Земля мертвых

– В ваше время на фонарях не вешали.

У Корсо возникло желание ответить, что тогда существовали другие развлекухи, преимущественно в подвалах. Но он вовремя сдержался.

– Главари банд пытаются посеять страх, – как можно спокойнее заметил он. – Но им это не удастся. Повторяю, они представляют лишь ничтожный процент населения предместий, а полиция для того и существует, чтобы обнаружить и арестовать их. Пора перестать относиться к предместьям с пренебрежением.

Сам он не верил ни единому слову из подобных политкорректных разглагольствований. Его настоящие воспоминания о комплексе Пикассо: соседи спускают на него своего пса за то, что он слишком громко включает музыку; вместо того чтобы делать уроки, мальчишки из его высотки мочатся в почтовые ящики; члены его собственной приемной семьи звонят в полицию, чтобы донести на беспаспортного жильца своего дома… И отбросы на каждом этаже.

– Как остановить это засилье… паршивых овец?

– Арестовать всех и лишить возможности причинять вред, вот и все. Твою мать, надо их всех загнать в клетку!

В гневе он кусал губы. Браво, Корсо. Схватить за ноги – да башкой о стену.

– Для парня, вышедшего из предместий, вы не слишком к ним милосердны.

– Я не милосерден именно потому, что сам оттуда.

С этими фашистскими словами он, проклиная самого себя, вошел в свой кабинет. Никто не знал, что это он накануне стрелял по дилерам, так надо же было ему ввязаться в драку и выстрелить по-другому – фразами, которые будут многократно подхвачены средствами массовой информации, в социальных сетях, политиками всех мастей… И каждый использует их по-своему.

Едва Корсо укрылся в кабинете, как в дверь постучали. На пороге стояла Барби, напоминавшая вымокшую под дождем черную кошку.

– Я нашла наваши, тебя это интересует?

– Чего?

– Мастера сибари, японского искусства связывания.

Эмилия часто говорила ему про эту темную науку на грани между эротикой и эстетством. Про искусство стягивать женщин путами наподобие колбас, но с осторожностью и строгим соблюдением правил.

– Борнек уже прощупал этот след…

– Он посетил пару-тройку парижских клубов садо-мазо. А я тебе говорю про настоящего учителя.

– Он японец?

– Нет, парижанин. Организует семинары, шоу, лекции.

– А где проживает?

– В Шестнадцатом округе. Съездим туда?

Корсо бросил взгляд на часы: еще нет одиннадцати.

– Берем мою тачку.





8


Барби настояла, что сама сядет за руль. И пока они ехали вдоль набережных, пустилась в рассуждения о сибари. Как ни странно, она, похоже, хорошо знала этого Матье Верана, однако не было никакой возможности понять, является ли она сама сторонницей таких практик.

Корсо иногда задавался вопросом о том, что́ в сексуальном плане заводит Барби. Зато он был твердо убежден, что больше всего на свете ей нравится проникать в темные зоны человеческой психики, рискуя порой задержаться там на некоторое время. Она считала себя кем-то вроде «репортера души».

– У этого твоего кадра есть профессия?

– Он финансист. Руководит страховым фондом азиатских инвесторов. Работает в Париже, Гонконге и Токио.

– А семья?

– Жена и двое детей, мне кажется. Но все это, разумеется, после искусства связывания, его единственной страсти. Он зарабатывает деньги, кормит семью, действует как любой другой банкир, но между этой реальностью и тем, от чего он по-настоящему тащится, существует невидимая стена.

– И где же ты с ним познакомилась?

– Когда я служила в бригаде по борьбе с сутенерством, нас однажды вызвали на несчастный случай. Сеанс сибари плохо закончился: какая-то тетка сорвалась с потолка и разбилась насмерть.

Ситуация насмешила Корсо – он едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Хотя июльское солнце натыкалось на каменные стены, его свет был таким ласковым, приглушенным редкими облачками, что казалось, будто оно шепотом любезничает с городом. Весь квартал находился под его чарами.

– Он был мастером церемонии?

– Нет. Я консультировалась с ним как со специалистом, чтобы просечь, была ли в этом инциденте вина… того, кто связывал.


– А сама-то ты пробовала? – как бы невзначай бросил он.

Барби только хихикнула, еще крепче вцепившись своими тонюсенькими ручонками в казавшийся огромным по сравнению с ними руль.

Когда они проезжали мимо Гран-Пале в сторону Эйфелевой башни, наступила тишина: ни сирен, ни мигалок, только странная парочка в видавшем виды черном «фольксвагене-поло».

Корсо впал в задумчивость. Сдерживание, тайное оружие желания… Сам он частенько связывал Эмилию (довольно грубо и поспешно), когда она соглашалась поиграть в поруганную девственницу, взятую в плен грязным сыщиком, человеком в черном… Со своей бывшей супругой Стефан познал те темные и ослепительные моменты, когда наслаждение поднимается, словно ртуть в перегревшемся термометре. Ему в голову пришла мысль о частицах, движущихся почти со скоростью света. Приблизившись к этому пределу, они укрупняются, становятся чистой энергией, превращаются в нечто другое. То же самое происходило с Эмилией: извиваясь в своих путах, она, казалось, увеличивалась, делаясь похожей на светящееся пятно, настоящий сгусток страдания, грозящего самому Стефану взрывом…

Чтобы прогнать эти воспоминания, Корсо выпрямился на сиденье. Он никогда не пытался найти подобное наслаждение с другими. В его личной истории это было чем-то вроде пробоины, которую он старался скорей законопатить при помощи забвения, работы, ненависти и – почему бы и нет? – проявлений жестокости, вплоть до убийства. Однако ему никак не удавалось избавиться от одного вопроса: неужели он такой же порочный, как Эмилия? Или даже хуже: он лицемер, а вот бывшая – та полностью смирилась со своей природой?

Мост Гренель. Барби свернула направо, пересекла Сену, проехала мимо Дома радио, чтобы попасть на улицу Гро. И они тотчас оказались в путанице Шестнадцатого округа, среди улиц с односторонним движением.

Матье Веран жил на улице Доктора Бланша. Это название звучало зловеще для каждого полицейского. Именно здесь 14 января 1986 года проведенная при участии бригады по борьбе с бандитизмом и бригады быстрого реагирования полицейская операция положила конец Банде Притворщиков (банк располагался в доме под номером тридцать девять). Однако она завершилась поражением: трупы на тротуаре, бегство налетчиков, взятие заложников, а затем и историческое недовольство полицией и требование отстранения от должности комиссара, признанного виновным в бойне.

Дом девятнадцать ничем не отличался от других простых и строгих зданий, появившихся в Париже, в частности в Шестнадцатом округе, в пятидесятые-шестидесятые годы. Открытый двор за невысокой оградой представлял удивленному взгляду две достопримечательности: выложенный бирюзовой керамической плиткой бассейн причудливой формы и фонтан-скульптуру из черной пластмассы в виде боксерской перчатки.

Корсо обожал такие детали, отдающие модернизмом былых времен. Он поднял взгляд на здание: двенадцать этажей, с полсотни квартир, стиснутых, как кубики сахара в прямоугольной коробке. Высокомерно застывшее строение, равнодушно взирающее на окрестные дома.

Они переступили порог. Самое прекрасное предстало перед их глазами внутри. Просторный вестибюль целиком выходил на сады, так что создавалось впечатление, будто здание парит над пустотой. Все здесь переливалось: входные стеклянные двери отражались в тех, что вели в парк, в сверкающем мраморе пола, в почтовых ящиках из полированного алюминия…

Странным образом эта картинка показалась Корсо добрым предзнаменованием: такое изящество, такая прозрачность просто обязаны были даровать им откровение – просвет во мраке.





9


Матье Веран оказался высоким длинноногим мужчиной примерно пятидесяти лет. Волосы с проседью, костистое лицо, весь словно на шарнирах. Глаза навыкате – жадные, внимательные. Уголки полных губ казались растянутыми до ушей в судорожном оскале. Еще ужаснее это лицо делалось, когда он смеялся: тогда свирепо и плотоядно обнажались оба ряда лошадиных зубов.

Корсо всегда ощущал беспокойство, когда видел такие вот лица, выдающие род занятий человека. Он знал, что не стоит доверять первому впечатлению, однако ему нравилось, когда оно подтверждалось.

У Матье Верана была физиономия сатира.

Он пригласил их в просторную комнату с низким потолком и оштукатуренными стенами. Казалось, обстановка не менялась с шестидесятых годов, но Корсо догадывался, что все предметы здесь подлинные и приобретены за баснословные деньги. Словно в подтверждение ценности меблировки, напротив огромного окна во всю стену красовалось полотно Жана Арпа.

Единственная деталь не соответствовала этой стройной системе: утонувшая в глубоком желтом кресле в форме тюльпана японка лет двадцати с рюкзаком «Eastpak» на коленях. Не то чтобы хорошенькая или кокетливая, она походила на лицеистку, не единожды остававшуюся на второй год.

Она сосредоточилась на своем телефоне – можно было различить гнусавые голоса персонажей какой-то игры – и даже не удосужилась поднять на пришедших глаза. А Веран не счел нужным представить ее своим гостям.

– Чем могу быть вам полезен? – спросил он, усевшись на обитый красной кожей диван.

Полицейские устроились в креслах, имеющих форму яйца[23].

– Вы слышали об убийстве стриптизерши Нины Вис?

– Разумеется, – подтвердил Веран, непринужденно положив ногу на ногу и стряхивая с брюк пылинку. – И заведение это я знаю.

Раскованность, беспечность: Веран попросту уделил им минутку.

– Мы не предоставили прессе фотографии трупа. Жертва была особым способом связана при помощи собственного нижнего белья.

Барби уже достала снимки с места преступления и, словно пасьянс, разложила на низком столике.

Веран склонился вперед и невозмутимо принялся разглядывать их. На его изборожденном шрамами лице не появилось даже признака волнения. Корсо хотелось бы посмотреть на него в деле, с этими метрами веревок и хлыстом, щелкающим по обнаженным телам подвешенных женщин.

Наконец наваши снял ногу с колена и по одной взял фотографии со стола.

– Вам это что-нибудь говорит?

На его лице возникло сладострастное выражение, которое еще больше подчеркивали полные губы. Полностью поглощенная своим мобильником японка по-прежнему сидела в углу – оттуда все так же доносилось назойливое жужжание игры.

– Пожалуй, похоже на одно из самых опасных положений сибари: иширо такате коте сибари тури.

– В чем оно заключается?

– Руки партнерши связывают за спиной и подвешивают ее в этом состоянии. Также можно соединить щиколотки и запястья, как на ваших снимках. Разумеется, ее страхуют, иначе конечности не выдержали бы веса тела.

– Рассмотрите внимательно узлы. Что вы можете о них сказать?

– Это мусубиме, «закрытые узлы». Пожалуй, редкие в мире сибари. Слишком опасные.

– Простите, я не понимаю.