Жажда

– Нет, лучше немного… я хочу сказать, я буду то, что пьете вы.

– Хорошо. Кажется, это твоя чашка. – Харри протянул Смиту одну из белых кружек.

Смит поправил очки и прочитал надпись маркером:

– «Лев Выготский»?

– А эта – для нашего криминалиста, – произнес Харри, протягивая другую кружку Бьёрну Хольму.

– По-прежнему «Хэнк Уильямс», – удовлетворенно прочитал Бьёрн. – Это значит, чашки три года не мыли?

– Водостойкая тушь, – ответил Харри. – Это твоя, Виллер.

– «Попай Дойл»? Кто это?

– Полицейский всех времен. Поищи информацию о нем.

Бьёрн повернулся к четвертой кружке:

– А почему на твоей кружке написано не «Валентин Йертсен», Харри?

– Наверное, по недосмотру. – Харри вытащил колбу из кофеварки и разлил кофе во все четыре чашки.

Бьёрн повернулся к двум другим лицам, на которых читался вопрос:

– Традиция предписывает, чтобы на наших кружках были написаны имена наших героев, а на кружке Харри – имя главного подозреваемого. Инь и ян.

– В общем, ничего страшного, – заговорил Смит, – но я просто хочу сказать, что Лев Выготский не является моим любимым психологом. Конечно, он был пионером, однако…

– Тебе досталась чашка Столе Эуне, – пояснил Харри и поставил на место последний стул, так что они образовали круг в середине комнаты. – Итак, у нас есть свобода, мы сами себе начальники, и мы ни перед кем не отчитываемся. Но мы держим в курсе Катрину Братт, а она – нас о своем расследовании. И давайте для начала каждый из нас совершенно честно скажет, что думает об этом деле. Основывайтесь на фактах и опыте, а не на интуиции, одной-единственной идиотской детали или абсолютно ни на чем. Ничто из того, что вы скажете, не будет впоследствии использовано против вас, и разрешается геройствовать. Кто хочет начать?

Все четверо уселись на стулья.

– Решаю, конечно, не я, – сказал Смит, – но, по-моему… э-э… начать должен ты, Харри. – Смит обхватил руками туловище, словно он замерз, несмотря на то что они сидели за стеной от котлов, обогревающих все здание тюрьмы. – Может, расскажешь, почему ты думаешь, что это не Валентин Йертсен?

Харри посмотрел на Смита, сделал небольшой глоток из чашки.

– Хорошо, я начну. Я не думаю, что это не Валентин Йертсен. Хотя такая мысль меня посещала. Убийца совершает два убийства, не оставив ни единого следа. Для этого требуется планирование и холодная голова. Но потом он внезапно совершает преступление и оставляет кучу следов и доказательств, указывающих на Валентина Йертсена. Есть в этом какая-то настойчивость, как будто преступник озабочен тем, чтобы раскрыть свою личность. И это, разумеется, пробуждает подозрения. Кто-то пытается манипулировать нами, чтобы указать на другого? В таком случае Валентин Йертсен – великолепный козел отпущения.

Харри посмотрел на остальных, отметил сосредоточенный взгляд широко раскрытых глаз Андерса Виллера, почти сонный взгляд Бьёрна Хольма, дружелюбные, приглашающие глаза Халлстейна Смита, будто он в данных обстоятельствах машинально вошел в роль психолога.

– Валентин Йертсен вполне очевидный подозреваемый, с его-то прошлым, – продолжал Харри. – Кроме того, убийца знает, что мы вряд ли найдем Валентина, поскольку мы уже долго пытались и не добились никакого результата. Или потому что убийце известно, что Валентин Йертсен мертв и захоронен. Потому что он сам его убил и похоронил. Потому что тайно погребенный Валентин не сможет развеять подозрения предоставлением алиби или чем-то подобным, но из могилы будет продолжать отвлекать внимание от альтернативных преступников.

– Отпечатки пальцев, – возразил Бьёрн Хольм. – Татуировка с лицом демона. ДНК на наручниках.

– Хорошо. – Харри сделал еще один глоток. – Отпечатки убийца мог оставить, отрезав палец от руки Валентина и принеся его в Ховсетер. Татуировка может быть фальшивой копией, которая легко смывается. Допустим, волоски на наручниках – от трупа Валентина Йертсена, а наручники оставлены намеренно.

Тишину Котельной нарушил только последний всхлип кофеварки.

– Вот ведь блин! – рассмеялся Андерс Виллер.

– Это прямиком вошло в мой список десяти лучших теорий заговора от параноидальных пациентов, – заметил Смит. – Э-э… рассматривай как комплимент.

– И поэтому мы здесь, – сказал Харри, наклоняясь вперед. – Мы должны думать альтернативно, рассматривать возможности, мимо которых проходит следственная группа Катрины. Потому что они создали сценарий произошедшего, и чем больше группа, тем труднее ей отвлечься от главенствующих идей и выводов. Работа этой группы в чем-то напоминает религию: человек невольно думает, что столько окружающих его людей не могут ошибаться. Хорошо. – Харри поднял кружку без надписи. – Но они могут ошибаться. И они ошибаются. Постоянно.

– Аминь, – произнес Смит. – Э-э… двойной смысл тут ненамеренно.

– Давайте перейдем к следующей ошибочной теории, – сказал Харри. – Виллер?

Андерс Виллер посмотрел на дно своей кружки, сделал вдох и заговорил:

– Смит, на телевидении вы рассказывали, как вампирист проходит разные фазы развития. У нас в Скандинавии над молодыми людьми осуществляется такой плотный контроль, что если бы у них проявились подобные экстремальные тенденции, то служба здравоохранения обнаружила бы их до достижения последней фазы. Вампирист не норвежец, он из другой страны. Вот моя теория. – Он поднял взгляд.

– Спасибо, – сказал Харри. – Я могу добавить, что в задокументированной истории криминалистики в разделе о серийных убийствах нет ни одного пьющего кровь скандинава.

– Атласское убийство в Стокгольме в тысяча девятьсот тридцать втором году, – напомнил Смит.

– Мм… Не знаю такого.

– Это потому, что вампириста так и не нашли, но решили, что он был серийным убийцей.

– Интересно. А жертвой была женщина, как и у нас?


– Лилли Линдестрём, тридцать два года, проститутка. И я готов съесть соломенную шляпу, которая лежит у меня дома, если она была единственной жертвой. Позже это убийство стали называть «Вампирским убийством».

– Детали?

Смит дважды моргнул, глаза его наполовину открылись, и он начал говорить, словно вспоминая слово за словом:

– Четвертое мая, Вальпургиева ночь, площадь Святого Эрика, одиннадцать, однокомнатная квартира. Лилли принимала в своей квартире мужчину. Она спустилась к подруге на первый этаж и попросила одолжить ей презерватив. Когда полиция ворвалась в квартиру Лилли, она была мертва и лежала на оттоманке. Ни отпечатков пальцев, ни других следов. Было очевидно, что убийца прибрал за собой, и даже одежда Лилли была аккуратно сложена. На кухне, в раковине, обнаружили ложку для соуса, вымазанную кровью.

Бьёрн обменялся взглядом с Харри, прежде чем Смит продолжил:

– Ни одно из имен в ее записной книжке, которая, естественно, содержала множество имен без фамилий, не вывело полицию ни на какого подозреваемого. Они даже близко не подошли к вампиристу, начавшему поход.

– Но если бы это был вампирист, он бы нанес новый удар? – спросил Виллер.

– Да, – ответил Смит. – А кто говорит, что он этого не сделал? И еще тщательнее убрал за собой.

– Смит прав, – сказал Харри. – Количество пропавших в год людей превышает количество зарегистрированных убийств. Но возможно, Виллер прав в том, что у нас в Скандинавии будущего вампириста обнаружили бы довольно рано?

– На телевидении я рассказывал о типичном развитии, – произнес Смит. – Существуют люди, обнаружившие в себе вампириста в более позднем возрасте, точно так же как обычные люди не сразу определяют свою подлинную сексуальную ориентацию. Одному из самых известных вампиристов в истории, Петеру Кюртену, так называемому вампиру из Дюссельдорфа, было сорок пять лет, когда он впервые выпил кровь живого существа, лебедя, которого убил за городом в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Меньше чем через два года он убил девять человек и попытался убить еще семерых.

– Мм… Значит, по-твоему, нет ничего странного в том, что в ужасающей истории Валентина Йертсена ранее отсутствовали упоминания о выпивании крови и каннибализме?

– Нет.

– Хорошо. Что думаешь ты, Бьёрн?

Бьёрн Хольм выпрямился на стуле и потер глаза:

– То же, что и ты, Харри.

– А именно?

– Что убийство Эвы Долмен – это копия того убийства в Стокгольме. Диван, все прибрано, а то, из чего он пил кровь, оставлено в раковине.

– Правдоподобно звучит, Смит? – спросил Харри.

– Копия? В таком случае у нас что-то новенькое. Э-э… парадокс здесь получается не намеренно. Действительно, существуют вампиристы, считающие себя реинкарнацией графа Дракулы, но чтобы вампирист считал себя возрожденным Атласским убийцей? Звучит не очень правдоподобно. Скорее, речь здесь идет об определенных чертах личности, которые типичны для вампиристов.

– Харри считает, что наш вампирист чрезвычайно озабочен чистотой, – заметил Виллер.

– Вот смотрите, – сказал Смит. – Вампирист Джон Джордж Хэй был озабочен мытьем рук и ходил в перчатках и зимой и летом. Он ненавидел грязь и пил кровь своих жертв из только что вымытых бокалов.

– А ты, Смит, как думаешь, кто наш вампирист? – спросил Харри.

Смит зажал губами указательный и средний пальцы и стал водить ими вверх-вниз, издавая хлопающий звук при каждом вдохе и выдохе.

– Я думаю, что он, как и многие другие вампиристы, умный мужчина, который с юных лет пытал животных, а может, и людей. Он из семьи с определенным образом жизни, в которой только он не привык к общему укладу. Скоро ему снова потребуется выпить крови, и мне кажется, что он получает сексуальное удовлетворение не только от питья, но и от вида крови. Он ищет идеальный оргазм и думает, что его может дать комбинация насилия и крови. Петер Кюртен, убийца лебедя из Дюссельдорфа, объяснял, что в тех случаях, когда он убивал своих жертв-женщин ножом, все зависело от количества вытекшей крови, которое определяло скорость наступления у него оргазма.

В кабинете воцарилась мрачная тишина.

– А где и как нам найти такого человека? – спросил Харри.

– Может быть, вчера на телевидении Катрина была права, – сказал Бьёрн. – Возможно, Валентин слинял за границу. Пошел прогуляться по Красной площади, например.

– В Москве? – удивленно спросил Смит.

– В Копенгагене, – ответил Харри. – Мультикультурный Нёрребро. Там есть парк, за которым следят те, кто занимается торговлей людьми. Преимущественно импортом, немного экспортом. Ты садишься на скамейку или качели и поднимаешь вверх билет на автобус или на самолет, в общем, любой билет. К тебе подходит человек и спрашивает, куда тебе надо. Потом он задает другие вопросы, ничем не выдавая себя, а в это время его коллега, который находится в другом месте парка, уже сфотографировал тебя с этим парнем так, что ты этого не заметил, и проверил по Интернету, что ты тот, за кого себя выдаешь, а не переодетый полицейский. Это туристическое агентство очень скромное и дорогое, но никто из его клиентов не путешествует бизнес-классом. Самые дешевые места находятся в контейнерах.

Смит покачал головой:

– Но вампиристы не так рационально оценивают риски, как мы, поэтому я сомневаюсь, что он сбежал.

– Я тоже, – кивнул Харри. – Так где же он? Он живет один? Общается ли с другими людьми? Прячется ли он в толпе или живет в пустынном месте? Есть ли у него друзья? Можно ли предположить, что у него есть девушка?

– Я не знаю.

– Здесь все понимают, что никто не может этого знать, Смит, ни психолог, ни любой другой человек. Я просто прошу тебя сказать первое, что придет в голову.

– Мы, исследователи, не слишком хорошо умеем фантазировать. Но он одинок. В этом я совершенно уверен. Даже очень одинок. Одиночка.

В дверь постучали.

– Дергайте сильнее и входите! – крикнул Харри.

Дверь открылась.