Жена башмачника

– Женщины придают жизни форму и смысл, – заверил Карузо.

– Тебе лучше знать. Ты всегда то с одной, то с другой, – заметил Антонио.

Энца выкладывала дымящиеся клецки в миску, пока Лаура медленно помешивала соус. Затем Лаура передала ложку Энце, та добавила в сковороду чашку сливок и, обернув посудным полотенцем рукоятку половника, полила соусом исходящие паром ньокки.

– Итальянцы в конце концов всегда оказываются на кухне, – объявил Антонио. – Это наша судьба.

Зазвенел колокольчик.

– Я открою. Возможно, это моя истинная любовь. – Джеральдина проскользнула сквозь низенькие, как в салуне, дверки.

– Вряд ли, – сухо заметил Антонио. – Он в Италии, с женой.

Лаура, накладывавшая салат, опустила голову, как истинная ирландская судомойка, притворившись, что ей нет дела до сплетен.

– Прошу всех к столу, – произнесла Энца.

Энца и Лаура быстро посыпали ньокки тертым пармезаном и охристыми кружевными нитями шафрана.

– Я буду прислуживать за столом, а ты собирай тарелки, – распорядилась Энца.

– С радостью. Только прибереги что-нибудь для нас, – прошептала Лаура. – Запах божественный!

Когда Энрико Карузо пригласил ее приготовить «тарелочку ньокки», Энца немедленно отправилась к Серафине. Сначала та была против. Но когда Карузо сам обмолвился об этом мисс Рамунни, она поняла, что придется позволить Энце заняться стряпней. В Метрополитен-опера Карузо никогда ни в чем не отказывали, ни в больших просьбах, ни в малых. Серафина только указала Энце, чтобы та не забывала о своем месте: ей следовало прислуживать маэстро и его друзьям, но не присоединяться к ним за столом и даже не допускать таких помыслов со стороны Карузо.

Энца резко остановилась, увидев Вито Блазека, сидевшего по правую руку от Карузо, напротив Джеральдины. Антонио уселся во главе стола, лицом к хозяину. Вито поднял взгляд и подмигнул Энце. Она вспыхнула.

– Delizioso, Энца! – воскликнул Карузо, когда Энца принялась составлять тарелки из-под салата на поднос.

Быстро накрыв на стол, Энца вернулась на кухню.

– Ты видела? – Она сгрузила тарелки в раковину.

Лаура выглянула в дверь:

– Вито Блазек. Реклама. Он везде. Полагаю, это не случайно.

– Наверняка решит, что я прислуга, – разочарованно проговорила Энца.

– Ты и есть прислуга. Как и я, если уж на то пошло.

– Он встречается с Джеральдиной? – спросила Энца.

– Сомневаюсь. Синьор Скотти сказал, что у нее любовник в Италии, разве не помнишь?

– Я старалась не обращать внимания.

Лаура налила Энце бокал вина, и они прислушались к разговору за дверью. Антонио говорил об изменениях, произошедших в Англии с тех пор, как та вступила в войну, и о том, что публика нынче жаждет музыки больше, чем когда-либо. Карузо заметил, что война благотворно влияет на одни лишь искусства – в суровые времена они переживают расцвет. Джеральдина рассказала о своих концертах в Италии. Лаура хихикнула, осознав, что они только что приготовили ньокки для величайшей оперной звезды мира, а еще прошлой зимой бегали по улицам Хобокена в вареной шерсти и дешевых шляпках. Энца шикнула на нее, чтобы не мешала подслушивать.

Карузо, размахивая надетой на вилку клецкой, говорил:

– Мой хороший друг Отто Кан не может сидеть в зрительном зале, потому что он иудей. Зато он платит за все, что вы видите, включая зал, занавес, декорации, костюмы и певцов. Без него не было бы большой оперы.

– Почему же тогда он дает эти деньги, при таком отношении к своей религии? – спросил Вито.

– Любовь, – улыбнулся Карузо. – Он любит искусство так же, как я люблю жизнь.

– Ты хочешь сказать, что он любит искусство так же, как ты любишь женщин, – заметил Антонио.

– Женщины и есть жизнь, Антонио, – рассмеялся Карузо.

– Мистер Кан говорит, что пианино в каждой квартире предотвратит преступления скорее, чем полисмен на каждом углу, – сказал Вито.

– И он именно тот, кто купит эти пианино, поверьте. Мне бы хотелось быть миссис Кан, но он уже женат. На красавице по имени Адди. Как обычно, опоздала на одну арию и один день. – Джеральдина отсалютовала себе бокалом.

– Бедная Джерри, – сказал Энрико без тени сочувствия.

Энца и Лаура собрались съесть на двоих тарелочку ньокки. Они уселись за кухонный стол. Девушки ели медленно, наслаждаясь каждым кусочком.

– Ну здравствуй. Получив приглашение, я и не понял, что именно ты – та итальянка, которая готовит ужин для Карузо. – В дверях стоял Вито. Его руки спокойно лежали на низеньких дверках, загораживающих вход в кухню. – Вкуснейшее угощение, которое я когда-либо пробовал.

– Она вполне может бросить иголку и вооружиться половником, – заметила Лаура.

– Никогда, – ответила Энца.


– Кто бы ни женился на тебе, он будет сыт до конца своих дней. А тот, кто женится на мне… получит чистую раковину, – сказала Лаура.

– Что вы делаете после ужина? – спросил Вито.

– Я занята, – пошутила Лаура.

– Ты тоже занята, Энца? – осведомился Вито.

Энца улыбнулась, но не ответила. Возможно, Лаура права. Вито Блазек появлялся везде, где бывала Энца, – за кулисами, в костюмерной и на галерке. Энцу еще никогда так пылко не преследовали, и ей это понравилось. Вито был элегантен, ухожен, красив, но более всего Энцу пленяла его настойчивость. Это качество она понимала и ценила.

Лаура подтолкнула Энцу локтем:

– Ответь человеку. Он просто-напросто приглашает тебя на свидание.

– Этим вечером я не занята, мистер Блазек.

– Чудесно, – улыбнулся он.



Пока Энца и Лаура приводили в порядок кухню, из номера долетал запах сигаретного дыма и кофе. Энца думала о кухне Анны Буффа и о том, что ее стряпню там никогда не ценили, только ругали. Энца поняла: благодарный человек – значит, счастливый.

Синьор Карузо еще много раз просил Энцу приготовить ему тарелочку чего-нибудь итальянского, и девушкам теперь случалось варить спагетти в самых странных местах: в буфете Мет, на плитке в театральной уборной Карузо… Много раз Энца готовила что-то лично для Карузо, чтобы он взял ужин с собой в отель после репетиции. Величайшие звезды, недостижимые для простых людей, за исключением тех моментов, когда они, стоя на сцене, протягивали руки к публике в бархатных креслах, на самом деле тосковали по дому, лишенные пристанища. Карузо всегда помнил о теплом итальянском солнце и нежной золотой луне Караваджо, и стряпня маленькой швеи немного приближала его к родине.



С того дня, как Энца согласилась на свидание, Вито Блазек сделался еще настойчивей – так журналист охотится за сенсацией. Он вручил ей Манхэттен – как хрустальный бокал, до краев наполненный шампанским и никогда не пустеющий. У него были билеты на все бродвейские премьеры, приглашения на шикарные вечеринки в пентхаусах, места в ложе на концертах в Карнеги-холле. Они проводили долгие часы в кафе-автомате, ночь напролет рассуждая об искусстве. Он давал ей книги, водил в зоопарк в Бронксе и на длинные прогулки вдоль Пятой авеню. За Энцей по-настоящему ухаживали, и она наслаждалась каждым мгновением.

Вито уселся на место у прохода в «Фонтейне» на Западной Сорок пятой улице и протянул Энце коробку с попкорном. В этом синематографе фильмы шли почти круглосуточно, но лучше всего было в послеполуденные часы, когда разрешалось остаться и посмотреть понравившийся фильм во второй раз, потому что в рабочие часы залы пустовали. Поздние сеансы были очень удобны для мастериц из Мет – их рабочий день длился долго, примерки и репетиции затягивались допоздна. Вито похищал Энцу, чтобы сходить на ночной сеанс, зная, что им придется гулять до утра, ибо двери «Милбэнк-хаус» открывались только к завтраку. Он ухитрялся заполнить эти ранние часы удивительными экскурсиями. Энца каждый раз не могла угадать, куда он поведет ее сегодня. Живя у Буффа в Хобокене, она и не представляла, что бывает такой восторг. В горах не существовало ничего подобного. Все было ново для нее. Впервые за долгое время Энца наслаждалась молодостью в компании джентльмена, который знал в жизни толк. Он с радостью знакомил ее со своим миром и получал особое удовольствие от того, что ей по вкусу эти открытия.

– Надеюсь, фильм тебе понравится, – прошептал Вито.

– Это мой первый, – призналась Энца.

– Ты до сих пор не бывала в кино?

– Мы с Лаурой посмотрели несколько отрывков в Атлантик-Сити. Но фильм целиком – никогда, – улыбнулась она.

– Чарли Чаплин – мой бог, – сказал Вито. – Он заставляет меня смеяться почти так же много, как ты.

Энца улыбнулась про себя. Похоже, набожного человека ей встретить не суждено.

Служитель в бордовой униформе потянул за шнур, раздвигая занавес. Тяжелые драпировки разъехались, за ними обнаружился огромный серебристый экран. Сердце Энцы забилось быстрее, ее охватило то восхитительное чувство предвкушения, с каким она всегда переворачивала первую страницу новой книги. На экране возникла надпись:

«Иммигрант»

Фильм Чарли Чаплина



Гигантский пароход плыл через Атлантику, следом за ним тянулась дорожка из пенных бурунов. Камера переместилась на палубу. Маленький бродяжка Чаплин выделывал кульбиты вместе с бедными иммигрантами, одетыми так же, как товарищи Энцы по путешествию на «Рошамбо». Публика взревела от смеха, увидев, как Чаплин, поймав рыбу, кинул ее в спящего иммигранта и та угодила бедняге в нос. Энце это вовсе не показалось забавным. Вскоре образ качающегося корабля оживил в памяти пережитые ею головокружение и лихорадку. Борясь со слабостью, Энца стянула перчатки и сунула руки в карманы пальто. В конце концов она извинилась и выбежала из зала в фойе.

– Энца, – Вито нагнал ее, – что случилось?

– Я не могу на это смотреть… Прости, пожалуйста!

Вито обнял ее:

– Нет, это ты меня прости. Я идиот. Ты плыла на таком же корабле, верно?

– Я мало что помню, мне было тогда очень плохо.

– Мне следовало спросить. Пойдем. Тебе нужен воздух.

Вито вывел Энцу наружу, приобняв ее за плечи. Прохладный ночной воздух привел девушку в чувство, и ей стало стыдно.

– Мне так неловко. Наверное, ты думаешь, что я дурочка.

– Вовсе нет. Мне бы хотелось знать, что именно вызвало у тебя такую сильную реакцию.

– Я приехала сюда заработать денег, чтобы построить дом в родных горах. Мы не собирались задерживаться надолго. И вот прошло семь лет, мой папа все еще строит дороги. Но дом почти закончен, и скоро отец отправится домой.

– Ты тоже уедешь?