Человек в стене

У стены возле шкафа мелькнула тень. Тело опять напряглось, Анита лежала без движения, как мертвая. Она должна прекратить это, запретить своему уму так с ней шутить.
Она изо всех сил сосредоточилась и попыталась разглядеть все предметы на противоположной стороне комнаты. На дверце шкафа висел непонятный комок — должно быть, это ее любимый свитер. Рядом в кресле лежали маленькая подушечка-думочка и джинсы, в которых она ходила накануне. На полу валялась кучка грязного белья, которое она перед сном не потрудилась бросить в корзину.
Ничего подозрительного. Она расслабилась и собралась закрыть глаза, когда увидела, как за креслом что-то движется.
Все тело отяжелело. Она застыла, а в груди горел пожар. Она лежала в постели, замерев от страха.
Проклиная перегоревшую лампочку, она потянулась к телефону. Включила его и осветила комнату. Слабый свет упал на пол.
Анита поводила телефоном туда-сюда, вначале направив луч света на окно и шторы, потом на картины над комодами и скамеечкой для ног, на нишу, где стоял платяной шкаф. Экран телефона каждый раз освещал лишь кусочек комнаты, в то время как все остальное тонуло во тьме.
Нигде ничего не двигалось. Может, дело все-таки в ее фантазии, разгулявшейся не в меру? Анита собралась уже положить телефон и постараться заснуть, когда услышала странный скребущий звук. Она снова направила свет экранчика на платяной шкаф.
Внезапно в его луче возникло лицо из сна, очень близко, совсем близко к ней. Она ясно видела его — такое длинное, тонкое, бледное, с бесцветными глазами!
Анита закричала и выскочила из постели. Она бросилась к двери и включила верхний свет. Он залил комнату, ослепляя. Анита дико озиралась по сторонам. Перед ее глазами в этом внезапном сиянии промелькнули картины с орхидеями, стул, пеньюар.
Дверь открылась, за ней стояла Фрида. Ее длинная ночная рубашка волочилась по полу, и она терла глаза.
— Мамочка?
Анита посмотрела на дочь. Та перешагнула порог комнаты и стояла именно там, где до этого в темноте возникло лицо мужчины.
Анита снова озиралась по сторонам, ее взгляд блуждал по мебели. Нигде не было ни следа мужчины, ни каких-нибудь признаков того, что он действительно побывал в комнате.
— Мамочка, почему ты кричала?
Она поняла, что до сих пор обнажена, и натянула тонкий пеньюар. Потом подошла к Фриде и положила руку ей на плечо.
— Просто страшный сон, нечего волноваться. Возвращайся в постель.
Анита вывела Фриду из комнаты и, закрывая дверь, через плечо бросила взгляд назад. Уложив дочку, она пошла в кухню и взяла там большой нож для мяса, потом вернулась в спальню и принялась методично обыскивать каждый ее сантиметр. В правой руке она держала нож, готовая пустить его в ход, если придется защищаться.
Она заглянула под кровать, за занавески, в шкафы. Она сдвигала в сторону рубашки и платья, а сердце в груди билось все быстрее и быстрее. Может, она все навоображала? Она видела это лицо так явственно, но теперь уже не была уверена, что это произошло на самом деле. Если бы в комнату действительно кто-то приходил, то он, конечно, не смог бы незаметно отсюда выбраться за те короткие секунды, которые потребовались ей, чтобы добежать от кровати до выключателя, так?
И когда она находилась в кухне, то тоже не слышала скрипа двери. Никто не мог выйти из квартиры таким путем.
Анита раздернула шторы, открыла окно и посмотрела на улицу. До земли было несколько метров. Никто не смог бы ни спрыгнуть с такой высоты, ни спуститься по стене дома, лишенной каких-либо выступов. Задрав голову, она посмотрела наверх, на крышу. Этим путем тоже не уйти.
На улице было холодно, и Анита снова закрыла окно. Но озноб никуда не делся.
Значит, она сходит с ума. Это единственное объяснение. Учитывая развод и всех последующих мужчин, которые ее разочаровали, этого, пожалуй, можно было ожидать.
Прежде чем забраться под одеяло, она положила нож на прикроватную тумбочку и сняла пеньюар. Ее всю трясло, но несколько глотков воды улучшили положение. Она подумала было, что надо бы встать и выключить верхний свет, но решила оставить все как есть.
 
Анита старалась думать только о хорошем. На лето она снимет домик у озера, они с Фридой будут там жить, плавать, собирать землянику и печь сладкие пирожки. Может, даже Фелисия одолжит им своего пса? Та упомянула, что ей нужно пристроить его куда-то на время своего отпуска.
Она почти избавилась от мыслей о страшном мужчине, когда вдруг заметила на ковре что-то непонятное. Она встала с кровати, чтобы повнимательнее разглядеть, что там такое. В нескольких местах ворс был придавлен.
По форме след на ковре напоминал отпечаток гигантской ладони. Анита никогда в жизни не видела такой большой руки.
* * *
Тучи были темными и тяжелыми от дождя, плотные и серые, они катились по небу. Ванья зажгла свечи и села перед телевизором с кружкой чая. На другом конце дивана Альва через две красные соломинки пила из большого стакана малиновый сквош.
— Ты разговаривала с папой? — спросила девочка.
— Нет, — ответила Ванья и прибавила громкость телевизора. — Мы договорились, что не будем общаться несколько недель, пока все не успокоится.
Ее голос звучал раздраженно. Альва больше не задавала вопросов, и они принялись смотреть телевизор.
Потом Ванья повернулась к Альве.
— Сейчас происходит столько всего, ты же это понимаешь, да? Переезд, и новая работа, и все такое. Это для всех несколько странно. — Она притронулась к ноге дочери. — Сейчас нам придется немножко помочь друг другу. Улыбка, появившаяся на ее губах, казалась не совсем искренней.
* * *
Девочка посидела в молчании, глядя на экран. Там шла какая-то развлекательная передача. Он не думал, что ее действительно интересует происходящее на экране.
Девочка оглядела комнату. Он инстинктивно отступил на шаг назад, чтобы его не обнаружили.
Теперь он смотрел на руку матери, которая гладила девочку по голове. Интересно, подумал он, что это за ощущения? Может, ей щекотно? Или больно? Он осторожно провел рукой по собственным волосам. Это было нечто ему незнакомое, в основном он чувствовал струпья сухой отмершей кожи да волоски, которые попадали между пальцами. Сложно было представить, что он ощутит, если его головы коснется рука другого человека.
Еще ему было интересно, каковы на ощупь волосы девочки. Они казались такими тонкими, такими красивыми, такими непохожими на его собственные седые прямые волосы, которые он стриг себе сам! Когда мать оставила в покое челку, та упала на место, но перед этим свет от лампы за диваном на мгновение запутался в волосах, и те будто засияли. Они окружали лицо девочки, как нимб.
Он присел на корточки и привалился спиной к стене. Все вокруг него было спокойно; смеялись дети, работали радиоприемники и телевизоры, гудели стиральные и посудомоечные машины, ревели компьютерные игры. Приглушенные звуки, исчезающие во тьме…
В квартире горел свет. Он выбрался в прихожую. На кухне тикали часы. Дверь в спальню была приоткрыта, и оттуда доносился храп. Он сделал несколько шагов и помедлил перед дверью, прислушиваясь.
Храп прекратился. Кто-то откашлялся. Под крышей шелестело. Мужчина что-то пробормотал во сне.
На кухне было светло, почти как днем, ее заливало сияние витрины магазина напротив. На стене висели старые часы в тяжелом деревянном корпусе. Их тиканье звучало четче обычного.
Он остановился посреди кухни, обернулся и увидел собственную тень. Он был высок, и тень его, возвышавшаяся над шкафчиками и полочками, ужасала. Она делала его похожим на аномально крупного человека — а может, даже и не человека вовсе.
 
Он посмотрел на свое отражение в оконном стекле. В ярком сиянии витрины казалось, что его кожа сама испускает свет. Синее неоновое свечение сгладило морщины на изможденном лице, но глазницы лежали в тени надбровных дуг, и этот контраст делал его голову похожей на череп.