Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ)

— Этого тебе знать не обязательно, вдруг тоже прикончат, — Гийом взял себя в руки.
— Ну, как угодно, так при чем тут я-то?
«Хотя уже знаю, ты, конечно, хочешь, чтобы кто-то разгреб для тебя дерьмо руками, ну ты ж начальник — только попроси».
— Найди эту суку! — вновь выходя из себя, взревел де Маранзи.
«Ну, по крайней мере, он ненадолго забыл о дочери».
— Найди и приведи ко мне, — глаза дейцмастера сузились. — Я буду его медленно, очень медленно потрошить… и спрашивать — ЧЕМ ЕМУ НЕ УГОДИЛИ МОИ ЛЮДИ?!
— Думаю, причина была, — флегматично протянул сейцвер и прихлопнул толстого москита, присевшего было ему на плечо, к концу года этих тварей становилось все больше.
— Так найди ее, — начальник Тайной Канцелярии Ахайоса устало опустился в свое резное кресло красного дерева, плюхнувшись толстым задом на кремовый плюш, — и как можно скорее, — он швырнул Вангли толстую папку из желтой кожи: — Подробности. Денег не жалей, сходи к интенданту, возьми тысяч десять на первое время.
— Есть, патрон! — бывший пират поднялся, щелкнул каблуками начищенных, как всегда, сапог, прихватил папку и вышел, тряхнув полами форменного сюртука.
***
— Ой, мамочки мои, это ж на что тебе такие деньжища?! Признавайся, гнусный разбойник — ты вытянул эту расписку у толстячка Гийома под дулом пистолета, угрожая ему жизнью его семьи и дальних родственников? — интендант, как и всегда, был саркастичен и зловреден.
— Интересно, — задумчиво проговорил Фредерик, — ты и правда считаешь, что эта конторка и выдуманные погоны защитят тебя от превратностей этого мира?
— Нет, я-таки думаю, что от превратностей этого мира меня защитит тот факт, что если я скопычусь, мои должники тут же станут должниками разных банд Ахайоса, а потому меня холят и лелеют, — ригельвандец сладко потянулся. — Ну и дробовичок под стойкой тоже помогает. Вообще, ты смельчак Вангли.
— Да ну? — вздернул бровь бывший пират.
— Из всех высерков, работающих на Гийома, ты единственный смеешь мне хамить! Ну, правда, при этом ты единственный, кто никогда не брал у меня денег в долг и всегда возвращал сдачу после операций, — интендант сурово сощурился. — Знаешь, о чем это говорит?
— Да мне, честно говоря, насрать, — зевнул Стервец. — Гони бабки.
— Это говорит о том, что ты берешь деньги где-то еще, — на стол лег тяжелый сундучок, где сладко звенело золото, — и это подозрительно.
— Просто в свободное время я продолжаю грабить корабли и пощипывать торговцев, — осклабился Вангли, — но уставом это не запрещено.
— А как же милосердие? — в притворном ужасе вскричал ригельвандец.
— Ну, некоторых я оставляю в живых, — Вангли чуть помолчал, придирчиво осматривая собеседника, — тебя бы, например, оставил, только нос бы отрезал на память, уж больно выдающийся.
— Оставь мой шнобель в покое, он явно свидетельствует дамам о том, что у меня в штанах в два раза больше, а вот тебе, — осмотрел он существенно меньших размеров нос Фредерика, — гордиться нечем, прячешь там небось фитюльку только на пописать.
— Да, кстати, — от последней колкости сейцвер просто отмахнулся, она была слабовата, — чем таким занимались в последнее время Эмберлин Пайо, Мейрик Санти, Велларион де Пуатье Ля Тирро, Орландо де Столь и Гастон Рани, вместе? Старина Гийом послал меня к тебе за разъяснениями.
— Дорогой мой сейцвер, — интендант заговорил очень серьезно, — если бы дейцмастер послал вас ко мне с уточнениями об этих пятерых, то за два дня до этого он прислал бы письменное распоряжение в трех экземплярах, позволяющее мне хотя бы упоминать эти имена. Вали отсюда, Вангли, и не отсвечивай.
«Черт, не вышло, что-то вы тут крупное, ребята, втихаря мутите», — не слишком раздосадованный, но озадаченный Фредерик зажал подмышкой десятикиллограмовый сундук и отправился восвояси. На ходу размышляя о том, с чего начать расследование.
Мысли о мертвых
Поскольку особо мудрых мыслей не нашлось, Вангли решил начать с простого. Он сидел в своей комнате и разбирал досье на каждого из погибших. Кровать, на которой он сидел, была мягкая, пиво крепкое, а еще пара дыр от выстрелов, проделанных в стенах, привели соседей к мысли о том, что покой сейцвера, когда он дома, а происходило это редко, лучше не нарушать. Правда, с того первого случая со стрельбой соседи у него сменились. Стервец был забавно удивлен, когда, ворвавшись в комнату излишне громко занимавшихся сексом соседей, он обнаружил лучшую сыщицу Гийома — Миранду де Боготье, скачущую верхом на каком-то морском пехотинце из тех счастливчиков, что сохранили уши и носы.
 
Последовавшая перестрелка привела к возникновению взаимного уважения между фигурантами, и с тех пор Вангли более не стрелял в стены, а его соседка вела себя достаточно тихо. Вооруженный нейтралитет, так сказать.
«Эмберлин Пайо, этого я знаю — невысокий, подтянутый, одевался в черный плащ с рукавами и большим количеством карманов. Еще треуголка у него была забавная, да на убийцу не очень был похож — лицо открытое, честное, юморной даже, но, наверное, так и должно быть, помню, спросил у него:
— Эмбер, а чем ты вообще у нас в конторе занимаешься — никогда о твоих делах не слышал?
— Тем же, чем и все, — он улыбнулся, пара зубов прям как у меня — золотые, — улаживаю проблемы, просто потише, чем ты, Вангли.
Оказывается, он убийца — впечатляющий послужной список — заместители глав банд, купцы, наемники, двойные агенты, какая-то девочка семи лет, несколько адептов Тысячеименного, пираты, хм, наши чиновники, любовница губернатора — забавно. Всего сто двадцать три человека. Нехило.
Настоящий мастер, убивал всем — ножи, клинки, пистоли, бомбы, яд, голыми руками. И наверняка был неплохо защищен магически — как минимум, амулет, отводящий пули, какая-нибудь защита от магии и проклятий. Еще он сидел на эликсирах — был быстрее и сильнее не только человека, но, скорее всего, и гетербага. По крайней мере, быстрее точно. Его обучал маэстро де Льери — лучший инструктор Канцелярии на Экваториальном Архипелаге.
Крутой перец, чтобы его уделать, нужен был еще более крутой перец. Печально».
Вангли пригубил пива и прошелся по комнате, хрустя суставами. Осмотрелся. Закрыл и завесил окно. Приступил к делу Мейрика Санти.
«Снайпер — занятно. Оказывается, Канцелярия ворует лавры у военной разведки. Участвовал в скрытных операциях на территории противника, убивал офицеров, обеспечивал прикрытие переговоров, отлично справлялся с задачами поиска и устранения снайперов противника. Невысокого ума, однако в этом деле главное не ум. Исполнительный, почти бесстрашный, опытный и мастер маскировки к тому же.
Все указывает на то, что его грохнули прямо на очередном задании, за одним исключением — у него не было никаких заданий. Похоже, он занимался самодеятельностью. С учетом его верности — что-то должно было крепко пойти не так. Он, наверное, был в панике, если решил действовать без приказа.
Кто-то выследил и грохнул на задании, пусть и самозваном, снайпера и специалиста по маскировке, в городе привыкшего держать в поле обзора каждую крышу. А перед этим, возможно, та же персона довела несчастного до паники и полного неадеквата. Иначе он даже казарму бы не покинул.
Эта мразь не наугад действовала. Он, ну или она, планировал, выслеживал, изучал свои жертвы. То есть, в Ахайосе, под носом у вездесущего Гийома, сидит какой-то сукин сын, убивающий его агентов. И при этом уже некоторое, существенное уже, время незаметный для Канцелярии. Все это воняет сильнее трехдневной дохлой свиньи под тропическим солнцем».
Фредерик хлебнул пива, но оно показалось уже не столь вкусным, как раньше. Он вышел, дошел до кухни, взял там вина и бифштексов с кровью, краюху хлеба и сыр. Вернулся назад. На очереди было досье Веллариона де Пуатье Ля Тирро.
«Актер и талантливый имперсонатор, мастер игры на сцене и существенно в большей степени — мастер игры за сценой. Никакой он не аристократ, но в свое время это не помешало ему работать шпионом на нескольких губернаторов, притворяясь то оборванным слугой, то блистательным графом издалека, то неизвестным родственником своего нанимателя. Он подслушивал, вынюхивал, разоблачал и добывал компромат. Он был так искусен, что даже порой мог работать на нескольких нанимателей сразу. При этом умудрялся еще и играть в театрах, не будучи узнанным. До тех пор, пока наш толстячок не взял его за тестикулы.