Заклятая невеста

После пары часов совместного сна (ладно, я не спала, спал только котенок) бъйрэнгал позволил водрузить себя на стол и осмотреть. Правда, при этом поглядывал на меня, а я поглядывала на того, кто осматривал. Попытайся он причинить детенышу вред – и ему бы не поздоровилось.

– Ты уверен?

– Да, ваше аэльвэрство. Судя по тому, как он относится к аэльвэйн Лавинии, он признал ее своей. А вы не хуже меня знаете, что своих бъйрэнгалы не только не трогают, но и защищают в случае угрозы.

Золтер почему-то посмотрел на меня так, будто угрозой была я. Ноздри его шевельнулись.

– Хорошо, – отрывисто произнес он. – Можешь его забрать.

– Вот и замечательно.

Я наклонилась, подставила руки, на которые малыш с радостью забрался. Он вообще вел себя как настоящий котенок: терся о мое платье, мурлыкал, или скорее шурлыкал, потому что вместо привычного мурчанья до уха доносилось ш-р-р-р и ш-ш-р-р-ряу.

– Идем. – Золтер кивнул в сторону двери, а я улыбнулась большеухому элленари в белом халате.

– Спасибо большое!

Тот почему-то пошел сине-зелеными пятнами, пробормотал:

– Пожалуйста, – и поспешно скрылся за дверью подсобки, откуда донесся звук, подозрительно напоминающий сморкание в носовой платок.

– Что это было? – удивленно спросила я.

– Бурф – нигар. Это раса слуг и рабов, с ними никто не церемонится.

Я вскинула брови:

– Рабов?!

– Что тебя так удивляет, Лавиния? В нашем ужасном обществе есть рабы. – Сарказма в голосе великого повелителя Аурихэйма было столько, что могло бы хватить на всех элленари, вместе взятых.

С чего бы это, я подумать не успела: мы как раз поравнялись с охранниками. Эти мощные существа согнулись так, что булавы ударились о стены, высекая искры, но Золтер даже не взглянул в их сторону, и мы прошли мимо.

– Откуда в Аурихэйме столько рас? – поинтересовалась я. – Наш мир… не такой.

– Ваш мир примитивный, – хмыкнул он. – Аурихэйм рожден в пространстве, наполненном изначальной магией и ее силой. Когда магия только набирала силу, открывалось множество измерений, вместе с ней в наш мир приходили самые разные существа.

– Но они не являются элленари?

– Совершенно верно. Кто-то из них пожелал остаться сам. Кого-то мы истребили, потому что они пытались нас захватить. Сейчас все дыры в пространстве тщательно запечатаны и столь же тщательно охраняются.

Я покачала головой.

– Или ты считала, что вы – единственные разумные существа во Вселенной?

– Я ничего такого не говорила! – возмутилась я, и котенок на моих руках возмущенно мяукнул.

– Ну разумеется. О таком ты исключительно думаешь.

Я моргнула:

– Что вы хотите этим сказать?

– Леди не положено говорить вслух то, что она считает невежливым, не так ли, Лавиния? – Он окинул меня насмешливым взглядом с ног до головы.

– То есть вы сейчас косвенно обвиняете меня в лицемерии?

– Почему же косвенно? Вполне прямо.

Я пожалела, что на него нельзя натравить котенка. Который, к слову, косился на Золтера очень подозрительно. Тем временем мы пересекли двор и оказались на лестнице, по которой утром я спускалась вместе с Лизеей. То ли замок в этой части решил не перестраиваться, то ли сегодня у магических колебаний был выходной, но лестница осталась на месте, и этот поворот я тоже очень хорошо помнила.

– Я не лицемерю, – сказала я, когда мы шли по коридору.

Услышав шипение виеррахов, котенок выгнулся, но Золтер взмахнул рукой, запечатывая тени в стенах, и звереныш снова прижался к моей груди. Правда, напряженный и поводящий ушами, словно выискивающий малейшую опасность.

– Разумеется, нет, Лавиния. Именно поэтому последний год рядом со своим мужем ты делала вид, что у вас счастливая семья.

– Молчали бы вы… про моего мужа.

– Или что? – Он приподнял брови. Глаза опасно сверкнули.

Я вернула ему похожий взгляд и пошла дальше.

– Нам сюда.


Это тоже прозвучало язвительно, особенно если учитывать, что я почти пролетела поворот в анфиладу.

Нет, похоже, все-таки не выходной, потому что этой анфилады я не помнила.

– Рядом с моим мужем меня удерживали обстоятельства, – бросила я.

– Позволь узнать, какие именно?

– Нелегкая семейная ситуация брата.

– Или нежелание показать энгерийскому обществу развод благопристойной леди Лавинии?

– Это сейчас была мораль? – поинтересовалась я и сложила руки на груди. – Если да, то она прошла мимо, потому что рядом с вами меня тоже удерживают обстоятельства, но сказать, что я лицемерю, я не могу.

Теперь его глаза потемнели, но я только ускорила шаг.

Все, хватит с меня. Зачем я вообще с ним разговариваю? Можно подумать, его интересует ситуация Винсента или что-то еще. Его аэльвэрству скучно, даже помереть не может, вот и развлекается, как умеет. Осознание этого подстегнуло, как хлыстом, и я пошла еще быстрее. Сейчас мне хотелось как можно скорее остаться одной.

У дверей моей спальни, массивных и тяжелых, с резными узорами, Золтер остановился.

– Приведи себя в порядок, Лавиния. Ужинать будем вместе.

– Какая жалость! Я надеялась, что сейчас поужинаю с котенком, а потом лягу спать. Тоже с котенком.

Он усмехнулся.

– Если тебя не устраивает имя, которое придумал я, придумай свое.

– Льер, – сообщила я. – Назову его Льер.

Я влетела в комнату раньше, чем его остолбеневшее аэльвэрство успел открыть свой аэльвэрский рот. Захлопнула двери, отпустила малыша и только после этого привалилась к стене, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

Унять не получилось: дверь распахнулась с таким треском, что чудом не раскрошилась в пыль. Бъйрэнгал подпрыгнул, я отскочила, но меня перехватили за руку и резко впечатали в свою грудь. А потом так же резко впились подчиняющим, жестким поцелуем в мои губы.

Я задохнулась, попыталась вырваться – и не смогла.

Губы вспыхнули, и вслед за ними вспыхнуло что-то в груди: что-то обжигающее, сумасшедшее, яростное и… удивительно нежное. Наверное, именно последнее и заставило меня замереть, впитывая каждое мгновение странного и непонятного поцелуя.

Впрочем, поцелуем это назвать было сложно.

По крайней мере, поцелуем в моем представлении.

Ладонь на моем затылке не позволяла мне отстраниться, пальцы скользили по напряженной шее вверх, вниз и снова наверх. Под этими прикосновениями рождалась жаркая дрожь, рождалась и сбегала по плечам прямо на грудь, я чувствовала почти невесомую ткань платья, как если бы она была шелковой. Эта дрожь отдавалась в кончиках пальцев, в ладонях, которыми я упиралась в его плечи, наверное, именно поэтому я чувствовала ее и в нем тоже.

В судорожном вздохе, который мы разделили на двоих, когда по губам скользнул обжигающе ледяной воздух.

В бесстыдном прикосновении языка к языку, которое тут же сменилось укусом, заставившим меня вздрогнуть. И тут же, мгновенно – в глубокой, раскрывающей ласке. Его пальцы, стягивая платье, нежно погладили мое плечо, повторяя скольжение кружева.

– Лавиния. – Хриплый выдох опалил кожу, и так горящую под его пальцами. – Моя Лавиния…

Я и не догадывалась, что мое имя можно произнести так порочно, так собственнически-властно, так…

Широко распахнула глаза, ударилась о взгляд темных, темнее, чем самая глубокая ночь, глаз. Он смотрел так, словно видел меня впервые или словно впервые узнал меня такой. Раскрытой, прижимающейся к нему, подающейся навстречу каждой ласке, вжимающейся ставшей безумно чувствительной грудью в его грудь.

Всевидящий, что я творю?!

Осознание случившегося заставило меня замереть повторно, а потом резко, с силой оттолкнуться от его плеч и шагнуть назад.

– Я не ваша, – повторила скорее для себя, хотя прозвучало это…

– Лицемерие. – Он провел пальцами по моим губам, заставив отхлынувшую было от щек краску вернуться на них в двойном объеме. – Это то, о чем я только что говорил.

– Но вам же понравилось, – не осталась в долгу я. – Вам нравится лицемерие, ваше аэльвэрство, признайтесь. Иначе бы вы не пошли за мной и не стали меня целовать.

Его глаза вспыхнули, а затем потемнели: опасно, как тлеющие угли. Он шагнул ко мне, схватил за локоть и дернул в сторону кровати. Правда, не успел сделать и шага, как снизу раздалось звучное клацанье. Золтер подозрительно споткнулся, а я опустила глаза и увидела котенка, который… в общем, он больше напоминал пиранью. С крылышками. С ушами и хвостом, как у кота, но все-таки пиранью, потому что это нечто из животного мира Аурихэйма сейчас вцепилось в сапог его аэльвэрства, плотно сжало челюсти, да так и повисло.

Меня отпустили столь же резко и бесцеремонно, сколь и схватили, и так же резко схватили бъйрэнгала за шкирку. Челюсти котенка сразу же разжались, он зашипел, а я протянула руки:

– Отдайте!

Глаза Золтера по-прежнему метали молнии, ему бы сейчас на башенку, под небо, идеальная была бы картина. Очень гармоничная.

– Отдайте, – повторила я. – Или я воспользуюсь магией, и ничем хорошим это не кончится!