Записки из скорой помощи
Часть 41 из 46 Информация о книге
Глава восемнадцатая. Виток спирали – Мужчина, пятьдесят лет, плохо с сердцем. Острухина, двадцать четыре, – Данилов оповестил бригаду о новом вызове. – Элитный дом! – недовольно пробурчал Петрович. Выезжать ночью в «элитные» дома на «скорой» не любили. Причина крылась в шлагбаумах, перегораживавших въезд во двор. Если днем для поднятия шлагбаума достаточно было постоять около него секунд десять со включенной «светомузыкой», то ночью такой номер не проходил – можно было спокойно получить по «морде лица» от разъяренной орды разбуженных жильцов. Делать было нечего – машина оставалась сторожить шлагбаум, а врач с фельдшером топали до подъезда пешком и так же, пешком, при необходимости (разумеется – с помощью водителя) несли до машины пациента. Порой дистанция составляла метров сто пятьдесят. На сей раз шлагбаум был гостеприимно поднят и около него стоял мужчина в спортивном костюме. Завидев «скорую» он принялся размахивать руками: – Сюда, сюда! – Вы вызывали? – спросил Петрович, притормаживая под шлагбаумом. – Да! Вот к этому подъезду, пожалуйста! – Приятно, когда тебя встречают, – негромко, для Данилова, прокомментировал Петрович и подъехал к подъезду. – Что у вас случилось? – спросил у мужчины Данилов. Если есть возможность, лучше определиться со снаряжением прямо внизу, у машины, чтобы не бегать потом за кислородом или носилками. – Человеку плохо! – ответил мужчина. – К тем, кому хорошо, нас не вызывают, – ответил Данилов. – Что с ним случилось? – Запойный он, – понизив голос, признался встречающий, – только это строго между нами. – Не беспокойтесь на этот счет, – Данилов накинул на плечо лямку кардиографа. – Ведите нас. На большом, оборудованном зеркалами лифте они поднялись на седьмой этаж. – Сюда! – Мужчина открыл ключом одну из дверей и посторонился, пропуская Данилова и Веру. – Проходите. Здесь можно вымыть руки. – Спасибо. Данилов вымыл руки и вытер их о поданное мужчиной полотенце. То же самое сделала Вера. – Больной в спальне, вот здесь… Спальня была отделана в псевдояпонском стиле, столь любимом в Москве. Соломенные татами на полу, низкое ложе, бамбуковые шторы на окнах, два декоративных самурайских меча на стенах, традиционная икебана на ротанговом столике в углу. На ложе, прижав обе руки к груди, в одних трусах лежал пациент. Бледный, потный, дрожащий и очень несчастный. С первого взгляда Данилов поставил диагноз «абстинентный синдром». Плохо употреблять спиртное в чрезмерных количествах и еще хуже резко прекращать делать это. Стул, который был принесен из другой комнаты, Данилова не устроил – сидя на нем было невозможно осматривать больного, лежащего где-то в ногах. Данилов отдал стул Вере, чтобы ей было куда поставить ящик, и опустился на колени около пациента. «Совсем как в Японии», – подумал он, стараясь скрыть улыбку. – Здравствуйте, доктор, – пролепетал больной. – Помогите… – Сейчас поможем, – пообещал Данилов. – На что жалуетесь? – Хреново мне, совсем… – Ясно. Аллергия на медикаменты? – На спирт, – попытался пошутить пациент, – со вчерашнего дня. – Хронические заболевания есть? – Панкреатит, – попытался улыбнуться больной. – Профессиональное заболевание, можно сказать… Данилов хотел было осведомиться о профессии пациента, как вдруг, исключительно по улыбке, узнал одного из своих любимых артистов, преимущественно игравшего простых, надежных мужиков, которым по плечу любое дело. Дома у Данилова лежал в ожидании просмотра диск с новым фильмом о Гражданской войне, в котором артист сыграл главную роль. На экране он был крепким, широкоплечим, пышущим мощью, а в жизни оказался совершенно другим, потому-то Данилов и не узнал его сразу. – Сто шестьдесят на сто, – сказал Данилов, измерив давление артиста. – Это для вас повышенное? – Наверное, впрочем, не знаю… Сердце пациента бухало, как кузнечный молот, а в легких было полным-полно хрипов. Печень выступала из-под ребер на три пальца и была болезненной при пальпации. Пахло от артиста нехорошо – перегаром и кислым потом. На всякий случай Данилов при помощи Веры наложил на артиста электроды и снял кардиограмму. Кардиограмма оказалась в порядке, если не считать единичных экстрасистол – внеочередных сокращений сердца. – Вам бы в больницу… – предложил Данилов, заранее зная, что пациент наотрез откажется. – Что – так плохо? – спросил мужчина, встречавший бригаду. – В совокупности, – туманно ответил Данилов. – Надо бы обследоваться, подлечиться. – Не могу, – покачал головой артист и перевел полный тоски и страдания взгляд на мужчину. – Миша, объясни… – У него завтра, то есть уже сегодня самолет, – сказал мужчина, которого звали Мишей. – Надо лететь в Прагу, на съемки. Нельзя ли подлечить его на дому? Наша благодарность… – Не надо благодарности, – остановил его Данилов, подходя к ящику, стоявшему на стуле. – Вера, ставь пока капельницу с физраствором… Пока Вера налаживала капельницу, остроумно приспособив для подвешивания раствора один из крюков для самурайского меча, Данилов набрал в два двадцатиграммовых шприца «коктейли» из витаминов, гепатопротекторов, стабилизаторов и детоксикантов, а в пятиграммовый шприц – две ампулы мочегонного. После того как все было отправлено по вене в страждущий организм, Данилов снова измерил давление и сказал Вере: – Магнезию внутривенно. «Медленно» можно было не добавлять, не с новичком имел дело. С четверть часа Данилов провел у постели артиста, только уже не на коленях, а сидя на еще одном, принесенном Мишей стуле. Болтал с пациентом о всякой всячине, одновременно внимательно наблюдая за его состоянием. Разговор – один из лучших способов мониторинга, по тому как внятно, осознанно и быстро человек ведет беседу, можно оценивать даже незначительные изменения его состояния. В конце лечения артист прямо-таки ожил и стал похож на себя, экранного. Давление снизилось до классических ста двадцати на восемьдесят, сердце стучало ровно и без надрыва. Исчезла бледность, кожные покровы стали сухими. – Пейте сегодня больше чая, – посоветовал Данилов. – Непременно – сладкого, лучше – с вареньем. И лимон неплохо добавить. В ближайшие три часа в туалет по маленькому бегать придется часто… – Я знаю, не впервой… – Вот и хорошо. На прощанье артист пожал Данилову руку и проникновенно поблагодарил: – Спасибо вам, спасли вы меня. – Пожалуйста, – вежливо ответил Данилов. У входной двери Миша попытался вручить Данилову стодолларовую банкноту. – Мы мзды не берем, – блеснул знанием искусства Данилов, перехватывая его руку. – Нам за державу обидно. – Как знаете, – не стал настаивать Миша. – Не захотели брать денег с любимого артиста? – спросила Вера, когда лифт поехал вниз. – Был у меня наставник, доктор Грунин, – вспомнил Данилов. – Так он учил меня никогда не брать денег у юристов, артистов и педерастов. Чревато плохими последствиями. И всю свою «скоропомощную» жизнь я следую этому завету. Данилов пожалел, что не посмотрел раньше последний фильм с участием артиста. Он чувствовал, что теперь, после встречи с артистом на вызове, просмотр не доставит ему ожидаемого удовольствия. Следующий вызов был к «соседям». В женском следственном изоляторе врач диагностировала острое нарушение мозгового кровообращения у одной из своих подопечных и вызвала «скорую» для транспортировки больной в стационар. – Это – финиш! – кратко высказался Петрович, подразумевая, что вызов, полученный в половине пятого утра, будет последним в эту смену. Из следственного изолятора больную могли принять лишь в одной из городских больниц – в сто двадцатой, где наличествовало специальное отделение с милицейской охраной. – Как знать, – Данилов не любил загадывать, – можем и на обратном пути словить чего-нибудь. – По пути или по твоей пищалке? – уточнил Петрович. – И так, и так, – ответил Данилов. – А я никогда не была в следственном изоляторе! – Вера высунула голову в водительский отсек. – Твое счастье, – порадовался за нее Данилов, а Петрович тут же изрек народную мудрость: – Кто не был – тот побудет, кто был – тот не забудет. Данилов дважды был в этом следственном изоляторе. Оба раза вывозил больных. Ничего особенного. По изобилию железных дверей, решеток на окнах и людей в форме изолятор смахивал на военную часть, в которые Данилова иногда заносило во время дежурств. Доктор (а может быть, и фельдшер) в медпункте следственного изолятора оказалась неожиданно молодой и даже красивой. Зеленоглазая блондинка, похожая на русалку из сказки. Данилову она понравилась, ему вообще нравились красивые и неглупые женщины. Красивых и глупых он старался игнорировать. Осмотр пациентки, у которой среди ночи заболела голова, а вскоре отнялась речь и перестала двигаться левая рука, занял пять минут. – Сопровождение ждет у машины, – сказала «русалка». Данилову с Верой даже не пришлось нести носилки – загрузку больной в машину осуществили два прапорщика.