Жаркий август

– Хожу на фитнес. И еще умею стрелять.

– Серьезно?

– Да, у меня был… ну, почти что жених, настоящий маньяк. Водил меня на стрельбы.

Едва ощутимый укол. Не ревности, а зависти к незнакомому парню, бывшему «почти что жениху», который без каких-либо проблем пользовал ее в нужном возрасте.

– Возвращаемся? – спросила Адриана.

Возвращались они неспешно. Оба тянули время, не желая прерывать эту волшебную близость тел, невидимых в темноте, но тем острее ощущавших присутствие друг друга по звуку дыхания или случайному прикосновению.

И вдруг в двух-трех метрах от берега, где вода была уже по пояс, Адриана, которая шла, держа Монтальбано за руку, споткнулась о железную канистру, брошенную в море каким-то сукиным сыном, и полетела вперед. Монтальбано инстинктивно крепче схватил ее за руку, но не удержал равновесия и тоже упал прямо на нее.

Они вынырнули, сплетясь телами, как борцы, и задыхаясь, будто пробыли под водой бог знает сколько. Адриана опять поскользнулась, и оба ушли под воду, не разжимая объятий. Снова встали, обнявшись еще крепче, и тут их окончательно унесло в иное, сладостное море.



Когда, очень нескоро, Адриана наконец ушла, для Монтальбано настала очередная поганая ночь – он ворочался и маялся, крутился и вертелся, метался в лихорадке. Жара была, что и говорить. Чувство вины, несомненно. Вместе с толикой стыда. Плюс малая доля отвращения к себе. И червячок угрызений совести.

Но главным образом – глубокая печаль, в которую поверг его подло закравшийся в душу вопрос: «А будь тебе не пятьдесят пять лет, сумел бы ты сказать нет?» Не Адриане, а самому себе. И ответ получался однозначный: «Да, сумел бы. В конце концов, такое уже бывало». – «Почему же сейчас ты пошел на поводу у той части себя, которую до сих пор умел держать в узде?» – «Потому что я уже не тот, что раньше. И сам это знаю». – «Так, значит, это предчувствие близящейся старости сделало тебя уязвимым перед молодостью, перед красотой Адрианы?» И снова горьким ответом было: «Да».



– Синьор комиссар, что стряслося?

– А что?

– На вас лица нет! Вы не заболели?

– Не спалось, Катаре. Позови-ка Фацио.

Фацио тоже не мог похвастать свежим видом.

– Комиссар, я сегодня всю ночь заснуть не мог. Вы уверены в том, что мы делаем?

– Ни в чем я не уверен. Но других вариантов нет.

Фацио развел руками.

– Поставь прямо сейчас кого-нибудь на пост у дома. Не хватало, чтобы на нижний этаж вдруг забрел какой-нибудь придурок и испортил нам всю игру. Отошлешь его в пять, потому что к этому времени мы уже приедем. Еще раздобудь удлинитель метров на двадцать с тремя розетками. Купи три лампы-переноски, как в автосервисе, – с проволочной сеткой поверх колбы, представляешь?

– Ага. А зачем нам все это?

– Подключим удлинитель к розетке у входа в дом и спустим на нижний этаж, как сделал Каллара, когда приходил с инженером. А в тройник воткнем три лампы-переноски, из которых две пойдут в гостиную. Хоть какой-то будет свет.

– А все эти навороты не вызовут у Спиталери подозрений?

– Если что, Адриана скажет, что ей так посоветовал Каллара. Ты куда сейчас?

– К Галлуццо.



Работать он был не в состоянии, на звонки не отвечал, не подписал ни единой бумаги. Просто сидел, чуть ли не воткнувшись лицом в вентилятор. В голове то и дело вспыхивали картины – он и Адриана прошлой ночью, – и комиссар усилием воли стирал их. Хотел сосредоточиться на том, чем может обернуться встреча со Спиталери, но тоже не получалось. Солнце, как назло, бушевало так, что и ящерица бы зажарилась. Как последние залпы фейерверка гремят мощнее и раскатистее прочих, застилают небо самыми многоцветными огнями, так и август под конец выдал самые жгучие, самые палящие деньки. Он не смог бы сказать, сколько прошло времени, когда наконец появился Фацио и сообщил, что все достал.

– Комиссар, на улице сдохнуть можно.

Они договорились, что встретятся на месте в пять.

Выходить из участка, чтобы поесть, совершенно не хотелось. Да и аппетита не было.

– Катарелла, ни с кем меня не соединяй и никого ко мне не впускай.

Как и в прошлый раз, он запер дверь, разделся, направил вентилятор на кресло, которое подтащил к столу. Уселся и довольно скоро задремал.

Проснулся он в четыре. Пошел в ванную, ополоснулся водой, по температуре напоминавшей мочу, снова оделся, вышел, сел в машину и поехал в Пиццо.



Перед домом уже стояли машины Адрианы и Фацио.

Прежде чем выйти из автомобиля, комиссар открыл бардачок, достал пистолет и сунул в задний карман брюк.

Он нашел всех в гостиной. Адриана улыбнулась и протянула ему руку, на сей раз совершенно ледяную. Приятное ощущение в такую жару.


Это перед Галлуццо она так соблюдает формальности?

– Фацио, ты все привез?

– Да, комиссар.

– Давайте подключайте свет.

Фацио и Галлуццо вышли.

Не успели они дойти до двери, как Адриана повисла у Монтальбано на шее.

– Я люблю тебя еще сильнее. – И прильнула к его губам.

Он сумел устоять и легонько ее отстранил.

– Адриана, постарайся меня понять, мне нужна ясная голова.

С разочарованным видом она вышла на террасу.

Комиссар же поспешил на кухню, где в холодильнике, к счастью, еще нашлась бутылка с холодной водой. Во избежание осложнений там он и остался.

Через какое-то время он услышал, что его зовет Галлуццо:

– Комиссар, не посмотрите?

Он вышел на террасу.

– Пойдем со мной, – сказал он Адриане.

Фацио расположил одну лампу сразу на выходе из санузла, а две другие – в гостиной. Света они давали ровно столько, чтобы не споткнуться, зато лица превращались в пугающие маски, глаза терялись, а рты приобретали вид черных провалов, по стенам плясали гигантские тени. Ни дать ни взять декорация для фильма ужасов. Внизу было душно и трудно дышать, будто на давно затонувшей подводной лодке.

– Годится, – сказал Монтальбано. – Выходим.

И едва они вышли, распорядился:

– Срочно убираем отсюда машины. Пусть останется только автомобиль синьорины. Адриана, дай ключи от твоего дома.

Взяв ключи, он передал их Фацио.

Потом достал ключи от своей машины и протянул Галлуццо:

– Отгонишь мою. Поставите их за домом синьорины так, чтобы не было видно с дороги. Потом зайдете в дом и встанете у двух разных окон так, чтобы видеть, когда подъедет Спиталери. Как только он появится, ты, Фацио, сразу звякнешь мне на мобильный, ясно? Когда Спиталери спустится, вы оба должны уже бегом прибежать сюда и встать так, чтобы ни при каких обстоятельствах он от вас не ушел. Ясно?

– Яснее некуда, – ответил Фацио.



Час они молча просидели на диване обнявшись. Не потому, что нечего было сказать, – просто чувствовали, что так будет лучше.

Потом комиссар взглянул на часы.

– Десять минут осталось. Наверное, пора спускаться.

Адриана взяла свою сумку-мешок, где лежали документы на дом, повесила через плечо.

Спустившись в гостиную, Монтальбано первым делом проверил, как он помещается за рамами. Оказалось, там тесновато: рамы стояли слишком близко к стене.

Чертыхаясь и обливаясь по́том, он наклонил их посильнее, расширив щель. Попробовал снова – уже лучше, можно беспрепятственно шевелиться.

– Меня видно? – спросил он у Адрианы.

В ответ тишина. Высунул голову и увидел, что девушка застыла посреди гостиной, раскачиваясь взад-вперед. Он тут же понял, что в последний момент нервы у нее сдали.

Монтальбано подбежал к ней, и она прильнула к нему, вся дрожа.

– Мне страшно, мне так страшно!

На ней лица не было. Монтальбано обругал себя кретином: он и не подумал, как скажется на Адриане пребывание в этом месте.

– Ладно, бросаем все, пойдем отсюда.

– Нет, – сказала она. – Погоди.