Зачеркнутому верить

– Хочешь, командир, попробовать посадку совершить? Как на вертолете во время обучения? У нас Аграриев не вылетит из своей коробки? А то потеряем коллегу…

Значит, если я не сообщал, как учился, то об этом рассказал ему Аграриев. Иначе откуда Сережа мог знать такие подробности. Не от Самокатовой же.

Сережа не проявлял желания стать инструктором летного дела. Я, впрочем, и не настаивал. Хотя время свободное у нас было, и его как-то следовало убивать. Но лучше убивать время, чем живых людей.

Примерно в это же время мне на трубку позвонили с неизвестного номера. Я почему-то подумал, что звонит жена, хотя она моего нового номера не знала, но пути разведки не публикуются в прессе, их не знает никто, и в батальоне какими-то путями могли уже узнать и этот номер, а потом передать жене, чтобы со мной связалась. Но я ответил, на всякий случай, аккуратно, себя не называя:

– Слушаю вас внимательно…

– Макс Викторович, – я узнал голос подполковника Желтонова, на голос моей жены совершенно не похожий. – Меня тут спрашивают, что на дороге случилось? Как погиб Гази-Магомед, кто убил его и Садыка?

– Напали люди в форме спецназа полиции. Мы их перебили, когда они открыли нашу машину, чтобы перегрузить коньяк в другую фуру. Простые грабители. Сами мы изнутри выйти не могли. И не могли им помешать убивать водителей. Мы просто не успели. Когда вышли, водители уже были ранены. Смертельно…

– Понял. Я примерно это и предполагал. Но в полиции всю вину пытаются переложить на вас. То есть на вас пытаются «повесить» еще кучу смертей. В том числе и смерть водителей. Это одна из версий. Есть еще версия, что напали обычные исламисты, которые коньяком брезгуют. Им спиртное потреблять Коран не велит.

– Бандитов в ментовской форме или настоящих ментов, не знаю уж, кто напал, мы перебили. Относительно водителей – это не наша работа. Но вопрос разрешить просто. Нож оставался в животе Гази-Магомеда. На рукоятке наверняка есть отпечатки пальцев. Следует снять отпечатки пальцев с рук всех убитых бандитов.

– Мне не говорили ни о каком ноже, найденном на месте бойни…

– Там был нож. Я не стал вытаскивать его, потому что сам Гази-Магомед еще был жив, а после извлечения ножа моментально началось бы внутреннее кровоизлияние. Нож можно извлекать только в операционной…

– Видимо, менты, что были на месте, почувствовали себя хирургами, – сделал категоричный вывод подполковник. – Вы летите или едете?

– Летим, – я не стал сообщать подробности. Все-таки мы пользовались открытой связью, и ни к чему было упоминать Ставропольский край, чтобы не привлечь внимание своих преследователей. Руки у них, как я уже понял, длинные, а возможности большие. Звонок подполковника, даже если он пользовался солдатской «симкой», был делом рискованным, так как у меня не было гарантии, что мой номер не выудили у майора Гребенщикова. Майор вообще-то по профессии своей умеет тайну хранить. Но и подполковник ФСБ Саенков умеет быть хитрым и ловким.

– Вовремя к месту успеете?

– На месте будем даже раньше. Двое суток будет в запасе.

– Николая Михайловича на месте еще не будет.

Хорошо, что подполковник Желтонов догадался не называть фамилию майора Оглоблина. А одно имя-отчество еще ни о чем не говорило.

– Где-нибудь придется пережидать. Но мы сумеем спрятаться.

– Добро. Ко мне в дверь стучат. Удачи! Конец связи…

– Конец связи…

Я убрал трубку. Пока я разговаривал, автожир уже начал заход на посадку в чистой степи. Хотелось надеяться, что среди травы, достаточно высокой, не будет камня, который поломает нам шасси. Идущая через степь проселочная дорога когда-то, видимо в период затяжных дождей, была продавлена до глубокой колеи, не подходящей для наших колес. И потому садиться приходилось в траву.

Мы летели низко над землей, и я смотрел за фонарь кабины, пытаясь увидеть камни. Но то ли трава прикрывала их хорошо, то ли скорость была слишком велика, ничего нельзя было разобрать, хотя спидометр показывал минимально допустимую скорость полета – тридцать километров в час.

– Чисто? – спросил старший лейтенант.

– Мне кажется, чисто. По крайней мере, позади нас.

– Иду на посадку. Посматривай, командир, в окно: как там Аграриев? Не вывалится?

– Есть, товарищ старший лейтенант, посматривать в окно.

Поскольку стекла не опускались, пришлось приоткрыть дверцу. Ремни безопасности держали меня в кресле прочно, но все же я умудрился слегка повернуться корпусом, и потом уже повернуть голову. Аграриев сидел в своей металлической коробке, кажется, не испытывая неудобств…





Глава восьмая




Посадка на автожире совершалась легко и без лишних хлопот. Выключался маршевый двигатель, постепенно замирал толкающий винт, «Егерь», управляемый втулкой ротора, переходил в режим авторотации, слегка задирал нос. Тормоза сработали безупречно. Но удар о землю был чувствительным.

Я однажды прыгал с горки на армейском «уазике». Но тогда, мне показалось, соприкосновение с землей было более мягким, хотя амортизацию «уазика» мягкой никто назвать не решится.

В нашем случае приземление совершалось с большей, чем на «уазике», высоты, а скорость снижения у автожира при выключенном маршевом двигателе равняется четырем с половиной метрам в секунду, как сообщил мне старший лейтенант Логунов. Это далеко не падение, но и не слишком мягкая посадка. При этом пробег по полю был совсем небольшим – метра в три, хотя трудно назвать его мягким, потому что земля, видимая из кабины, и земля под колесами были друг на друга не похожи. Это невозможно было сравнить с ездой даже по нормальной проселочной дороге. Но мы в спецназе ГРУ – люди терпеливые, нас трудно смутить неудобствами, тем более при поездке на такую короткую дистанцию.

Едва «Егерь» остановился, я, одним движением отстегнув ремни безопасности, а они проходили через пояс и через оба плеча, выпрыгнул наружу. И сразу несколько раз присел, чтобы размять затекшие ноги. Кровь разогналась по конечностям легко, и уже через минуту я забыл, что чувствовал в полете усталость. Подошел к грузовому контейнеру, из которого не торопился выбраться старший лейтенант Аграриев. С другой стороны к контейнеру приблизился старший лейтенант Логунов:

– Канистру с бензином подай!

Хотя Аграриев внешне и не казался цирковым атлетом, он все же без труда вытащил у себя из-за спины одной рукой двадцатилитровую канистру с бензином и протянул Логунову. Хотел было и сам встать, чтобы помочь заправить автожир, но Сережа сделал жест ладонью:


– Сиди, сиди. Пригрелся, наверное. Я сам залью. – Это был одновременный намек на то, что Аграриева в контейнере никто не сменит и в кабину он не переберется. Логунов принял канистру так же легко одной рукой, хотя казался рядом с Анатолием Аграриевым человеком даже слегка щуплым. – Если что, командир поможет.

Командир, то есть я, видел, как в прошлый раз заливали бензин из такой же канистры с помощью специального бензонасоса, вытащил его из инструментального ящика под креслом, присоединил к аккумулятору и протянул конец одного шланга Сереже, который сразу заправил его в канистру. Второй конец шланга, сняв крышку бензобака, я засунул в горловину, после чего включил насос. Конечно, быстрее бы получилось перелить бензин вручную, но для этого потребовалась бы воронка, которой у нас не было, и потому приходилось использовать специальный бензонасос. Когда насос характерным звуком показал, что почти все перекачал, Логунов наклонил канистру и поправил шланг так, чтобы тот забрал остатки топлива из нижнего угла емкости.

Вся процедура заправки прошла очень быстро. Когда Аграриев убрал пустую канистру и снова занял свое место в контейнере, я, воспользовавшись тем, что Логунов был рядом, объявил:

– Маленькое совещание перед взлетом…

Старшие лейтенанты смотрели на меня ожидающе. Аграриев даже поднял на шлем противоосколочные очки, которые спасали его во время полета от ветра, а Логунов облокотился на горизонтальный стабилизатор, который иногда называют крылом или подкрылком, хотя он не является ни тем, ни другим.

– На месте мы будем через несколько часов. Еще до наступления темноты. Но нас там не ждут. В запасе у нас два дня, которые следует как-то провести. Идти в ресторан я не рекомендую. Тем более на два дня. Особенно если на два дня сразу. Сухим пайком мы обеспечены. Следует найти место, где можно будет пару дней отлежаться. Это первый вопрос.

Второй вопрос. Что будем делать с «Егерем»? Ну, предположим, после посадки закатим его куда-нибудь в «зеленку», как в первый раз, замаскируем. Но не бросать же такое богатство просто так! Если передавать десятой бригаде, еще вопрос, возьмут ли там технику на свой баланс. Захочет ли командир бригады ссориться с полковником Самокатовой, хотя она скоро будет, как я понимаю, не в фаворе. Тем не менее… А наличие автожира на балансе бригады сразу покажет, что десятая бригада помогала нам выкрутиться из ситуации.

И третий вопрос. Куда мы летим? У нас три варианта. Первый – сразу в бригаду. Но, повторяю, там нас пока еще не ждут и, предполагаю, даже не слышали. Следовательно, могут не принять с распростертыми объятиями. Можно, конечно, обратиться с запросом к командующему. Но это тоже не всякому командиру бригады понравится. Лишний раз «наверх» обращаться не все любят. Кроме того – два дня нам придется болтаться по бригадному городку, показываться на глаза лишним людям до того, как нас надежно спрячут, мне кажется лишним.

Второй вариант. Можно лететь до Краснодара, утопить в Кубани «Егерь», чтобы следы замести, а оттуда уже добираться до бригады любым доступным способом. С одной стороны, в городе мы будем заметны. Тем более мы при оружии, да еще со снайперской винтовкой. С другой стороны, среди людей мы будем менее заметны. Но мне такой вариант не слишком улыбается. Любой патруль может поинтересоваться вооруженными людьми, а мы не знаем действительных масштабов охоты на нас. И как командующий отнесется, скажем, к запросу из городской комендатуры.

Есть третий вариант – лететь в окрестности Майкопа. Этот вариант близок ко второму и имеет те же плюсы и минусы, хотя как город Майкоп меньше. Сам я в данной ситуации предпочел бы отлежаться пару дней где-нибудь на берегу речки в горах рядом с Майкопом. Места там красивые, располагают к отдыху. Но места те имеют достаточно высокую плотность населения, легко попасть кому-нибудь на глаза. Идеальным было бы, если бы у кого-то из нас оказались в ближайшей местности родственники или друзья, или даже просто хорошие знакомые, на которых можно положиться, что не сдадут ментам и спрячут на пару дней. Пусть даже в прохладном погребе. Мы перетерпим. У меня, к сожалению, таких связей нет, сразу заявляю. Ваше слово, товарищи старшие лейтенанты…

– Я – пас, – сразу сообщил Анатолий. – Я всю свою сознательную жизнь провел по ту сторону Уральского хребта, родственников и друзей имею только в той стороне. А здесь вообще человек не просто посторонний, но даже заметный из-за того, что не говорю с местным акцентом.

– А служил ты вместе с Оглоблиным… – напомнил я с иронией в голосе.

– …в двадцать четвертой бригаде, в Забайкалье… Он там ротой командовал… Это сейчас и он, и я в десятой бригаде числимся. Он – теперь уже комбатом, я – инструктором по «рукопашке». Правда, без конкретной точки приписки к батальону. Может, попросят офицеров штаба бригады «погонять». Я соглашусь. Мне нравится, когда старшие офицеры друг другу синяки ставят…

Я на эту болтовню не отреагировал, просто пропустил мимо ушей. Видел, что Сережа Логунов о чем-то задумался, хотя радости его глаза не выдавали. А нам предстояло найти важное решение.

– Что сказать хочешь, пилот?

– Соображаю…

Соображал он долго…

– Выкладывай. Вместе, может, лучше получится…

– На троих, – не к месту пошутил Аграриев.

Я и эту фразу пропустил мимо ушей.

– Есть один человек, но человек этот – слишком серьезный, к нему просто так обращаться сложно. Я даже не знаю, как… Хотя, если с другой стороны посмотреть…

– Говори конкретно, – поторопил я старлея.

– С нашей «зоны». Со мной вместе «срок тянул». Выйти должен был через две недели после меня.

– Побег? – спросил я о том, о чем раньше спрашивать не решался.

– Побег, – согласно кивнул Сережа. – Напросился к следователю на допрос. Якобы новые обстоятельства дела хочу сообщить, и по дороге меня освободили…

Он морщился, когда говорил. Морщился и Аграриев. Я догадался.

– Ты освобождал? – спросил я Анатолия.

– А как не выручить человека, если меня самого точно таким же манером «вытаскивали». Выручили… И сразу к Самокатовой отправили…

– Тем же самолетом бизнес-класса, что нас в Моздок доставлял?

– Нет, простым военно-транспортным. Но тоже в Чкаловский…

По тому, как неохотно говорили и тот и другой, я догадался, что мне лучше не задавать лишних вопросов, хотя мы все трое уже играли не на стороне полковника Самокатовой. И не по придуманным ею правилам. То есть играли вообще без правил. Но и это тоже было особым правилом, которое на любой стороне действовало. Правилом – не соваться в чужие дела, которые тебя непосредственно не касаются. Я это осознал и расспросы о прошлом старших лейтенантов прекратил. Тем не менее избежать прошлого в разговоре о настоящем было, видимо, невозможно. И Логунов под моим взглядом продолжил:

– Был в нашем отряде такой тип – Шурик Суббота. Фамилия у него Субботин, но Субботой его звали не по этому поводу. Он, когда впервые «по малолетке» на «зону» отправился, по совету своего адвоката захватил с собой «Талмуд», разыгрывал на «зоне» верующего иудея и потому категорично отказывался работать по субботам. А его тогда в бригаду определили, бригада в воскресенье не работала, и Суббота так стал себе два выходных устраивать. Дважды или даже трижды его за это в ШИЗО[22] отправляли. Перетерпел, и отстали.

Но авторитет он себе уже тогда заработал. Упертый… Не ломался под давлением. Потом снова «ходку» за «ходкой» делал. «Вором» он так и не стал, не короновали его по какой-то причине – кажется, с кем-то он сильно не ладил, но авторитет у него покруче, чем у некоторых коронованных воров. Какое-то время ходил в «положенцах»[23]. Говорят, сам попросился на ранг ниже. Его все эти звания мало волнуют. С Субботой считаются. Он живет, как я слышал, на отдельном хуторе под Горячим Ключом. Официально считается «смотрящим»[24] в Туапсинском районе. Раньше здесь был не «смотрящий», а настоящий «вор». Он за порядком и следил. Но с местными беспредельщиками не поладил. Они здесь в районной власти. Его подмяли, а потом посадили. Долго в Туапсинский район желающих найти не могли. Потом хватились, что здесь Суббота живет. Его и поставили на сходке. Не «вор» поставил, а сходка. Он тоже с местными конфликтует, но круто себя поставил и пока держится. Если к нему попасть, он точно ментам не сдаст. Но мы с Субботой на «зоне» конфликтовали. Он ко мне своих парней послал, а я их слегка изуродовал. Почему и согласился на побег, хотя мне до конца срока меньше года оставалось.

– Подробные у тебя, однако, сведения. Словно ты в гостях бывал у этого Субботы.

Старший лейтенант смотрел в землю.

– Я понимаю, что обязан был об этом доложить Самокатовой, но не стал тогда. Пожалел мужика. Его бы в этом случае из Москвы не выпустили. Так бы и сгинул. Короче говоря, однажды в Москве человека встретил. С нашей же «зоны», с моего отряда. По делам приехал. Меня сразу узнал. Он у Субботы работает. Он все и рассказал. Мне не хотелось, чтобы он «случайно» под машину попал – нас как раз обучали, как это делать, когда человек рядом с дорогой на светофор останавливается. И я про Кота «забыл» прочно.

– Про кого?