Жена башмачника

Ладонь Чиро скользнула вверх по бедру Энцы, он плотнее прижал жену к себе.

– Когда любишь кого-то, думаешь, что знаешь о нем все. Расскажи мне о себе что-нибудь, что мне неизвестно. – Чиро поцеловал ее в шею.

– У меня в кошельке сто шесть долларов.

Чиро тихонько рассмеялся:

– Браво!

– И они твои, это вклад в обувную мастерскую.

– Наши, ты хочешь сказать.

– Наши, – тоже засмеялась она.

– Я увез тебя от жизни, которую ты любила?

– Я скучаю по Лауре и по опере. И по арахису в сахаре на углу Сороковой улицы и Бродвея.

– Думаю, арахис у тебя будет.

– Спасибо, муж мой.

– А как насчет синьора Карузо?

– Да, его мне тоже не хватает. Но, кажется, теперь я понимаю, о чем поется в его ариях. Счастливая жизнь обязательно держится на любви – он утверждал это каждой нотой. Мне не хватает его умения относиться к каждому человеку как к особенному. Знаешь, он заставлял нас всех смеяться. Я научилась понимать хорошие шутки и умные разговоры. Но с тобой у меня все это есть.

– Ты боишься?

– Почему я должна бояться?

– Мы направляемся в Хиббинг, а он может тебе не понравиться.

– Ну, если мне там не понравится, отправимся еще куда-нибудь.

Чиро рассмеялся:

– Va bene.

– Я представляла это совсем не так.

– Замужество?

– Любовь. Знаешь, это в самом деле чудо. Быть так близко. В этом есть красота.

– Как и в тебе. Отец сказал моему брату одну вещь, значения которой я до сих пор не понимал. «В этом мире остерегайся того, что означает все или ничего». Но теперь я понял, что лучше, когда оно значит все. – Чиро поцеловал ее, провел кончиком пальца по шраму над бровью. Тот был еле различим, в нить толщиной и длиной не больше ресницы. – Откуда это у тебя?

– Из Хобокена.

– Упала?

– Ты правда хочешь знать?

– Я хочу знать о тебе все.

– Ладно. Был один человек на фабрике Меты Уокер, не дававший проходу девушкам, и однажды он напал на меня. Но сначала целый месяц приставал с оскорблениями. Я отбивалась, я была в такой ярости, что наверняка бы справилась. Но упала на пол и напоролась на торчащий гвоздь. А спасла меня Лаура. Напала на него, размахивая портняжными ножницами.

– Я бы убил его.

– Она чуть и не убила. – Энца улыбнулась, вспоминая разъяренную Лауру и ту ночь, когда их дружба стала еще крепче. – Я вижу этот шрам каждое утро, когда умываюсь. Он напоминает мне о моей удачливости. И когда я думаю об этой истории, то не вспоминаю о плохом – только о подруге, ее отчаянности. Лаура учила меня английскому, но теперь-то я понимаю, что она выбирала те слова, которые мне были нужны, а не те, которым я просто хотела научиться. Она велела мне читать «Джен Эйр». Вслух. Когда попадались куски про Рочестера, она комментировала его грубости, и мы хохотали как сумасшедшие. Как и у Джен, у нас не было связей, но Лаура учила меня вести себя так, будто у нас весь мир в кармане. И это ведь Лаура уловила во мне творческую жилку, это она требовала, чтобы я добивалась идеально ровных швов, научила не бояться необычных расцветок и тканей. Так что вся моя уверенность от Лауры.

– И тебе не нужно с ней разлучаться. Мы будем гостить у них, они – у нас.

– Конечно, я об этом мечтаю. Но мы будем счастливы, даже если просто станем писать друг другу. Думаю, нашу дружбу не разорвать.

Чиро поцеловал ее.

– А я не думаю, что между вами сумеет втиснуться мужчина. Или двое мужчин, если считать Колина.

Чиро уснул, уткнувшись лицом ей в шею, а Энца смотрела в окно. Она представляла, что впереди ее ждет много таких вот ночей: только они двое, лежат обнявшись, а мимо летит огромный мир. До встречи с Чиро Энца не умела толком мечтать, она подсчитывала деньги, придумывала, как бы заработать побольше, искала пути решения проблем, сочиняла фасоны платьев, считала стежки. И все ее мечты касались дома, семьи, безопасности. И вот муж сделал из нее мечтательницу. Мечтательницу, которой отныне нечего бояться. Его близость наполняла ее ощущением покоя – пока она любит Чиро, опасаться нечего.






2

Библиотечная карточка

Una Tessera della Biblioteca




Из окна поезда, прибывшего на вокзал Хиббинга, Энца смотрела на холмы, укрытые белыми сугробами. У железнодорожных путей змеились рельефные колеи – следы, оставленные в снегу тракторами и грузовиками. Вдали, на открытом пространстве, сгрудились самосвалы, краны и прочая техника, готовая вгрызться в землю.

Рудники Северной Миннесоты тянулись вдоль Железного хребта на добрые две сотни миль. Выходы шахт, точно шляпки гвоздей, темнели на белом полотнище снега. Работа велась круглосуточно, в рудниках были заняты тысячи рабочих. Сталелитейная промышленность требовала все больше железной руды. Сталь была строительным материалом будущего; мосты, небоскребы, автомобили, авиация – для всего нужна была сталь. Железная руда питала индустриальный бум. Военная промышленность лишь увеличивала потребность в железе – бронетехника и подводные лодки требовали стали. Железный хребет разверзся, открывая свои недра. Горнорудный бизнес был на подъеме.

Прибывшие спустились с подножки поезда, их встретил ледяной ветер. Энца едва устояла на ногах. Чиро обнял жену, и они заскользили по обледенелой платформе. Луиджи поддерживал Паппину, до смерти боясь, что она упадет. От морозного воздуха перехватывало дыхание. Беззвездное небо было насыщенно черным, точно разлившаяся китайская тушь. Энца думала, что Итальянские Альпы – самое холодное место в мире, но теперь она поняла, что просто не бывала в Миннесоте.

Пересекая Мэйн-стрит, Энца увидела, что Хиббинг возвели второпях как придаток карьеров. Горстка строений, среди которых выделялись больница, школа, отель и несколько магазинов, забитыми в землю колышками торчала на фоне дикого ландшафта. Здания были простыми, но прочными, с двойными окнами, массивными дверями и функциональной отделкой. В Хиббинге не было ничего величественного. Этот город построили, чтобы противостоять суровой стихии.

Когда они проходили мимо универмага, Энца отметила, что манекены в витринах одеты не в шелк и парчу, как в роскошных витринах Манхэттена, а в шерстяные пальто, шарфы и ботинки. Паппина заинтересовалась стройкой на Пайн-стрит: почти готовое здание школы, сложенное из красного кирпича, смотрело фасадом на библиотеку Карнеги. Куда ни посмотри, взгляд натыкался на строительные леса и стальные каркасы – Хиббинг рос назло морозам и метелям Миннесоты.

– Это здесь! – воскликнул Чиро, перекрикивая ветер.

Он придержал дверь отеля «Оливер», пропуская Паппину и Энцу. Луиджи немного отстал, волоча багаж, точно верный шерпа. Они сняли верхнюю одежду, и хозяйка пригласила их в викторианскую столовую: сплошь полированное дерево и кружевные салфетки. В камине потрескивал огонь, наполняя помещение смолистым запахом сосновых поленьев. Вместо свечей на столах горели шахтерские лампы.

– Понятно, кто тут всем заправляет, – сказал Луиджи, разворачивая на коленях салфетку.

– С киркой и лопатой, – подхватила Паппина.

– Мистер Латини? – К их столу подошел крепко сбитый человек лет сорока, в шерстяном костюме и зимних ботинках.

– Должно быть, вы Мэл Буторак. – Луиджи встал и пожал ему руку.

Из Нью-Йорка Луиджи связался с Мэлом, который занимался в Хиббинге недвижимостью, помогал арендовать помещения, заключать договора с банком.

– Чиро, это тот парень, что заманил нас сюда.

Чиро встал и тоже пожал руку Мэлу. Они представили своих жен и придвинули еще один стул, чтобы Мэл смог к ним присоединиться.

– Как путешествие? – дружелюбно спросил Мэл.

– Думаю, переплыть океан и то было бы быстрее, – улыбнулась Паппина.

– Уж не знаю, – рассмеялся Мэл. – Я не забирался южнее Близнецов[79]. Но надеюсь когда-нибудь навестить кузин в Хорватии.

– Ничто не сравнится с Адриатикой летом, – сказал Луиджи.

– Слышал, слышал, – согласился Мэл. – Я готов помочь вам обустроиться на новом месте. Город предоставит вам все, что только понадобится. Мы бы хотели, чтобы вы чувствовали себя как дома.

– Вы сказали, что здесь есть недвижимость, на которую мы можем взглянуть, – откликнулся Луиджи.

– Верно. Но я хочу подкинуть еще одну идею. Знаю, вы планируете открыть мастерскую вместе, но на самом деле нам нужен сапожник не только в Хиббинге, но и в Чисхолме. Это соседний город. Если вы разделитесь, то сможете открыть две мастерские, и все равно останется уйма работы.

Энца встревожилась. Они только что приехали, и все уже оборачивается не так, как представлялось им в Нью-Йорке.

Чиро заметил ее беспокойство.

– Но мы планировали совсем другое.

– Конечно, я покажу вам помещение в Хиббинге, как и договаривались. Просто не отвергайте с ходу вариант с Чисхолмом.

И тут Мэл разразился речью. Говорил он так складно, что Луиджи и Чиро догадались: он уже не раз выступал перед людьми, приезжающими в район Железного хребта, мечтая разбогатеть.

– Условия здесь меняются чуть ли не каждый день. Открываются все новые шахты, прибывают все новые и новые рабочие. И всех их нужно обслуживать, удовлетворять их нужды. Дайте мне шанс показать все на деле. Отужинайте, выспитесь, а утром я покажу вам помещения. У меня есть грузовичок, мы можем съездить в Чисхолм. Глядишь, вам и понравится идея, а ежели нет, то вернемся к первоначальной договоренности. Честная сделка?

Чиро и Луиджи переглянулись. Они не ждали, что все пойдет согласно плану, но трудности они рассчитывали преодолевать вдвоем. С другой стороны, если уж приехал в Миннесоту, то будь готов к дерзким поступкам.

– Ладно, Мэл, – сказал Чиро, – мы подумаем насчет Чисхолма и встретимся с вами утром. В семь годится?

– Я буду в холле. Мы счастливы заполучить вас и ждем возможности представить вас другим итальянцам, их тут немало, на Железном хребте. – Он пожал руки мужчинам, поклонился дамам и вышел.

– Мне не нравится идея о разделении. Нам нужно держаться друг за друга. – Паппина разгладила лежавшую на коленях салфетку.

– Мне тоже, – поддержал жену Луиджи. – Может, посмотреть расписание поездов до Нью-Йорка?