Живой проект

— Я испугалась за тебя. Эти сутки…

— И поэтому решила взять меня под контроль? Люда, милая… с тобой все в порядке? Это проблемы с короткой памятью или с большими амбициями?

— Не ругайся.

— Ну, что ты… какая ругань… — Михаил оперся спиной о дверной косяк напротив бывшего секретаря. — Просто я ехал к одному из немногих людей, которым могу доверять. Я ехал к старому и верному другу. К желанной женщине. И что я встретил? — он помолчал, разглядывая ее лицо. — Любой договор, будь он коммерческим или социальным, предполагает взаимные выгоды. Иначе это не договор, а эксплуатация… или благотворительность… — Михаил вынул из кармана ключ и протянул на раскрытой ладони. — Это было твое предложение. Если ты пересмотрела его… я не стану меньше тебя уважать.

Женщина покачала головой и сжала ладонь Михаила в кулак.

— Совсем не обязательно даже в постели расставлять все и всех на свои места, Миша.

Михаил засмеялся:

— Милая, весь мир — постель. Либо имеешь ты, либо имеют тебя.

— Да что с тобой такое?! Что еще случилось?

Михаил нахмурился и отвернулся. Пройдя в гостиную, присел на диван и уперся в колени.

— Они провели закон о человеческих и гражданских правах живых проектов, — признался он. — Но вряд ли они знают, что я рад этому.

— А ты рад?

— Да. Хотя для «Живого проекта» это обернется катастрофой.

Людмила присела рядом.

— Как это могло произойти так скоро? Почему?

— Я не умею с ними общаться. У отца был Крышаев, но после Калмана и похищения Александра он сам уже не сунулся бы ко мне. Думаю, Высоцкий спустил все свои накопления на взятки, а я в тот момент выгреб из компании все, чтобы не потерять место. С утра позвонил Эд и Григорий… остальные молчат. Я не удивлюсь, если Иванов будет прятаться от меня ближайшие полгода. И не удивлюсь, если начнут тормозить на каждом светофоре. И единственный человек, с кем я хотел бы поделиться этим, ненавидит меня. Он сбежал на другое полушарие с женщиной, с которой я делил все, что имел, свою жизнь. Я был готов дать ей все, чего бы она ни захотела, а получил лишь запись о… — Михаил осекся. — Что еще случилось? Слишком много… — после паузы он тихо усмехнулся и закашлялся. — Я приехал в офис и на меня бросились со всех углов сообщения и пропущенные вызовы и конференции… какая-то ерунда, на которую становится стыдно тратить время, когда понимаешь, что завтра может не наступить. Кроме одного… одной очередной катастрофы… — Михаил помолчал. Он не видел наполняющийся беспокойством взгляд бывшего секретаря. — Я думаю, что справлюсь со всем, если продержусь сегодня. А потом завтра. А потом еще неделю. А потом еще одну. Но я не знаю, что произойдет завтра. Когда выпускали из отделения, мне прямо сказали, что охрана в наши дни излишня. Представляешь? Менты… в глаза. Я ехал и думал, что они правы. Это может оказаться кто угодно. И те, с кем я «не поделился» и те, кого «не слушаюсь». Это может быть и мой личный телохранитель. И один из Олегов, а может и Макс. И парень Аньки, который вляпался по уши, покрывая возврат кредита бюро ее отца из текущих поступлений. И сам Крышаев… и эти фанатики, что уже стреляли весной. Что еще случилось? — мужчина откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. — Я зол и устал. Я пытаюсь увидеть хоть какой-то просвет. До этого года я предполагал риски и защищался от них. А теперь я даже не могу представить, что еще может произойти. Кажется — все уже случилось. И когда я думаю, что все беды позади и можно передохнуть, взяться за лопату и начать разгребать… ты смотрела новости?

— Что?

— Ты смотрела утренние новости?

— Я… нет.

— На северо-западе обрушился тоннель метро.

— И?

— Поврежден магистральный кабель… — Михаил обернулся к женщине, — клиника и склад LPC остались без электричества.

— Ну, там же свои электростанции.

— Да, там свои генераторы, ты права. И дополнительные аккумуляторы есть. Тревогу начали бить через два часа, после отключения. Можно было подвезти еще, но дорожные службы оказались не готовы к тому, что и в этом году, словно впервые за всю историю страны, наступит зима.

Люда выпрямилась.

— Соты?

— Соты… — кивнул Михаил. — Благодаря одному любителю мануального вождения там авария и пробка до ближайшей заправки на несколько часов. Пока я был за решеткой, Марк не сразу выбил разрешение на использование вертолета в городской черте. Поехали на снегоходах по обочине… по обочине обочины. Это и так уже смешно, но их остановили за нарушение. Когда в офисе узнали, отправили последнего охранника пешком. Они пробыли без электричества на несколько минут дольше, чем можно было позволить. Начались необратимые процессы. Всего несколько минут…

Люда обошла диван и остановилась у окна. Михаил не поднимался и не оборачивался. Он слишком хорошо понимал, что она может чувствовать сейчас.

— Там же генераторы… аккумуляторов на несколько суток…

— В стране воров и дураков не бывает запаса аккумуляторов на несколько суток.

— Но только не у нас!

Безрадостно смеясь, Михаил подошел к Людмиле и крепко обнял ее.

— Ты подстать своему шефу, Люда… такая же наивная идеалистка.

— Этого не может быть, Миш. Марк бы что-нибудь придумал!

— Что, например? Марк выбил разрешение на использование вертолета только когда сказал, что в сотах этого склада органы всей верхушки «Руси». Ты думаешь, это помогло? Когда ночной дежурный на кнопке блокировки частных транспортных средств вылез, наконец, из сортира, единственный оставшийся охранник склада уже шел до заправки пешком.

— Но Марк мог доехать, долететь… у него же куча всякой техники!

— Мы не можем летать, пока «Русь» не отключит блокировку. Мы в опале, Люда. Беспредел в прошлом.

У Михаила появился входящий вызов.


— Миша, где ты? Я только узнала о складе LPC, но не верю своим глазам. Все соты? Абсолютно все? Ничто нельзя восстановить?

— Мам, это поправимо. Вырастим новые. Все будет хорошо.

— Мне сообщили, что тоннель был поврежден в результате взрыва. А взрыв организовал техник. Ты понимаешь, чем нам это может грозить?

Перед ответом Михаил глубоко вздохнул.

— Кто тебе это сказал?

— Неважно! Где ты?!

— У меня параллельный звонок. Я подъеду ближе к вечеру, как и обещал, — Михаил переключился на нового абонента, — да, Григорий.

— Миша, в тоннеле был взрыв и, судя по записи, виноват живой проект. Мне прислали запись по старой дружбе и здесь просто баталия перед взрывом. Судя по всему, пассажиры поняли, что клон везет взрывчатку. Сейчас органы выясняют, чей это был техник.

— Гриш, кто-то сообщает Ларисе Сергеевне новости раньше, чем я сам о них узнаю. Я хочу, чтобы ты нашел этого человека. Или эту контору. Или эту машину. Чем бы это ни было.

— Я попробую, но мне придется установить оборудование на территории особняка Ларисы Сергеевны.

— Нет, она не позволит. Придумай, как это сделать удаленно. По поводу взрыва я понял.

— Если кто-то возьмет на себя ответственность, то хорошо. Но если в течение трех дней будет тихо, то сочтут личной инициативой. А личная инициатива одного из клонов, девяносто девять процентов которых работает на опасных производствах и с опасными веществами выльется «Живому проекту»…

— Не продолжай. Я все понимаю.

— Ты не приедешь в офис сегодня?

— Не собирался. Пришли мне запись. И спасибо за оперативность… в моем личном запросе.

— Ты про парня Гороян? Это было несложно. Только теперь по той же ниточке, но в обратную сторону пойдет его руководство, и тогда парню пиши «пропало». Если ты планируешь что-то предпринять, лучше поторопиться.

— Я понял. Если у тебя есть время и возможность, подчисть за ним и выкупи долг на «Живой проект». Обратись к Федору.

— Что?!

— Ты услышал и понял правильно. Сделай это для меня, пожалуйста.

— Хорошо… — глухо, с неохотой ответил начальник СБ, — отбой.

— Что-то еще? — Люда стояла против света, и Михаил видел лишь ее силуэт.

— Ты не хочешь этого знать.

— Да, не хочу. И ушла, чтобы не знать.

— Прости, — вздохнул Михаил. Он не видел лица женщины. Перед ним в ярком свете в обрамлении мягких волн спадающих на пол и подобранных массивным шнуром тяжелых штор стоял лишь абрис… образ человека, на поддержку которого он имел право рассчитывать, но не имел права причинять ей ту же боль, что испытывал сам. Они в равной степени любили LPI, но разделившая их пропасть стала очевидна: Людмила уже ушла.

Пройдя в прихожую, Михаил накинул пальто и, не прощаясь, ушел.

Вася ждал распоряжений, но президент молчал. Он смотрел в окошко на высокий темно-коричневый железный забор, отделяющий частную территорию его бывшего секретаря от улицы. Нужно было двигаться, что-то делать, но Михаил не мог решить куда и не находил причин зачем.

— Какой сегодня день?

— Одиннадцатое октября, Михаил Юрьевич, — отозвался Вася, — вторник.

Он сидел, задумчиво глядя на забор, или сквозь него — не видя преград. Он пытался вернуть свои мысли к происходящему вокруг, но картина распадалась, словно великолепный антикварный витраж, разноцветные осколки которого поодиночке оказывались бессмысленными стекляшками.

Через минут десять или чуть больше Михаил вернулся в дом Людмилы. Она стояла в проходе в гостиную, будто все это время ждала его возвращения, следя за ним в окно.

— Почему я?

— Что?

— Твое признание… твое предложение… — Михаил прикоснулся ко лбу, его скулы горели, — твоя просьба потешила мое самолюбие, и я не спросил, почему ты выбрала меня, — пояснил он свой вопрос. — Если тебе не нужны деньги Королевых, не нужно имя и положение, не нужен я как человек, как мужчина… что именно для тебя представляет ценность?

Она развернулась и скрылась в комнате. Михаил прошел за ней. Людмила встала вполоборота к окну, и Миша продолжил самостоятельно отрезать уже обдуманные причины:

— Я вряд ли буду хоть сколько-то хорошим отцом, потому что моя жизнь — LPI. Я не так умен, как даже наши общие знакомые… и характер у меня не самый мягкий. Я тиран, самодур и даже ты меня боишься. Ты мало что можешь от меня получить, даже если бы я хотел отдать тебе все, что у меня осталось. Я много могу, но не сдвинусь с места, если не увижу резона сделать шаг. Судя по происходящему вокруг, я просто неудачник и, похоже, иду прямиком под каток. Я загибаюсь от усталости, и даже мои клонированные органы погибли прошлой ночью вместе со всеми сотами на складе LPC. Что именно ты оценила столь высоко?

Людмила, слушавшая его монолог со вниманием и изумлением, мягко улыбнулась и повернулась к нему всем корпусом. Когда женщина заговорила, Михаил догадался, что она поняла вопрос сразу, и ответ был готов еще до того, как вопрос был задан.

— Твое нежелание страдать.