Завтрак для чемпионов

Сначала водитель пытался навязать Трауту полную и интересную жизнь, а теперь – опять-таки для собственного удовольствия – сделал вид, что Траут просит и умоляет его рассказать о личной жизни водителей трансконтинентального транспорта, хотя Траут, конечно, ни о чем таком и не собирался просить и умолять.

– Хотите знать, как у нас, шоферов, клеится это дело? – сказал водитель. – Небось думаете, что шоферня гуляет напропалую, без передышки баб лапает по всей Америке?

Траут только пожал плечами.

Шофер разобиделся на Траута и стал упрекать его за такое постыдное невежество.

– Вот что я скажу вам, Килгор. – Он запнулся. – Вас ведь так звать?

– Да, – сказал Траут. Он-то уже сто раз успел позабыть имя шофера. Каждый раз, как он отводил глаза, он забывал не только его имя, но и его физиономию.

– Тысяча чертей, Килгор, – сказал водитель, – к примеру, скажем, моя колымага поломается в Когоузе и придется застрять там на пару дней, пока ее починят, вы что, думаете, успею я закадрить бабенку за это время – всем чужой, да еще в таком виде?

– Зависит от вашей настойчивости, – сказал Траут.

Водитель вздохнул.

– Эх, ядрена мать, – сказал он, и ему стало ужасно себя жаль, – может, оттого и вся моя жизнь так повернулась – настойчивости не хватало.



Они поговорили о достоинствах алюминиевой обшивки – как способа придавать старым домам совершенно новый вид. Издали эта обшивка, которая вообще не нуждается в окраске, выглядит точь-в-точь как дерево, окрашенное свежей краской.

Водителю хотелось обсудить еще и «Перма-стоун» – другую конкурирующую новинку. Этот способ заключался в покрытии старых деревянных стен цветным цементом, так что издали они выглядели совсем как новые каменные.

– Раз уж вы занимаетесь алюминиевыми ставнями, надо бы вам и алюминиевой обшивкой заняться, – сказал водитель Трауту. По всей стране эти два занятия были тесно связаны.

– Моя компания продает алюминиевую обшивку, – сказал Траут, – я много раз ее видел. Но облицовкой сам никогда не занимался.

Водитель всерьез подумывал, не приобрести ли алюминиевую облицовку для своего домика в Литтл-Роке, и он заклинал Траута честно ответить ему на его вопрос:

– Вы много видели и слышали, так скажите, те люди, которые купили алюминиевую обшивку, – довольны они, по-вашему, или нет?

– У нас, в Когоузе, – отвечал Траут, – это, пожалуй, единственные настоящие счастливцы, которых мне приходилось видеть.

– Понимаю, понимаю, – сказал шофер. – Я как-то видел одно семейство – стояли в полном сборе возле своего домика. Они прямо глазам не верили, какой у них стал славный домик после облицовки. Вот вам еще один вопрос, и можете мне ответить честно, как на духу, потому что нам с вами никаких дел вместе не делать: скажите, Килгор, долго ли владельцы будут радоваться на эту обшивку?

– Лет пятнадцать, – сказал Траут. – Наши продавцы уверяют, что потом можно все сделать заново на те деньги, что вы сэкономите на краске и отоплении.

– «Перма-стоун» на вид посолидней, да и выдерживает, наверно, подольше, – сказал водитель. – Однако она и стоит подороже.

– За что платишь, то и получаешь, – сказал Килгор Траут.



Водитель рассказал Трауту про газовую колонку для ванны, которую он купил тридцать лет назад, и за все это время не знал с ней никаких забот.

– Здорово, черт подери! – сказал Килгор Траут.

Траут спросил водителя про его грузовик, и шофер сказал, что это самый громадный грузовик в мире. Он стоит без прицепа двадцать восемь тысяч долларов. На нем установлен дизельный двигатель Камминса мощностью в триста двадцать четыре лошадиных силы, с турбоустановкой, так что он дает хорошую тягу на большом подъеме. У него гидравлическое рулевое управление, пневматические тормоза, трансмиссия на тринадцать скоростей, и он принадлежит зятю водителя.

Зять водителя, по его словам, был президентом компании по перевозкам «Пирамида», и у него таких грузовиков было двадцать восемь штук.

– А почему он назвал свою компанию «Пирамида»? – спросил Траут. – Ведь из этой машины можно выжимать до ста миль в час, если понадобится. Это мощная, скоростная, полезная вещь, без украшательства. Она современна, как космический корабль. В жизни не видел ничего менее похожего на пирамиду.



Пирамидами назывались такие громадные каменные гробницы, которые строили египтяне много тысяч лет назад. В наше время пирамид в Египте уже не строили. Пирамиды выглядели вот так, и туристы со всего света съезжались, чтобы на них поглазеть:





– Ну почему какому-то из владельцев самых скоростных грузовиков пришло в голову назвать свою компанию и свои машины в честь сооружений, которые ни на сантиметр не передвинулись с самого Рождества Христова?

Шофер ответил без промедления. Голос у него был недовольный: должно быть, вопрос Траута показался ему глупым.

– Видно, понравилось, как слово звучит, – сказал он. – А вам не нравится, что ли?

Траут кивнул, чтобы не портить отношений.

– Нет, отчего же, – сказал он. – Звучит очень славно.




Траут откинулся на спинку сиденья и стал обдумывать этот разговор. Он придумал сюжет, который так и не использовал до самой глубокой старости. Это была история планеты, где язык все время преобразовывался в чистую музыку, потому что жившие там существа обожали звуки. Слова превращались в музыкальные аккорды. Фразы превращались в мелодии. Для передачи информации они совершенно не годились, потому что уже никто не знал, да и знать не хотел, что слова означают.

Поэтому правительство и торговые организации планеты были вынуждены, для поддержания своей деятельности, без конца изобретать новые, все более уродливые слова и словосочетания, чтобы их было никак невозможно превратить в музыку.



– Вы женаты, Килгор? – спросил водитель.

– Был. Три раза, – сказал Килгор. Он сказал чистую правду. Мало того: все его жены были исключительно терпеливыми, любящими и красивыми. И все они преждевременно увяли из-за его пессимизма.

– Дети есть?

– Сын, – сказал Траут. Где-то в прошлом, среди его жен и потерянных при пересылке фантастических романов, заплутался его сын, которого звали Лео. – Теперь он уже взрослый, – сказал Траут.



Лео навсегда распрощался с домом в возрасте четырнадцати лет. Он наврал про свой возраст, и его взяли в морскую пехоту. Он прислал отцу записочку из военных лагерей. Там было написано вот что: «Жаль мне тебя. Залез в собственную задницу и сидишь там».

Больше никакие вести о сыне ни прямо, ни косвенно не доходили до Траута, пока к нему не пришли два агента Федерального бюро расследований. Они сказали, что Лео дезертировал из своего подразделения во Вьетнаме. Он стал изменником. Он перешел на сторону Вьет-Конга.

Вот как ФБР оценивало на данный момент положение Лео на планете.

– Ваш сын здорово влип, – сказали они.





Глава тринадцатая




Когда Двейн Гувер увидел своего главного агента, Гарри Лесабра, в трико цвета молодой листвы, увидел юбочку из травы и все прочее, он глазам своим не поверил. Поэтому он заставил себя ничего не видеть. Он прошел прямо в свой кабинет, который тоже был забит ананасами и укулеле.

Франсина Пефко, его секретарша, выглядела как обычно, только на шее у нее висела гирлянда цветов и один цветок был заткнут за ухо. Она улыбалась. Она была вдова военнослужащего, губы у нее были упругие, как диванные подушки, а волосы – ярко-рыжие. Она была без ума от Двейна. И от «Гавайской недели» она тоже была без ума.

– Алоа, – сказала она.



А Гарри Лесабр был совершенно уничтожен Двейном. Когда Гарри в таком нелепом виде предстал перед Двейном, каждая молекула в его теле ждала, что будет. Каждая молекула на секунду перестала действовать, отключилась от соседних молекул. Каждая молекула ждала решения – быть или не быть той ее галактике, которая называлась Гарри Лесабр.

Когда Двейн прошел мимо Гарри, словно тот был невидимкой, Гарри решил, что он выдал себя с головой и его теперь выгонят, как отвратительного извращенца.

Гарри закрыл глаза. Он больше никогда не хотел их открывать. Его сердце послало его молекулам такое сообщение:

«По всем нам понятным причинам данная галактика рассеивается!»

Двейн и не подозревал об этом. Он наклонился к столу Франсины Пефко. Он чуть не сказал ей, как сильно он болен. Он ее предостерег:

– Сегодня тяжелый день, не важно почему. Так что никаких там розыгрышей, никаких сюрпризов. Пусть все будет как можно проще. И чтоб ни одного посетителя со странностями сюда не допускать. И к телефону не звать.

Франсина сказала Двейну, что близнецы уже ждут его в кабинете.

– Кажется, что-то неладное творится с пещерой, – сказала она.

Двейн был благодарен за столь простое и недвусмысленное сообщение. Близнецы были его младшие сводные братья – Лайл и Кайл Гуверы. Пещера называлась пещерой Святого чуда и была приманкой для туристов. Находилась она немного южнее Шепердстауна. Двейн владел этой пещерой на паях с Лайлом и Кайлом. Она была единственным источником дохода для Лайла и Кайла, занимавших одинаковые желтенькие домики по обе стороны палатки с сувенирами у входа в пещеру.

По всему штату к деревьям и придорожным столбам были прибиты указатели в виде стрелок, направленных в сторону пещеры. На них было обозначено расстояние до нее – например, вот так:





Задержавшись перед входом в свой кабинет, Двейн прочел один из смешных лозунгов, которые Франсина во множестве развесила по стенкам, чтобы позабавить сослуживцев и напомнить людям о том, что они так легко забывают: никто не обязан быть серьезным двадцать четыре часа в сутки.

Вот текст лозунга, который прочел Двейн:

Не надо быть идиотом,

Чтобы к нам поступить на работу.