельной тщательностью подбирая слова, — что некто куда более великий, чем я, пришел сюда до меня!
Рамда взволнованно поднялся на ноги, затем снова рухнул в кресло. В его глазах не было ничего, кроме нетерпения и почтительного изумления. Он подался вперед.
— Кто он? Когда это было?
Голос Уотсона был тверже камня.
— Это сам великий Харадос!
  
Глава XXXIII
 
Дорога к цели
 
И снова, уже далеко не в первый раз Уотсон решил рискнуть, делая ставку. Он поставил на то, что эти создания, какими бы сверхъестественными и развитыми они ни были, остаются все же в достаточной мере людьми, чтобы основывать свое пророчество на старых принципах. Коли он прав, то личность Харадоса остается неприкосновенной. Если профессор тайно удерживается где-то в качестве узника, а молва разнесет, что он — истинный вернувшийся пророк… это не только придаст Холкомбу огромную значимость, но и сделает положение тех, кто пленил его, совершенно несостоятельным.
Чику не надо было проявлять чудеса проницательности, чтобы понять — он ударил по живому. Он сумел учесть тот факт, что исследования Рамд были тесно переплетены со спиритизмом. Само собой, Уотсон внутренне ликовал, увидев, как недоверчиво смотрит на него Рамда Геос, как побелело его напряженное лицо, словно у человека, услышавшего святотатство.
 
Геос встал со своего места, намертво вцепившись в стол, и воскликнул:
— Харадос! Вы сказали — Харадос? Он появился среди нас, а мы не знали? Вы точно уверены в этом?
— Да, — подтвердил Уотсон и встретил его испытующий взор, не дрогнув.
Сработает ли? По крайней мере, он получит возможность действовать! А теперь, когда он почувствовал, что становится собой прежним, ему не терпелось поскорее сдвинуться с места. Любое подобие страха оставило его. Он невозмутимо кивнул.
— Всё верно. Однако сядьте. Мне еще кое-что нужно вам рассказать.
Рамда вернулся на место. Было очевидно, что его уважение за последние несколько секунд возросло во сто крат. С этого мгновения можно было заметить, как значительно изменились его манеры, а в его речи при обращении к Чику стало мелькать выражение «мой господин» — выражение, к которому Уотсон довольно легко привык.
— Сомневаетесь ли вы, Рамда Геос, что я пришел от Харадоса?
— Нет, я уверен в этом!
— Понимаю. Но Харадоса вы не ждали.
— Не сейчас, мой господин. Пришествие Харадоса должно было произойти незадолго до Дня Суда. Но это не могло случиться так скоро — не было знаков и предзнаменований. Сперва мы должны были решить задачу — понять, в чем смысл тени, каково предназначение духа. Мудрость Рамды Авека подсказала ему, что день приближается; он открыл «Пятно Жизни» и шагнул в него. Но он НЕ посылал факта и материи.
Уотсон улыбнулся. Видимо, за всей премудростью Рамды Геоса скрывалось достаточно суеверий, чтобы с ним можно было договориться. Однако Чик спросил:
— Ответьте мне, вы, как человек ученый, как Рамда, верите пророчеству безоговорочно?
— Да, мой господин. Я — спирит, и, если учение спиритизма — истина, то и Харадос, и его пророчество были истиной. В конце концов, мой господин, это ведь не легендарное сказание, но история. Харадос пришел во время расцвета цивилизации, когда люди могли увидеть и понять его. Он передал нам записи своей доктрины и ввел в Томалии свои законы. Затем он ушел через «Пятно Жизни».
Продолжая, Рамда Геос сказал, что учения Харадоса были направлены не только на разум, но и на нравственность. Более того, закончив слагать законы, он вынес свое суждение.
— И в чем оно состояло?
— Он увещевал нас, мой господин, доказать, как высоко мы ценим разум. Мы обязаны были использовать его, чтобы подтвердить, что мы его достойны, поднявшись до уровня «Пятна Жизни». Иными словами, «пятно» должно было открыться тогда — и только тогда! — когда мы постигнем тайны сверхъестественного и… откроем его сами!
Уотсон частично понял, о чем речь. Он поинтересовался:
— Поэтому вы доверяете мне?
— Вам, мой господин? Полностью! Вас нашли в Храме Колокола и Листа — не в самом «пятне», если быть точным, а на полу храма. И внешне, и своей одеждой вы походили на пришельца из другого мира. Ваше пришествие было обещано Рамдой Авеком, и вы, в каком-то смысле, являетесь частью пророчества. Для нас это очевидно!
— Однако я говорю на вашем языке. Объясните это, Геос.
— Тут нечего объяснять, мой господин. Мы приняли это как должное. Дух не может быть связан ограничениями рукотворной речи! То, что вы беседуете на томалийском, не более странно, чем то, что Рамда Авек, попав в ваш мир, понимает ваше наречие.
— Мы называем свой язык английским, — сообщил Уотсон. — Это язык, которым владеем я и Харадос.
 
— Расскажите мне о Харадосе, мой господин! — выпалил Рамда с прежним жаром. — Что он такое… в том, другом мире?
Такую возможность Чик не собирался упускать. Поведав о докторе Холкомбе чистую правду, он лишь укрепит свои позиции в глазах Рамды Геоса.