Жажда

– Это насчет Катрины, – сказал Бьёрн. – Я ничего не понимаю. Я увидел в списке звонков, что она звонила мне вчера ночью, но, когда я перезвонил ей, она сказала, что, наверное, случайно нажала на кнопку вызова.

– И?..

– В три часа ночи? Она не спит на телефоне.

– Почему же ты ее об этом не спросил?

– Не хотел надоедать. Ей нужно время. Пространство. Она немного похожа на тебя. – Бьёрн забрал у Харри сигарету.

– На меня?

– Одиночка.

Харри выдернул сигарету из рук Бьёрна, когда тот собирался затянуться.

– Ты ведь действительно такой, – запротестовал Бьёрн.

– Что тебе надо?

– Я схожу с ума, потому что ничего не понимаю. И я подумал… – Бьёрн судорожно почесал бакенбарды. – Вы с Катриной доверяете друг другу. Ты мог бы…

– Проверить, как обстоят дела?

– Вроде того. Я должен вернуть ее, Харри.

Харри потушил сигарету о ножку стула и посмотрел на Ракель:

– Конечно. Я поговорю с Катриной.

– Но так, чтобы она…

– Не поняла, что инициатива исходит от тебя.

– Спасибо, – сказал Бьёрн. – Ты хороший друг, Харри.

– Я? – Харри запихал окурок в пачку. – Я одиночка.

После ухода Бьёрна Харри закрыл глаза. Он слушал аппарат. Обратный отсчет.





Глава 24

Вторник, вечер




Его звали Ульсен, и он управлял «Ульсеном», но это заведение называлось так уже двадцать лет назад, когда он его купил. Некоторые считали это совпадение необычным, но так ли оно необычно, когда необычные вещи происходят постоянно, каждый день, каждую секунду? Кто-то обязательно сорвет джекпот в лотерею, и это единственное, что можно утверждать наверняка. Но все равно выигравший человек считает свой выигрыш не просто необычным – он считает его чудесным. Поэтому Ульсен не верил в чудеса. Однако этот случай был пограничным. Улла Сварт только что вошла и уселась за столик к Трульсу Бернтсену, который торчал в заведении уже двадцать минут. Чудо состояло в том, что у них было свидание. В том, что это свидание, у Ульсена не было никаких сомнений, он больше двадцати лет смотрел здесь на нервничающих мужчин, которые стоят и переминаются с ноги на ногу или сидят и постукивают пальцами по столу в ожидании девушки своей мечты. Чудом было то, что в юности Улла Сварт была самой красивой девушкой в Манглеруде, а Трульс Бернтсен – самым тупым лузером из всех, кто тусовался в центре Манглеруда и захаживал в «Ульсен». Трульс, или Бивис, был тенью Микаэля Бельмана, который тоже находился не в верхней части списка популярных личностей. Но у Микаэля имелись как минимум привлекательная внешность и способность разговаривать с людьми, и ему удалось подцепить девочку, от вида которой пускали слюни и хоккеисты, и мотоциклисты. А теперь он еще стал начальником полиции, значит что-то было в этом Микаэле, в отличие от Трульса Бернтсена. Единожды лузер – всегда лузер.

Ульсен пошел к их столу, чтобы принять заказ и послушать, о чем они говорят на таком невероятном свидании.



– Я пришел пораньше, – сказал Трульс и кивнул на почти опустошенную полулитровую кружку пива.

– Это я опоздала. – Улла стянула через голову ремешок сумочки и расстегнула пальто. – Я уже собиралась не приходить.

– Вот как? – Трульс сделал маленький быстрый глоток из кружки, чтобы скрыть дрожь.

– Да, это… это все не так просто, Трульс.

Улла улыбнулась и тут заметила Ульсена, который беззвучно оказался у нее за спиной.

– Я немного подожду, спасибо, – сказала она, и он исчез.

«Подожду?» – подумал Трульс. Она собирается выжидать? Сбежать, если передумает? Если он не оправдает ее ожиданий? И что это за ожидания, они ведь, честно говоря, выросли вместе.

Улла огляделась:

– Господи, в последний раз я была здесь на встрече одноклассников десять лет назад, помнишь?


– Нет, – ответил Трульс. – Я не ходил.

Она сидела и теребила рукава свитера.

– Какое ужасное это дело, над которым вы сейчас работаете. Жаль, что вы не взяли его сегодня. Микаэль рассказал, что случилось.

– Ага, – произнес Трульс.

Значит, Микаэль. Первое, что она сделала, – рассказала о нем и прикрылась им, как щитом. Она просто нервничает или не знает, чего хочет?

– И что он рассказал?

– Что Харри Холе использовал бармена, который видел убийцу перед первым убийством. Микаэль очень разозлился.

– Бармена из бара «Ревность»?

– Вроде да.

– Использовал его для чего?

– Тот сидел в турецкой бане и следил, не придет ли убийца. Ты что, этого не знаешь?

– Я сегодня работал над… кое-какими другими убийствами.

– А, понятно. В любом случае приятно было повидаться с тобой. Я не могу долго задерживаться, но…

– Посидишь, пока я выпью еще одну кружку?

Он заметил, что она колеблется. Черт.

– Дело в детях?

– А?

– Они что, нездоровы?

Трульс видел, что Улла слегка растерялась, но потом она схватила спасательный круг, который он предложил ей. Предложил им обоим.

– Младший приболел. – Она поежилась, оглядываясь вокруг, словно хотела глубже забраться в свой свитер.

Люди сидели всего за тремя столиками, и Трульсу казалось, что она никого из них не знает; во всяком случае, просканировав зал, Улла немного расслабилась.

– Слушай, Трульс…

– Да?

– Можно задать тебе странный вопрос?

– Конечно.

– Чего ты хочешь?

– Хочу? – Он сделал еще один глоток, давая себе тайм-аут. – Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, чего ты хочешь от жизни? Чего мы хотим?

«Я хочу снять с тебя всю одежду, трахнуть тебя и услышать, как ты орешь, что хочешь еще, – подумал Трульс. – А потом я хочу, чтобы ты пошла к холодильнику, открыла для меня холодное пиво, легла в мои объятия и сказала, что оставишь все ради меня. Детей, Микаэля, тот чертов дом, в котором я строил террасу, – все. Только ради того, чтобы получить возможность быть со мной, Трульсом Бернтсеном, потому что теперь, после этого, я не могу вернуться ни к кому, кроме тебя, тебя, тебя. И я хочу, чтобы после этого мы снова перетрахались».

– Мы хотим, чтобы нас ценили, верно?

Трульс сглотнул:

– Конечно.

– Чтобы нас ценили те, кого мы любим. Остальные не так важны, правда?

Трульс почувствовал, что его лицо исказилось гримасой, но сам не понял, что она означает.

Улла склонилась вперед и понизила голос:

– Иногда мы думаем, что нас не ценят, нас втаптывают в грязь, и у нас появляется желание втоптать в грязь обидчика, да?

– Да, – ответил Трульс и кивнул. – Тогда мы хотим втоптать в грязь обидчика.

– Но это желание мгновенно исчезает, когда мы осознаем, что нас все-таки ценят. И знаешь что? Сегодня вечером Микаэль сказал, что любит меня. Он сказал это косвенно, не прямо, но… – Она закусила нижнюю губу. Прекрасную, налитую кровью нижнюю губу, на которую Трульс пялился с шестнадцати лет. – Большего и не нужно, Трульс. Разве это не странно?