Заклятая невеста

Ангсимильер Орстрен

Да, Лавиния определенно знала, что попросить. И прежде, чем он успел что-либо ответить, добавила:

– Все последующие тоже.

Она смотрела на него, а Льер не знал, что ответить. Впервые за долгое время не представлял, что сказать женщине, которая просит его оставить ее одну. Все те, кого он знал до нее, совершенно не возражали против того, чтобы остаться в его спальне после. Для элленари это не играло совершенно никакой роли, поэтому с кем заснуть или же от кого уйти было незначительной деталью, на которую не обращали внимания. Особенно учитывая то, что сегодня засыпали с одним, а завтра с другим, и не всегда в личных покоях. Для Лавинии близость была чем-то особенным, и она не собиралась подпускать его ближе.

Пока не собиралась.

– И как ты себе представляешь супругов, засыпающих в разных спальнях? – Почему-то в обычно спокойный голос сейчас ворвался сарказм.

– Легко. В Энгерии у супругов разные комнаты, и это в порядке вещей. Скажешь, что следуешь традициям своей драгоценной королевы.

Острить она тоже умела. А еще умела зацепить так, как ни одна другая до нее. Кто бы мог подумать, что вчера ночью он потеряет контроль, как… сложно даже подобрать характеристику этому состоянию. Даже будучи юнцом Льер не испытывал ничего подобного, когда весь мир сходится на одной-единственной женщине, сгорающей от страсти в его объятиях. У Лавинии было оправдание – ахантария, у него – нет.

Он до сих пор помнил жар ее кожи под губами и как она отзывалась на каждое прикосновение, как дрожала под его ласками. Многое бы он отдал, чтобы повторить то же самое – на этот раз без всяких чар, чтобы увидеть ответное желание в темнеющих, как ночная листва, глазах. Ее желание.

Сейчас она смотрела, склонив голову, спокойно и равнодушно, даже пальчиками постукивала по столу в ожидании. Кажется, даже забыла про десертный соус, за которым тянулась.

– Замечательный план, – произнес он и все-таки плеснул ей этого проклятого соуса, так что алые брызги разлетелись не только по нежной сердцевине десерта, но и по тарелке. – Но ты упустила одну маленькую деталь.

Впрочем, определенный интерес в ее глазах все же был: кажется, ей действительно важен был ответ. Она хотела остаться одна, отдалиться от него настолько, насколько это вообще возможно.

– Какую? – небрежно поинтересовалась Лавиния.

Настолько небрежно, что ему захотелось смести со стола все к Пустоте, рывком притянуть Лавинию к себе, а потом целовать так, пока не начнут гореть губы, свои и ее, пока это напускное равнодушие не сменится отчаянной мольбой или желанием. Проблема заключалась в том, что он действительно боялся увидеть в ее глазах отчаяние или, хуже того, презрение. После того, что с ней произошло, после того, что сделал Золтер…

Клятый Золтер, чтоб ему за Гранью покоя не было.

– Это мои покои, Лавиния. Покои повелителя, и, если повелитель не станет появляться в собственных покоях, это по меньшей мере вызовет удивление.

– О, ну это ни в коем случае не препятствие. Я с радостью перееду.

– Нет.

Это прозвучало так резко, что она вздрогнула. Холод сгустившейся ночи сейчас ощущался гораздо отчетливее: в Аурихэйме всегда холодает с наступлением темноты. Только сейчас Льер это осознал и осознал то, что Лавиния к такому не привыкла. Поэтому резко поднялся, расстегнул мундир и набросил на хрупкие плечи. Она тут же вскочила, и мундир сполз на камни.

– Спасибо, не стоит. – Ее вежливость была едва ли лучше презрения.

– Надень, – приказал он.

Подхватил мундир и снова завернул в него, после чего кивнул.

– Закончим ужин.

– Спасибо, я сыта.

Интонации в ее голосе вызвали желание зарычать, а потом…

Обо всем, что потом, Льер уже думал, и ничего хорошего из этого не получалось.

– Как скажешь, – произнес он и подал ей руку.

Стоял, преграждая путь до тех пор, пока она не вложила пальцы в его ладонь. Кто бы мог подумать, что одно невинное прикосновение отзовется такой бурей внутри. Сумасшедшим, яростным желанием обладать, сделать эту женщину своей. По-настоящему. Взять грубо, а после – нежно. Брать ее снова и снова, пока не насытится этим странным чувством, пока оно не уйдет, не перестанет жечь изнутри, пока не выгорит без остатка.

В какую-то минуту, на один краткий миг Льер поверил в то, что действительно мог бы так поступить. Поверил, и осознание этого заставило сжать зубы.

Ни одна женщина до нее. Никогда. Не могла заставить его испытать что-то подобное.

Он думал, что, если возвести между ними преграду, со временем станет проще, но проще не становилось. Если раньше можно было представить, что ее нет в Аурихэйме, то сейчас при одной мысли об этом хотелось крушить все вокруг. Поэтому Льер задумался о том, чтобы сделать ее своей по-настоящему. Особенно после того, что произошло. После того, свидетелем чему он стал.

– Я могу оставить тебя одну сегодня, – произнес, когда они снова спустились к морю.

– Неужели? – Язвительность делала ее голос звонче. – Чему обязана такой милостью?

– Твоей просьбе.

После этого повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом волн. Ему хотелось взять ее за подбородок, развернуть лицом к себе и долго смотреть в глаза. До тех пор пока она не ответит, пока не рухнет эта стена отчуждения, которую они с Золтером совместными усилиями возвели. Стена, надежно запечатавшая ее свет, который тем не менее прорывался снова и снова, несмотря ни на что.

Удивительный забытый свет жизни…

Свет жизни, сохранившийся лишь в зачарованном лесу у Арки и медленно угасавший до ее появления.

Под лунным светом серебро моря стало ярче, сейчас оно словно светилось. Сколько Льер себя помнил, это море всегда было темным. Водоросли, которые долгое время считались исчезнувшими, тянулись к поверхности воды, создавая этот удивительный флер.


Все благодаря ей.

Ей одной.

– Красиво. – Ее голос вырвал его из раздумий так резко, что у Льера перехватило дыхание.

Лавиния поймала его взгляд и кивнула на море.

– Вода. Она такая… необычная. – Ее голос сейчас звучал ниже и тише. – В нашем мире море тоже светится, но иначе.

В последних словах было столько невыносимо светлой тоски, что Льер плотно сжал губы. Губы, которые все-таки горели от невозможности ее поцеловать.

Поэтому на этот раз ничего не ответил он.

Поэтому в замок они вернулись в молчании.

Поэтому, попрощавшись с ней у дверей, он поднялся на стену, откуда долго смотрел на такое светлое и такое невыносимо далекое море.





3




Лес, в котором я оказалась, был мне знаком. Единственное место в Аурихэйме, где светило солнце до нашего с Льером благословения. Место, где я впервые столкнулась с болью чужого мира и Пустотой, надвигающейся на него. Место, где я спасла Амалии жизнь. Сейчас я стояла на той самой земле, где все произошло: даже цветы были слегка примяты, словно она лежала тут совсем недавно.

Опустившись, коснулась ладонью густой и сочной травы, легких, покачивающихся на ветру стебельков.

– Лавиния. – Голос из-за спины прокатился дрожью вдоль позвоночника.

Обернувшись, увидела Золтера, он шел ко мне, и его подошвы оставляли на траве выжженные следы, дымящиеся черной силой Глубинной Тьмы. Каким-то чувством я поняла, что это не Льер, поняла и вскочила, готовая защищаться. В ладони ударила светлая сила, тепло собралось в груди, и земля содрогнулась от шевеления корней.

– Очень неосмотрительно. – Золтер щелкнул пальцами, и дерево справа от меня превратилось в обугленный ствол. Быстрое движение – и слева тоже.

От него сейчас исходила такая мощная тьма, что, даже несмотря на солнце, в лесу стало пасмурно, а холод пробирал до костей.

– Прекратите! – вскрикнула я, глядя на стремительно, дерево за деревом, островок за островком, угасающий лес. Нетронутыми остались только бледно-оранжевые цветочки, оплетающие землю там, где я спасала Амалию.

– Прекратить? Не я это начал. – Усмешка на тонких губах напоминала шевеление змеи: только что мелькнула – и нет ее.

Усилием воли заставила себя отозвать магию, хотя инстинкты кричали обратное: соберись, возведи купольный щит, сражайся до конца. Тем не менее спустя миг последний островок света растворился во тьме, и стало еще холоднее.

Золтер кивнул:

– Поговорим о Льере. Теперь, когда ты знаешь его тайну, ты можешь мне помочь, Лавиния.

Он приблизился и остановился рядом, глядя мне в глаза.

Этот взгляд пронизывал, проникал в самое сердце, заставляя дрожать от содержащегося в нем холода.

– Эти цветы. – Золтер указал на место, где лежала Амалия. – Иартины. Их пыльца – яд для любого элленари. Найди возможность добавить их ему в пищу, и я пощажу твою семью.

Что?!

– До моего возвращения осталось недолго, Лавиния. Встретимся там, где ты меня убила.

Он шагнул ко мне так стремительно, что его сущность ударила в тело, я закричала и подскочила на кровати, чувствуя, как бешено колотится сердце. Рядом рычал бъйрэнгал, шерсть котенка стояла дыбом, шипы стали алыми. С трудом вытолкнув себя из кошмара, протянула ему руку:

– Прости, малыш. Я тебя напугала, да? Прости, пожалуйста.

Котенок весь подобрался, но к руке осторожно потянулся носом. Принюхался, рыкнул, и я чуть-чуть отпустила магию, подавшись к нему так же доверчиво, как он ко мне. Звереныш оглянулся, шипы снова начали темнеть. Неуверенно шрявкнув, позволил магии коснуться себя, после чего взгромоздился ко мне на колени.

Сердце все еще бешено колотилось, пробивающаяся между портьер полоска солнечного света говорила о наступлении нового дня. Глубоко вздохнув, постаралась прогнать остатки кошмара, но он отказывался уходить. Поэтому я осторожно ссадила малыша на простыни, а сама направилась в ванную комнату. Ополоснула лицо прохладной водой, вгляделась в свое отражение.

Жуткий, реалистичный сон до сих пор стоял перед глазами: картина иссушенных тьмой деревьев, рассыпающиеся пеплом тлена листья.

Золтер.

Золтер, говорящий, что пощадит мою семью, если я убью Льера. Я слишком хорошо помнила это страшное чувство, мгновение, когда призрак Аддингтона, или кем он там был, завладел моим телом. Это ощущение, что ты сама себе не принадлежишь, а перед ним – короткий, едва уловимый рывок, как если бы меня затянуло в туман, распустившийся по всему телу ядовитыми цветами. И пустота.

Во сне, когда Золтер шагнул ко мне (или сквозь меня), я почувствовала то же самое… Но ведь это был всего лишь сон. Да, очень яркий, но все-таки сон.