Забытый край

Мужчина через день ходил на речку и сидел на прибрежье с удочкой. Не задерживался особо, так, ловил на рыбную похлёбку и только. И каждый раз, когда он приходил на реку, показывался речник, да напоминал: — Ты об обещании помнишь? Когда завал убирать начнёшь?

Только Стенсер чувствовал перед водой странный страх и не решался идти к пруду, говоря речнику: — Помнить-то я помню, но подожди немного, нужно кое-какие дела вначале уладить, а там… как только освобожусь…

Речник смотрел на человека с недоверием, и даже для острастки один раз ударил своим огромным хвостом по воде. Получился ужаснейше громкий хлопок: — Смотри мне! Только обмани… и это тебе ещё радостью покажется!

Человек, помня слова старика, что речника злить не стоит, всячески того успокаивал: — Брось ты это! Разве стану я тебе голову морочить? Ты мне помогаешь, и в воду не тащишь… так неужели я, после этого, тебя обману?

— Смотри мне! — говорил речник, грозя толстым пальцем у самого носа человека.

Мужчина изо дня в день ходил в лес. Собирал валежник. И после, принося его к порогу дома, там, нарубал так, чтобы можно было им топить печь. Движения теперь были твёрдыми, размеренными, — не осталось и следа от размашистых и неловких ударов. Прежде он кое-как перерубал ветки, но привычка и обретённое умение сделали своё дело, — одним, в редких случаях, двумя ударами, Стенсер перерубал крупные ветки.

За время болезни короб с дровами совершенно опустел. Но после, когда Стенсер начал ходить в лес, ему удалось почти полностью его заполнить.

Однажды утром, когда они завтракали горячей похлёбкой, Старик спросил:

— Сегодня чем займёшься?

Стенсер, держа перед собой ложку и обдувая с неё пар, поглядел на домового и сказал:

— Тем же, чем и обычно, — пойду в лес, дрова наберу. После на пруд, а следом ужин и здоровый, крепкий сон.

Домовой отложил ложку, поглядел на человека и сказал:

— Тебе что, того мало? — старик кивнул в сторону короба.

Стенсер, продолжая обдувать горячий рыбный суп, сказал:

— Запас лишним не бывает… Пусть лучше будет резерв, чем что-то случиться, а в доме даже печь нечем топить.

Старик как-то не хорошо посмотрел, а Стенсер и так уже чувствовал, что оправдывается. Он изумлялся, что оправдывается, в первую очередь, перед собой. Мужчина встал из-за стола. Оставив завтрак недоеденным, Стенсер прошёл к печи и взял топор, — домовой зверски лютовал и ругался, если он уходил в лес без топора.

— Скоро вернусь, — сказал Стенсер, толкая скрипучую дверь.

Мужчина шагал по нахоженной тропе в сторону леса. Она уже казалось знакомой с детства. И лес больше не пугал, — Стенсер словно угадывал, куда заходить не стоит, и старательно избегал углубляться в непролазные дебри.

Его касались высокие, покачивавшиеся на ветру, травы. И пахло так богато полевыми цветами, что от приторности становилось неприятно. Стенсер пытался понять, что же именно его так болезненно зацепило в коротком разговоре с домовым, пытался разобраться, что смогло его так потревожить.

«Наверное, я и в самом деле слишком уж однообразно живу. Следует найти себе какое-то другое применение. Приложить себя, так сказать, к иному делу. Может, чему поучиться? Посмотреть другие места, да и так… что меня сейчас больше всего должно волновать?»

Стенсер остановился, огляделся кругом, словно ища подсказки, но…

«Что сейчас важнее всего?» — спрашивал он себя, утирая выступивший на лбу пот.

Постояв с минуту, Стенсер свернул с тропы и почувствовал, словно избавился от тяжкого, ставшего привычным, груза. И так легко было шагать, утопая в травах.

Вскоре, на смену до горечи сладким запахам полевых цветов пришёл крепкий, отрезвляющий аромат полыни. И пчёлы с жужжанием проносились мимо.

А Стенсер, думая: «Наверное, стоило спросить Будимира, что он хотел предложить?», — шагал дальше. И потом, много позже, ругая себя последними словами, он взбирался на крутой склон: «Вот же понесла меня нелёгкая!» — только стоило ему взобраться, как он забыл о своих злоключениях и, выронив топор, внимательно оглядел предлесье.

Низкорослая трава, много кустарников и редкие молодые деревья, а чуть дальше, точно по какой-то не видимой, ужасно волнистой линии проходила граница с могучим и статным, сосновым лесом. И было невероятно много ярких спелых ягод, которые едва таились за листвой. Но стоило подуть ветру и листве закачаться, как мужчина приятно поразился, — ягод оказалось значительно больше.

Вначале с опаской, сорвав одну ягодку, попробовал её на зубок. Но, распробовав, потянулся уже смелее, а вскоре жадно и торопливо собирал целые пригоршни этих сочных, вкусных ягод. И ничего-то мужчина по своей оплошности не замечал, пока совсем рядом не раздалось гулкое фырканье.





27




Стенсер с удивлением глядел на странное животное. Точно заяц, только вполовину крупнее, с ярко-красными глазами и густо-зелёной шерстью, на которой были тёмные крапинки и линии. Даже в низкорослой траве этот зверёк умудрялся сливаться с окружением, его выдавали только глаза и дёргающиеся длинные уши.

«А это ещё что такое? — подумал Стенсер, утирая рот от ягодного сока. — Это зверёк такой или очередной дух?»

— Доброго тебе… эм, — запнулся мужчина и глянул вверх, — денёчка. Я, кажется, у тебя тут немного подъел. Это ведь твоё? — кивнул в сторону ближайших зарослей малины.

Но заяц, — или кто он там? — оказался в высшей степени невоспитанным грубияном. Низко, до боли в ушах, пискнув, заяц прыгнул в сторону человека. Тот, не ожидая подобной реакции, тихо ругнулся и сделал шаг назад.

— Ты чего такой злой? Неужели пожалел?

Только зверёныш не отвечал, в привычном понимание. Щёлкнув несколько раз своими крупными зубищами-резцами, пропищав до звона в ушах, заяц вновь прыгнул в сторону человека.


Человек отступил, а потом ещё и… покатился кубарем вниз по склону. И, казалось, за время непреднамеренного спуска телом смог собрать все камушки, ямки и прочие, яркие для впечатления, особенности местности.

— Да твою же лесную матерь! — закричал он у подножия.

Чуть ниже плеча раздалась жгучая боль. Боясь худшего, с трудом и болью поднял правую руку, а после опустил: «Перелома нет… ну, и на том спасибо!» — подумал Стенсер.

Поднимаясь наверх, за брошенным топором, Стенсер думал: «Конечно, в ближайшее время работник из меня будет так себе… но всё одно ведь лучше, чем перелом!»

Правую руку приходилось придерживать, — так почти полностью получалось избегать боли, только и оставалась, что тихая и мерная пульсация. Также Стенсер внимательно вглядывался в травы, опасаясь, как бы этот зелёный зверёк, не затаился где-то, ожидая его, человека, в западне. И этот склон, на который приходилось взбираться, — порядочно утомлял.

«Ну и денёк, — восклицал в мыслях Стенсер. — Ну и денёк!

Поднялся он без происшествий. И даже там, на предлесье, смог немного пройти и заметить брошенный топор. Идя к нему, собираясь забрать топор и после повернуть домой, мужчина услышал за спиной фырканье. Думая: «Нет, нет, нет, — только не нужно повторять всё это опять!» — оглянулся через плечо, внутренне готовясь к худшему.

Там и в самом деле сидел этот злобный заяц. Распушился весь. И ушами так забавно шевелил. Только мужчине было не до смеха, — его пугали приличных размеров резцы, которыми заяц звучно щёлкал. И вот это вот, в своей сущности, маленькое создание, заставляло пятиться взрослого мужчину.

«Дурной он какой-то!» — думал Стенсер, отступая и оглядываясь, чтобы вновь не полететь кубарем с горы.

А заяц, как лягушка, скакал в сторону человека. Только верещал пробиравшим до ушной боли фальцетом, а после скакал в сторону человека короткими прыжками. Поначалу мужчину посетило странное желание, — пнуть зелённого попрыгунчика. Но, отходя от приближавшегося зайца, Стенсер заметил, что у зверька одна лапка слишком уж сильно повёрнута в сторону. Потребовалось несколько минут, чтобы в должной мере понять всю степень трагедии.

«Да она же у него переломана! — думал Стенсер, разглядывая лапку. — И он, чувствуя боль, крича, всё равно кидается на меня?»

Растеряв всякое желание пинать зайца, Стенсер подумал: «А ведь он защищает своё место… я здесь непрошеный гость, а повёл себя как!..»

Чувствуя жалость к этому злобному, зелёному комку шерсти, Стенсер отступил чуть дальше, и, поморщившись от боли в ушибленной руке, взял с земли топор.

«Пожалуй, мне и в самом деле пора… надеюсь, он успокоиться и перестанет делать себе больно».

И уже не обращая внимания на свою боль, Стенсер пошёл домой. Рукоять топора он крепко стиснул, — пальцы побелели. И всё думал о том странном, почему-то взволновавшем его зайце.

«Мало того, что ему напакостил, так ещё и сколько ненужной боли он из-за меня испытал… И ведь я не знаю чем ему помочь!»

В бессильной злобе Стенсер ругал себя за неосмотрительность. Топал домой, пытался взять в толк, кого ему лучше о том зайце расспросить и хоть как-нибудь помочь.

«Нужно, пусть даже малостью, да помочь!» — решил он для себя.

И уже подходя к дому, когда солнце зависло где-то в высоте, Стенсер вспомнил об одном маленьком, вредном знакомом, который жил у него под окном. Первая их встреча оказалась не самой лучшей, но мужчина верил, что, раз они смогли спокойно поговорить, то, должно быть, можно к нему обратиться.

«Или же, как крайний вариант, спросить Будимира… Речник наверняка разозлиться, так что не буду испытывать его слабое терпение… что зайцу будет за радость, если я, не сумев ему помочь, пропаду где-нибудь на дне реки?»

Зайдя в дом, Стенсер положил топор рядом с печью. Только после заметил старика-домового сидящего за столом и внимательно глядевшего на него.

— Ты налегке? В лес не ходил?

— Ходил, да как-то не дошёл… — сказал Стенсер, думая. — «А стоит ли ему говорить?»

Вздохнув, и собравшись с духом, Стенсер всё же спросил:

— Будимир, а ты часом не знаешь о таком зелённом зайце? Он живёт рядом с лесом, на высоком склоне.





28




В тихом полумраке дома, сидя за столом, мужчина наблюдал, как по комнате расхаживает домовой. Глаза следили, как старческая, длинная бородища влачится по полу. Вслушивался в звук торопливого, тяжеловатого шага и старательно пытался не слышать той ругани, которой сопровождал своё хождение старик.

— Нет, вы поглядите на него! Нашёл тут, понимаете ли, — домовой не мог подобрать нужного слова. Остановился. Нахмурился, а после, хлопнув себя по лбу, продолжил расхаживать и отчитывать Стенсера. — спаситель, понимаете ли, выискался!

Мужчина впервые за долгое время, никуда не спеша, рассматривал одежду домового. Старые, грязные и засаленные обноски, штопанные-перештопанные, со множеством разномастных неосторожных заплат. Стенсер задумался: «А ведь от такой одежды должен быть страшнейший запах… так отчего же я не замечаю? Привык? — память напомнила, как старик уже несколько раз притаскивал домой какие-то травы, после которых обыденная еда становилась много вкуснее и приятнее. — Он что, может травами запах свой затаить?»

Хотел было спросить о своей догадке, но, посмотрев, как стоя перед ним, и ругаясь, на него глядит старик, счёл за благо промолчать.

«А ведь такая нечистоплотность должна доставлять уйму беспокойств и хлопот. Неужели он не замечает? Или, быть может, ему попросту до такой степени стало всё равно, что не чувствует неудобств? — Стенсер, засучив рукав рубашки, поглядел на потемневшую от грязи руку, и подумал. — А ведь я и сам привыкаю к такому, — не замечаю неудобств».

В глубокой задумчивости, переведя взгляд с рукоплескавшего старика, Стенсер посмотрел на ведро с водой: «Наверняка здесь где-нибудь есть баня. Ну не могут ведь люди жить вечно в грязи!»

По-видимому, старик заметил не ладное и, не успел Стенсер опомниться, как перед его глазами возник домовой. Старик молчал и внимательно глядел на него.

— Что? — спросил мужчина так, словно ничего не случилось.