Слепое пятно

— Я, действительно, не знаю, — ответил он. — Я… мне нужно подумать какое-то время. Учитывая, каким образом я пересек границу, вам придется подождать. Вы говорили мне о Рамдах в целом. Теперь расскажите мне отдельно об Авеке.
Геос кивнул, словно понимая, какой туман застилает мысли Уотсона.
— Рамда Авек является — или являлся — мудрейшим из нас: глава, вождь, намного более способный, чем остальные. Однако об этом знало не так много людей за пределами его ближайшего круга; остальным было известно лишь, что он был символическим главой и исполнял свои обязанности по мере необходимости. У Авека было не так много друзей и знакомых. Он был изумительным исследователем. Мы, как вы понимаете, — сообщество людей ученых и стоим за каждым открытием, сделанным в течение сотен и сотен веков, так что сегодня мы представляем собой высшее достижение объединенных усилий и мыслей человека с начала времен. Каждое поколение Рамд должно превосходить предыдущее. Когда я умру и отойду в ваш мир, я должен оставить по себе нечто новое и достойное своего последователя: некую идею, мудрость или деяние, которое может сослужить службу человечеству. По-другому быть Рамдой нельзя. Мы — высшие жрецы, мы служим людям в храме разума, а не догмы. Разумеется, нас не стоит слишком уж высоко оценивать. Любое исследование, продвигаясь вперед, должно натыкаться на преграды; существует много троп в неведомое, весьма похожих на настоящую. Как следствие, среди нас есть адепты разных точек зрения, и каждая ведет своим путем. Сам я — спирит. Я верю, что мы можем сообщаться с вашим миром, и неоднократно это проделывали. Есть и другие, которые за это не поручились бы; есть Рамды, более склонные к материальной стороне вещей — они, когда доходит до вопросов такого характера, полагаются исключительно на свою веру в учение Харадоса. Есть и те, кто верит в ценность размышлений и убежден, что только с помощью созерцания человек может достичь спелых плодов познания. А во главе всех нас — Рамда Авек!
— Во что же верил он?
— Скажем так — во ВСЁ. Он был эклектиком и придерживался мысли, что все мы немного правы и каждый из нас ужасно ошибается. Однако он твердо стоял на том, что нет такой вещи, которую нельзя было бы доказать, что тайна жизни, оставаясь, несомненно, тайной во всех смыслах этого слова, тем не менее, суть нечто вполне осязаемое и может быть доказана!
Уотсон кивнул. Он вспомнил, как слышал такое же утверждение от другого человека — доктора Холкомба.
— Он годами работал уединенно, — продолжал Геос. — Мы ничего не знали о том, что он делает, пока однажды он не созвал нас всех вместе и не прочитал свою лекцию.
— Свою лекцию?
— Скорее, свое пророчество, ибо иначе его не назовешь. Не то чтобы он очень долго говорил — это было больше похоже на простой доклад. Он объявил, что, по его мнению, пришло время доказать сверхъестественное. Что это осуществимо, и осуществимо только с помощью осязаемых, материальных инструментов; что всё сущее, конечно же, может быть обнаружено. Он собирался раздвинуть завесу, до тех пор заслонявшую сумрак. «Я собираюсь доказать существование сверхъестественного, — сказал он. — Через три дня я вернусь с фактами и материальными подтверждениями. Затем я намереваюсь прочитать свою величайшую лекцию, последнее сочинение, в котором сосредоточится вся моя жизнь. Я предоставляю доказательство на суд ваших глаз, ушей и пальцев. Вы сможете лицезреть истину. А темой моей лекции… темой моей лекции будет „Пятно Жизни“».
  
Глава XXXII
 
Сквозь воды неведомого
 
«ПЯТНО Жизни»! А темой лекции доктора Холкомба, обещанной, но так и не зачитанной, было заявлено… «Слепое ПЯТНО»!
Уотсон был искренне изумлён, обнаружив, что эти двое — Холкомб и Авек — одновременно достигли темной завесы. Профессор сказал, что это «будет величайший день со времен Колумба». Так оно и оказалось — вот только мир этого не знал.
— И… Рамда Авек так и не вернулся? — спросил Чик.
— Нет.
— Но от него сюда дошло что-то спустя трое суток? — Уотсон думал, конечно же, о докторе, который исчез в день, когда, как услышал от Рамды Джером, Авеку самому пора было возвращаться.
 
Но Геос не ответил. Почему — Чику было не угадать. Он решил, что, пожалуй, лучше не давить на него в этом вопросе. В другой раз, если он будет осторожен, ему, возможно, удастся безопасно добиться своей цели. Сейчас нельзя вызывать подозрений. Он счел нужным спросить о другом.
— Авек ушел один?
— Нет. С ним была Нервина. Точнее, она последовала за ним спустя несколько часов.
— А!
Это вырвалось у Уотсона, прежде чем он смог себя сдержать. Рамда внезапно поднял глаза.
— Так вы видели Нервину! Вы знаете ее?
— Это имя… звучит знакомо! — Чик солгал, сейчас он не собирался брать на себя ничего, что могло бы оказаться компрометирующим или ограничивающим. — Кто такая Нервина?
— Она одна из королев. Я думал… мой дорогой сэр, она — одна из королев Томалии, наполовину коспианка, наполовину д’хартианка, дочь первой королевской линии, восходящей еще к дням Харадоса.
Чик поразмыслил минутку, прежде чем направить разговор в совершенно другое русло:
— Вы сказали, что Рамда и эта Нервина независимо друг от друга разгадали загадку «Пятна Жизни» — так, как я понял, вы его называете. И, по всей видимости, «пятно» ведет в потусторонний мир?
— Очевидно, если не определенно. Преимущественно этому помогла мудрость Авека. Он входил в связь с вашим миром с помощью средств, которые сам изобрел и научился применять. Всё это соответствовало пророчеству. С момента их с Нервиной исчезновения во всем мире началось брожение. Ведь было предсказано, что в последние дни мы свяжемся с той стороной, что кто-то придет, а кому-то придется уйти. Например, ваше прибытие было предсказано Харадосом с точностью почти до часа.
— Так это была счастливая случайность, — произнес Уотсон. — В моем случае НЕ БЫЛА замешана мудрость Авека или его учение.
— Верно. Однако это доказывает, что Рамды исполнили свой долг. Мы всё это время знали о «Пятне Жизни». Оно должно было оставаться закрытым до тех пор, пока мы путем объединения усилий разума и добродетели не сможем подняться до уровня высшего мира — вашего. Но мы не смогли бы открыть его сами. Рамде Авеку нужно было наладить связь с вашей стороной, прежде чем он смог бы применить открытые им законы.
Чик почему-то почувствовал восхищение этим Рамдой. Люди его склада были способны лишь на одну форму служения: экзальтированную и самоотверженную, посвященную развитию разума. Если Рамда Авек был таким же, его стоило уважать, а не ненавидеть. Что же до Харадоса… Уотсон никак не мог понять, кто это был — видимо, пророк или учитель, чье имя сияет из прошлого и чтится испокон веков.
«Слепое пятно» стало чуточку менее зловещим. Уотсон уже узнал о Храме Листа или же Колокола, Рамдах и их философии, огромном янтарном солнце, гигантских птицах, музыкальном кадансе благоуханного воздуха и заявлении Рамды Авека, которое можно было сравнить с работой и утверждениями доктора Холкомба.
Мир «Слепого пятна»!
Словно в ответ на напряженный ход мыслей, Уотсон внезапно почувствовал, что ужасно голоден. Он смущенно огляделся вокруг, и Рамда Геос, улыбаясь, понял значение этого взгляда. По его слову женщина покинула комнату и вернулась с одеждой темно-красного цвета, похожей на банный халат. Когда Чик надел его вместе с парой шелковых туфель, Геос предложил ему следовать за собой.
Они вышли в коридор.
По форме и окрасу стен он во многом напоминал комнату, которую они только что покинули, и вел в другое помещение; оно, будучи намного больше (около пятидесяти футов в ширину), было окрашено в глубокий, холодный оттенок зеленого. Его потолок, сомкнутый, как и предыдущие, казалось, был сооружен из материала, который светился сам по себе, излучая свет и тепло. Четыре или пять столов, по виду сделанных из черного дерева, были расставлены вдоль стен. Когда они сели за один из них, Рамда положил пальцы на некие круглые белые, цвета альны, пуговки, тянувшиеся вдоль кромки стола.