Зачеркнутому верить

– В этом отношении можешь быть спокоен. Командующий войсками спецназа ГРУ отдал категоричный приказ взять под защиту твою жену с дочерью. Весь твой батальон в этом случае становится гарантом их безопасности и не подпустит к семье ни людей Самокатовой, ни людей из ФСБ. Но меня, признаюсь честно, больше твоя судьба, капитан, беспокоит. И та информация, носитель которой стал опасен и для Самокатовой, и для Саенкова. И еще мне сильно интересно, что эти две фигуры связывает. Как они вообще нашли общий язык?

– Насчет общего языка, думаю, все просто. Подполковник Саенков женат на старшей сестре Алевтины Борисовны, на Альбине Борисовне Самокатовой, известном адвокате.

– А… Это та, что наркоторговцев защищает? Это ее профиль работы – крупные наркоторговцы. Интересная информация. А это точно? Откуда тебе такое известно?

– Мне сам подполковник Саенков сказал. Может быть, нечаянно проболтался, но сказал. Я, честно говоря, на это внимания не обратил. Но я не знал, на чем специализируется Самокатова-старшая, на каких уголовных делах. А тут связь просматривается достаточно очевидная.

– Какая связь?

– Сначала подполковник Следственного комитета Дагестана Наби Омаханович Халидов… Тот, что изначально вел мое дело. Он, как я понял, охотился за рюкзаком с героином, что пронесли из-за границы бандиты. И подполковник Саенков тоже за ним охотился. Но захватили его мы со старшим лейтенантом Шершневым. Потом выплывает генерал Шарабутдинов. Он, как мне говорила Самокатова, «крышует» всю оптовую торговлю наркотиками в Дагестане. Опять наркотики. И адвокат Самокатова работает с наркоторговцами. Какая-то связь здесь определенно существует. Только я не знаю, товарищ подполковник, какая именно. Налицо только факт, что меня и двух старших лейтенантов пытались использовать в своих целях полковник Самокатова и подполковник Саенков. Чтобы что-то выяснить, следует сначала узнать, от кого получает инструкции полковник Самокатова. Было ли дано ей задание на ликвидацию генерала Шарабутдинова? Подозреваю, что это личная инициатива Самокатовой и Саенкова.

– Я понял тебя, капитан. Я отошлю данные шифротелеграммой. А пока расскажи мне все, что с тобой произошло с того момента, как на нашей вертолетной площадке ты во второй раз сел в вертолет ФСБ. Все по порядку…

Я начал рассказывать. Но вовремя хватился, что взял у своих старших лейтенантов только сорок минут на разговор. А сорок минут уже подходили к концу. И потому, вынужденно извинившись перед командиром отряда, я объяснил ему причину, по которой мне необходимо было выйти.

– Дежурному позвони, он их позовет…

– Они войдут, только если увидят меня лично. Дежурному не поверят.

– Хорошо. Веди их сюда.

Пришлось быстро сбегать к выходу и вместе с Аграриевым и Логуновым вернуться к подполковнику Желтонову. И уже в присутствии старших лейтенантов продолжить рассказ о наших злоключениях с места, на котором я прервался. Но рассказывать о том, что в бульдозер на станции Темиргое пытался забраться сержант полиции, я не стал. Зачем брать на себя еще одну смерть, если тебя в ней пока никто не обвиняет. Или, если судить иначе, зачем обвинять в попытке воровства того, кто должен от воров людей защищать. Это могло выглядеть некрасивой попыткой себя обелить. Дескать, все вокруг плохие, только я один невиновный и честный. Все остальное я рассказал короткими доходчивыми фразами, вплоть до встречи со своей бывшей ротой на дороге, когда рота возвращалась с задания. Что за задание было у роты, я не спрашивал ни у нового ее командира, ни у командира отряда. Я был уже вне отрядных дел.

По окончании моего рассказа подполковник какое-то время жевал свои вставные челюсти, потом сказал:

– Понятно. Скорее всего, ты в своих подозрениях прав…

После этого он снял трубку внутреннего телефона, позвонил дежурному по отряду и распорядился устроить нас троих на отдых в помещении моей бывшей роты. В казарме всегда были, как я хорошо знал, свободные кубрики. Солдатские кубрики обычно бывают большими, и в них располагается целиком отделение. Офицерские обычно меньше размерами, имеют меньше кроватей, но как часть солдатских кубриков пустует, когда какой-то взвод отправляется на задание, так обычно пустует и часть офицерских кубриков, когда офицеры вылетают или выезжают на задания вместе со своими подразделениями. Существует практика задействовать в одной операции взводы одной роты. Считается и, на мой взгляд, считается справедливо, что солдаты одной роты лучше понимают друг друга, между командирами взводов существует налаженное взаимодействие, и от этого выигрывает общее дело. Я мысленно просчитал транспорт колонны, что привезла нас в городок спецназа, и получилось, что три взвода в настоящий момент были вне расположения роты, то есть находились в отдалении на выездном задании. Это явление достаточно частое. Но оно же означало, что есть три спальных места в офицерских кубриках, что обычно бывают заняты командирами взводов.

– Дорогу в роту найдешь? Провожатого не требуется? – спросил подполковник.

– Не забыл еще…

– Отдыхайте пока. Я свяжусь с командующим. Его мнение сообщу, когда отоспитесь. Идите…





* * *


Дежурный по роте, а это, как правило, был один из заместителей командиров взводов, старший сержант, получил, видимо, предупреждение дежурного по части и приготовил нам каждому по комплекту постельного белья и проводил в отдельный кубрик, где стояли четыре кровати.

– А четвертый где? – поинтересовался я.

– Дежурит по столовой. Ночевать сегодня не придет. Отдыхайте, товарищ капитан. Если что понадобится, зовите меня или дневального. Ключ в двери, можете изнутри закрыться, чтобы никто не побеспокоил.

Мы, даже не в целях безопасности, а чисто машинально, все же закрылись изнутри. Устроились и сразу легли отдыхать. Усталость сказалась и физическая, и в большей степени – психологическая.

Проснулся я от дважды прогремевшего тройного выстрела пушки, прозвучавшего чуть в отдалении. И безошибочно определил, что стреляла автоматическая тридцатимиллиметровая башенная пушка боевой машины пехоты. Стреляла очередями, как в боевой обстановке. Потом прозвучала еще одна точно такая же строенная очередь…





Глава пятая




На территории городка сводного отряда спецназа ГРУ в обычной, мирной обстановке башенное автоматическое орудие БМП стрелять не должно. По крайней мере, за все время моего пребывания здесь за последние несколько лет, пусть и не подряд, а с полугодовыми перерывами, такого не случалось. И если бы во время моего отсутствия происходило – я бы точно об этом слышал.

Я легко вскочил на ноги, сначала нашарил рукой свой пистолет-пулемет, нашел его в полном порядке там, где и оставлял, и только после этого начал одеваться. Оба старших лейтенанта поступили точно так же. Оружие они нащупали раньше, чем сунули ноги в штанины. То есть готовы были к бою, готовы были принять его даже без одежды. Это было показателем боевой готовности обоих офицеров. Меня такое товарищество могло только радовать. Я в своих подчиненных не разочаровался.

Однако эти радостные мысли ничуть не умаляли ощущения беспокойства, что возникло после того, как все мы проснулись от стрельбы автоматической пушки. Каждый определил и идентифицировал эту стрельбу самостоятельно, и каждый понял, что случилось нечто неординарное, что, возможно, имеет к нам непосредственное отношение.

Одевшись и вооружившись, мы выскочили в казарменный коридор, где в настоящий момент находился только дневальный.

– Что там случилось? – спросил я у него.

Солдат только пожал плечами:

– Не могу знать, товарищ капитан. Старший лейтенант Шершнев поднял роту «в ружье». Выехала бронетехника, стреляют. Кажется, вертолеты поднялись. А что там произошло – я не знаю.


Но мы должны были узнать обязательно. Выбежали на улицу. Место, откуда стреляли, все трое определили на слух правильно. И потому, едва спрыгнув с крыльца, сразу свернули с бетонной дорожки и побежали прямо по газону. Выбрались на тротуар только после того, как существенно срезали угол. Бежали, как полагается во время боя, пригибаясь и меняя углы движения, то есть используя давно отработанный дриблинг[14], при котором стрелку, который попытается в тебя попасть, трудно правильно прицелиться, потому что он не знает, в какую сторону в следующую секунду ты сделаешь рывок всем корпусом.

Бежали мы в сторону ворот КПП. Там стояли три БМП, позади которых, как я сразу определил, залегли полукругом около двухсот бойцов – видимо, все наличные силы, что были в данный момент в городке. А в воздух уже поднялись пять штурмовых вертолетов-ракетоносцев, все наличные силы, что были в отряде на постоянной приписке, и зависли с опущенными носами в воздухе, готовые вести прицельную стрельбу.

Металлические ворота были распахнуты, прямо за воротами, закрывая проезд, стоял бронетранспортер с развороченными колесами правого борта. Догадаться было нетрудно: колеса бронетранспортеру разворотила выстрелами из автоматической тридцатимиллиметровой пушки боевая машина пехоты, что стояла во главе солдатской цепи по центру и чуть-чуть впереди других. Стрельба велась не на поражение, а на повреждение, хотя пушка БМП была в состоянии пробить броню бронетранспортера как картонную коробку. На самом бронетранспортере башенный пулемет вертел стволом из стороны в сторону, словно рассчитывал напугать пушку, которая замерла, нацеленная как раз на эту башню. И если бы пулемет бронетранспортера рискнул бы дать очередь в любую из сторон, которые рассматривал, пушка сразу снесла бы с бронетранспортера башню вместе со оператором-наводчиком. И потому пулемет предусмотрительно молчал.

Рядом с будкой КПП стояли и беседовали люди. Но кто там стоит и кто с кем беседует, я разобрать не мог. Еще недостаточно рассвело. В предгорьях рассвет наступает постепенно.

Я нашел взглядом старшего лейтенанта Шершнева, причем не по внешнему виду, который в лежачей цепи выделить было трудно, а по тому месту, где должен был находиться командир в момент боя, как я сам когда-то учил его. Николай был там, где нужно, – в середине и чуть в отдалении от самой солдатской цепи.

Я перебежал к нему. Залег рядом прямо на асфальт, положив глушитель пистолета-пулемета на бордюр тротуара. Тут же рядом со мной оказались и Аграриев с Логуновым. Они предпочитали не расставаться со мной, своим командиром, ни при каких обстоятельствах, даже во время боя, если он начнется. Впрочем, бой пока не начинался. Выстрелы автоматической пушки были, видимо, только предупреждением.

– Николай, что тут происходит? Введи в курс дела…

И сам почувствовал, сколько удивления в моем голосе. А удивляться было чему. Никогда еще во всей предыдущей практике сводного отряда не было случая, чтобы нашлись какие-то силы, что рискнули бы атаковать военный городок спецназа ГРУ. Нужно быть отъявленным и наглым самоубийцей, чтобы решиться на такое. Ведь в нашей армии нет не только адекватно подготовленных войск, но и войск, вооруженных настолько же хорошо, как спецназ ГРУ. А в том, что атаковали городок не бандиты с гор, сомневаться не приходилось. У бандитов нет бронетранспортеров, которых, как я видел, за воротами стояло несколько штук. По крайней мере, их было три. Бойцы в черной униформе суетились, пытаясь зацепить на фаркоп трос тому, что застрял в воротах.

– Спецназ ФСБ вместе со спецназом МВД за вами, товарищ капитан, пожаловали. Внаглую пытались в городок въехать. А у нас как раз группа на выезд готовилась. С этой стороны ворот стояла. Подполковник Желтонов приказал в случае обострения ситуации стрелять на поражение техники. Как только ворота открылись, гости наши решили заехать, хотя мы открывали тем, кто выезжал. Наш пушкарь не промахнулся. Парой очередей их бронетранспортер остановил. Десант сразу выскочил и – назад. Поняли, что дело серьезное, после следующей очереди бронетранспортер сам загорится…

– Подполковник Желтонов приказал стрелять по машинам ФСБ? – Для меня это прозвучало как сообщение о том, что мне танк на голову наехал. – Никак не ожидал от подполковника такой решительности! Что с ним такое случилось?

– Вы его, товарищ капитан, плохо знаете. Он еще приказал и вертолеты в воздух поднять. С полным боекомплектом. И дал приказ вертолетам в случае попытки прорыва уничтожить противника.

Я посмотрел в небо. Кассеты с НУРСами выглядели угрожающе.

– А рота? – спросил я.

– А роту уже я сам поднял. И соседнюю тоже. Общую тревогу объявил.

– Главный вход… – напомнил я.

– Я туда отделение гранатометчиков направил. И пару ручных пулеметов в придачу. И к воротам автороты тоже. Там ворота старые, деревянные. А к воротам складов целый взвод определил. Там прорваться легче.

Старший лейтенант Шершнев решительностью ничуть не уступал командиру отряда и сделал все, что требовалось. Сделал все правильно. Это значило, что я не ошибся в выборе, предлагая Шершнева на свое место командира роты. Он действовал так же, как в этой обстановке действовал бы я сам. Может быть, даже жестче.

– Где сейчас Желтонов?

– Переговоры ведет с командиром спецназа ФСБ. Командир ментовского спецназа, как только его БТР подстрелили, стал куда-то звонить, после чего спрятался. Начальство, похоже, подзатыльников надавало.

Я поднял бинокль. И увидел подполковника Желтонова, который стоял рядом с крыльцом КПП, поставив ногу на ступеньку и опершись локтем на колено. Рядом с ним стоял человек, показавшийся мне знакомым. Подрегулировав резкость и увеличив силу матрицы, я рассмотрел майора Алексеенко. Стало легче. Я уже по фигуре командира спецназа ФСБ определил, что руководит операцией не подполковник Саенков. Подполковник, похоже, не любит своего кабинета покидать и не выезжает туда, где стреляют или хотя бы могут стрелять. Наш подполковник выглядел решительным, не знающим сомнений человеком. Его оппонент, напротив, казался слегка растерянным.

Майор Алексеенко как раз в этот момент стал кому-то звонить. Очевидно, докладывал начальству о развитии ситуации. В это время к подполковнику Желтонову подбежал сержант и протянул лист бумаги, как я понял, с принтерной распечаткой. Я узнал сержанта. Он служил в шифровальном отделении у капитана Слонова. Значит, командиру отряда пришла какая-то важная шифротелеграмма, которая, вероятно, решала судьбу этого чрезвычайного происшествия. Сержант принес ее прямо в руки командира в самый решающий момент.

А решить вопрос могла только шифротелеграмма от прямого руководителя отряда – командующего войсками спецназа ГРУ полковника Мочилова. И эта шифротелеграмма должна была решить одновременно мою собственную судьбу, как и судьбу моих старших лейтенантов. Командующий мог одинаково и разрешить нашу выдачу в ФСБ, и приказать дать вооруженный отпор спецназу ФСБ.

Я видел, как подполковник Желтонов прочитал шифротелеграмму вслух, специально, видимо, для майора Алексеенко. Тот с невозмутимым видом, никак не показывая своих эмоций, передал слова подполковника своему абоненту, после чего трубку убрал, отдал Желтонову честь, попрощался вежливым рукопожатием и вышел через ворота КПП. Бронетранспортер в воротах тем временем взяли на буксир два других бронетранспортера и утащили с дороги. Там его, видимо, собирались ремонтировать, если это возможно, менять колеса, от которых остались одни резиновые лохмотья.

Подполковник Желтонов пошел в нашу сторону. Мы поднялись в полный рост, как и другие офицеры. Только солдаты, поскольку приказа не прозвучало, так и лежали в цепи, направив оружие в сторону ворот.

Командир подошел.

– Солдат кто поднял? Ты, Максим Викторович?

– Никак нет, товарищ подполковник, – спокойно ответил я. – Я бы, честно говоря, с удовольствием, но я свое ими уже откомандовал. У меня нет больше такой власти.

– Ты сам своей власти над людьми не знаешь… Если ради тебя спецназы ФСБ и МВД собирались штурмом брать городок спецназа ГРУ, это уже говорит о важности твоей фигуры. И что бы за дело мне до этого… Так нет, влез на старости лет в авантюру. Мало того, что приказал ментовский бронетранспортер изуродовать. А потом еще и на прямой подлог пошел…

– Как это? – не понял я.

– Это я две роты поднял, – попытался перебить меня старший лейтенант Шершнев, думая исправить неважное настроение командира, отвлечь его от признаний, о которых сам он впоследствии, может быть, будет сожалеть.

– Молодец, правильно сделал, – констатировал командир отряда и повернулся ко мне. – Как это, спрашиваешь? А просто. Как только я отправил твою группу отдыхать, я написал командующему шифротелеграмму. Когда мне сообщили о попытке прорыва на нашу территорию спецназов ФСБ и МВД, я по дороге к проходной сделал два звонка. Первым приказал открыть огонь по головному бронетранспортеру, вторым попросил капитана Слонова звонком через ЗАС предупредить командующего о ситуации и о моих мерах противодействия. Слонов дальше пошел. Он сам написал мне якобы ответ командующего с приказом открыть огонь на поражение всеми имеющимися у меня средствами, включая вертолетную штурмовую авиацию. И прислал с поддельной шифротелеграммой сержанта. Сержант шепнул мне, что до командующего дозвониться не удалось, его ночью в кабинете нет, но срочная шифротелеграмма в его адрес уже отослана, а предыдущая, написанная мной, командующему была доложена несколько часов назад. Сержант передал якобы ответ командующего, написанный капитаном Слоновым. Сержант умница, тонко прочувствовал момент, когда майор из ФСБ внимательно слушает свое руководство. Успел объяснить. А Слонов – хорош! Ну, капитан! Ну, молодец! Писатель! Отдельные строчки я зачитал майору Алексеенко. О вертолетах в том числе. Он как раз разговаривал со своим командованием и после моих слов, которые по телефону передал, сразу получил приказ на «отбой».

Меня тем не менее грызло сомнение.

– Я не понимаю нерешительности спецназа ФСБ. Если двинулись, если начали, почему остановились?

– БМП начала стрелять до моего приказа, – ответил подполковник. – Менты сразу испугались. А спецназ ФСБ, похоже, только на свою репутацию рассчитывал. Нахрапом думал взять. За счет наглости. Не думали, что на сопротивление нарвутся. Да их и мало было. Как застряли, как остановились, все у них насмарку пошло. А тут и я подошел, переговоры начал и категорично предупредил о последствиях нападения на армию. Обещал рассматривать это как террористический акт. И майор Алексеенко, кажется, был не сильно решительно настроен. А на прощание сказал, что хотел бы, чтобы за него так же стояли, как за капитана Онучина. Просил тебе привет передать. Ты с ним знаком?

– Перед моим побегом из автозака майор Алексеенко, одевая на меня наручники, сунул мне в руку ключ от них. А за какое-то время до этого я во время совместной со спецназом ФСБ операции на своих плечах вынес с поля боя майора Алексеенко, старшего брата нынешнего майора…

– Опять сержант бежит… – заметил старший лейтенант Шершнев, перебивая мой рассказ. – Теперь, похоже, настоящая шифротелеграмма пришла…

Так и оказалось. За настоящую шифротелеграмму подполковнику Желтонову пришлось расписаться в журнале регистрации. И он сразу начал читать, хмуря брови. Но хмурился он недолго. Посмотрел на всех нас светлым взглядом.