Живой проект

13




Лариса Сергеевна сажала гиацинты, когда Катенька позвала с крыльца:

— Лариса Сергеевна, Николай Крышаев на связи!

Женщина поднялась с табуреточки и, снимая на ходу перчатки, направилась в дом. На улице было пасмурно и тихо. Тяжелые неподвижные тучи обещали пролиться дождем, а пока можно было насладиться тихим и теплым сентябрьским утром.

— Здравствуй, Ларочка, — ласково поприветствовал Крышаев и Лариса Сергеевна недоверчиво сощурилась.

— Добрый день, Коля.

Они не разговаривали пару недель, с того «сердечного приступа». Удостоверившись днем позже, что жизнь вдовы профессора Королева в надежных руках медиков, Крышаев не беспокоил ее.

— Должно быть, нужны очень веские причины для того, чтобы разорить собственного сына, — сказал Николай тихо, с чувством большим, чем то, на которое он был способен в принципе, по мнению Ларисы Сергеевны.

— Не стоит благодарности, Николай. Мир не крутится вокруг тебя, но и ты заслуживаешь справедливости.

— Я не ожидал этого. Не смел и надеяться на подобное участие.

— Вряд ли ты ждал эти дни, чтобы позвонить с благодарностью. Зачем ты звонишь?

— Ты знаешь, что твой сын не настолько богат, чтобы обеспечить шесть процентов… — он скривил губы, — четыре с половиной процента, конечно же. Он наскреб полтора процента. Ты не интересовалась, у кого он занял остальное?

— Должно быть, ты знаешь, Коля, — Лариса Сергеевна не переносила его позерство, как и позерство сына, впрочем. Она привыкла к тому, что Крышаев всегда все знает… даже то, что ему знать не положено. Но приятие этого факта никак не влияло на ее неприязнь к его методам.

— Я не знаю кто они, Лара, лишь имена. Но я знаю, под залог чего он получил обеспечение.

— Говори.

— Акции LPI, когда они перейдут к нему, — проговорил Крышаев медленно, и добавил тоном, исключающим недопонимание, — один к двум.

Лариса Сергеевна сидела молча с минуту. Потом потянулась дрожащей рукой к виску.

— Ты уверен? — ее голос ослаб.

— Конечно, Лара, — печально подтвердил он, — я мог лишь надеяться, что ты не пойдешь на поводу, когда он предложил свои махинации для удаления меня из акционеров, но я и представить не мог, что ты не отстегнешь ему пару процентов акций из своего пакета или пару миллиардов ради того, чтобы он не сел в лужу. Это слишком неожиданно, хоть и вполне похоже на тебя, Лара. Чем ты руководствовалась? Стремлением сохранить контрольный пакет акций для его детей, ведь так? Но как только тебя не станет, он отдаст шесть процентов людям, сохранившим для него президентское кресло.

— Это невозможно… он не мог на это пойти… даже ради места. Это же огромные деньги, кто мог одолжить ему их?

Крышаев невесело засмеялся, качая головой.

— Я не знаю, Лара. Я на самом деле не знаю.

Воцарилось молчание. Женщина забыла о незримом присутствии Крышаева, он же наблюдал за ней.

— Я знаю, как это важно для тебя, — сказал Николай через какое-то время и поправился: — Ты показала, насколько это важно. Я могу помочь.

Лариса Сергеевна подняла взгляд и горько рассмеялась:

— Ты отдашь мне свои шесть процентов?

— Нет, Лара. Я никому и никогда не отдам свои деньги и свой голос, — улыбнулся Крышаев, — даже тебе. Но ты прекрасно знаешь, что у меня нет наследников. По крайне мере таких, каким я хотел бы что-то оставить. Мы… мы могли бы расписаться.

— Не поняла.

— Я делаю тебе предложение, Ларочка, — объяснил Крышаев и Лариса Сергеевна нахмурилась с еще большим непониманием, — мы можем составить брачный договор, посредством которого избавим друг друга от претензий на имущество, но наследницей моего куска LPI будешь ты.

Женщина подалась вперед, и если бы перед ней оказалась не проекция, а живое лицо, Крышаев получил бы пощечину.

— Не торопись с ответом, дорогая, — усмехнулся Крышаев. — Я пока не на смертном одре… и, кстати, благодаря твоему решению, мы с твоим сыном еще не скоро начнем палить друг в друга.

Лариса Сергеевна была сама не своя весь день, и это ужасно вымотало ее. Около пяти она набрала сына.

— Как ты посмел?! — обрушилась она на него, а потом отклонилась в кресле. Михаил был вымотан как никогда, и ничто уже не могло скрыть это, как и тронуть его за живое.

— Конкретнее мама, у меня мало времени… — устало сказал он.

Женщина сглотнула, глаза заслезились от жалости, переполнившей ее. Пытаясь взять себя в руки, она продолжила, но уже тихо, еле различимо:

— Ты взял кредит под акции холдинга… один к двум!


Михаил склонил голову, отчего его взгляд всегда становился угрожающим. Он вовсе не собирался производить такое впечатление, глядя на мир исподлобья лишь потому, что где-то рядом был враг.

— Откуда тебе это известно?

Мать замялась.

— Ну?!

— Николай сказал.

Михаил прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Он знает, кто дал мне в долг?

— Нет, — качнула головой мать, — Лишь имена.

— Понятно. Что ж… я это сделал, мама. Ты не должна была это узнать. Но раз узнала, я ничего не могу изменить.

В полных слез глазах Ларисы Сергеевны не было осуждения. Она понимала, что сама толкнула на это сына, и он никогда бы не пошел на сделку, будь для него приемлем другой выход.

— Извини, мама, у меня действительно куча дел. Я заеду на неделе. Пока.

— Миша…

Михаил отключил связь и посидел с минуту, задумчиво крутя в пальцах зажигалку. Потом достал из сейфа пистолет. Его тяжесть и прохлада заставили мужчину задержать оружие в руке. Затем он отправил его за пояс.

— Михаил Юрьевич, на связи господин Иванов.

Михаил обернулся к столу, раздумывая, ответить сейчас или перенести этот разговор на потом. Он не хотел больше произносить ни слова в своем кабинете. Но Иванов, представляющий «Русь», звонил Михаилу первый раз за не полных пять лет его президентства. Это было странно, и он вернулся на рабочее место.

— Приветствую, Михаил Юрьевич, — поздоровался Иванов, Михаил вежливо кивнул. — Обстоятельства вынуждают меня обращаться к вам лично, что можно было ожидать после события двухнедельной давности. Насколько я понимаю, раз вы стали генеральным директором «Живого проекта», вы взяли на себя и наш сектор работ.

Михаил не любил этот язык. Каждый раз он чувствовал, что его засасывает в трясину, а перед глазами клубится туман, мешающий увидеть спасительную веревку. Он лишь приблизительно понимал, на какой теме растекается словами собеседник, и потребовал ясности:

— Какие обстоятельства, какие события, какой сектор работ?

— Я имею в виду вашу неудачную попытку реорганизовать LPI ради того, чтобы избавиться от господина Крышаева, как учредителя. И удачную попытку смещения его с должности главы «Живого проекта». Вследствие этого господин Крышаев больше не желает заниматься связями с… нами.

— Простите, у меня мало времени. Какова цель вашего звонка? Конкретно.

— Конкретно, настало время платить по счетам. Если мы не…

Он замолчал.

— Вы не… что?

— Вы же помните, что просили позаботиться о том, чтобы рассмотрение вопроса прав живых проектов было заморожено?

Михаил понял, что от него добивается собеседник и брезгливо поморщился.

— Что сказал Крышаев?

— Не понял?

— Что сказал Крышаев? — повторил Михаил глухо. — Чем мотивировал свой отказ заниматься вашим… сектором?

— Эмм… — Иванов замешкался, — вам дословно?

— Будьте так любезны.

Возникла пауза, Иванов зачитал:

— «Если этот молокосос считает, что больше не нуждается во мне, пусть сам со всем разбирается. Спрашивайте у него». После моего вопроса о средствах: «Я сказал, все вопросы к сыну Королева! Я теперь просто акционер, Стас. С меня взятки гладки! Ему нужны ваши услуги, пусть сам за них и платит!» — возникла пауза. — Вот так вот… если дословно.

— Ваши услуги оплачиваются из ваших повышенных дивидендов, насколько я знаю, — проговорил Михаил, подавив приступ глухой ярости, на которую, казалось, в нем уже не могло быть сил.

— Этого слишком мало.

— Но такова была ваша договоренность с отцом!

— Цены растут, Михаил Юрьевич…

— Прибыль тоже!