Выбор чести

– Молодой человек с нами, однако встать на учет он успеет. Сейчас, как я думаю, он мечтает наполнить свое утро физическими упражнениями. Ведь так, Никита?

Что мне оставалось? Только попенять самому себе за несдержанность.

– Так точно, герр гауптман! Физические упражнения – отличное начало дня!

Капитан недовольно ответил, уже отворачиваясь спиной и направляясь с остальными к плацу:

– Вот и позанимайся.

В этот момент вполне доброжелательная улыбка унтера неуловимо преобразилась в волчий оскал.

– Ну что, новенький, падай в строй…

С этого момента начались… испытания.

Дистанция утреннего кросса составила порядка 17 километров. И это были 17 километров по пересеченной местности. Учитывая, что в свое время я пробегал максимум по пять километров, а в последнее время предельные физические нагрузки совмещались с периодами долгого бездействия, да еще и на фоне дикой скудности рациона, я был далеко не в блестящей форме. И к концу пробежки был готов выплюнуть легкие…

Мы выбежали на опушку с обратной стороны лагеря. Я понадеялся, что это конец испытаний. Я ошибся.

– Внимание, бойцы, рукопашный бой! Меняем противников, три схватки до победы, затем бегом на площадку.

КАК?! Я имею в виду, как можно сейчас драться? Бросьте меня на землю, я и без драки готов…

– Новичок, а ты пока со мной!

Час от часу не легче. Попробую его не сильно потрепать, а то этот монстр замучает меня за уроненное второй раз за утро достоинство.

То, что я очень ошибся с оценкой противника и собственными возможностями, стало понятно в тот миг, когда мое тело с ускорением метеорита впечаталось в землю…

А начало спарринга не предвещало подобного исхода событий. Мой противник замер в метре от меня с опущенными руками. Я тут же сделал вывод, что с настоящим мордобоем унтер не знаком, и утвердился в догадке, что передо мной легкая цель. Но только я диким усилием воли поднял руки к защите, как мой соперник, молниеносно заключив мое запястье в стальной захват, резко дернул меня к себе. Я, потеряв равновесие, провалился вперед и тут же получил такую подсечку (сравнимую с мощнейшим шассе!), что подлетел в воздух, прежде чем упал.

«Теплый» прием унтера очень сильно меня разозлил. Как-то сразу вспомнилось, что в начале этой недели я видел его сослуживцев через прицел панорамы. И пускай он силен как бык и весьма ловок, да только и я тоже чего-то стою.

…Так я думал, прежде чем во второй раз взлететь в воздух и пребольно приземлиться на утоптанную почву…

На этот раз я атаковал хорошим хуком слева, рассчитывая продолжить атаку ударом правой. Но унтер, легко уклонившись от первого удара, принял правую на блок и тут же обхватил ее второй рукой в районе плеча. Это движение молниеносно перетекло в резкий разворот противника ко мне спиной… и дальше я ничего не понял. Осознал себя лежащим на земле.

Третью атаку я начал с обманного джэба, который даже не достиг блока оппонента. Его задача заключалась в маскировке: взгляд противника должен был сосредоточиться на «верхнем» уровне, в то время как мощный круговой удар голенью обрушился бы на бедро. Однако, легко уклонившись, унтер совершил невозможное: он перехватил мою ногу у бедра и, вновь стремительно развернувшись ко мне спиной, одновременно резко подбросил правую ногу… Это было крайнее движение, которое я зафиксировал, прежде чем снова оказаться в «свободном полете». Но на этот раз мои злоключения не кончились: противник мощно дернул меня за ногу, одновременно разворачивая ее вокруг своей оси. Я невольно развернулся на живот, и в этот момент унтер фактически сел сверху, обвивая мою ногу своей в районе колена. И оно тут же отозвалось непривычной и острой болью.

– А-а-а! А-а-а-а!!!

– Новичок, если тебе больно, стучи раскрытой ладонью!

Я застучал. Даже прямо-таки захлопал ею по земле. И, наконец, мой мучитель отпустил мою конечность.

– Три из трех! Новичок, ты когда воевал в Испании, «красных» видел только в бинокль? И в рукопашных ни разу не был? Ни скорости, ни силы, ни ловкости. Плохо!

Я промолчал. В сравнении с противником мне действительно не хватало всех перечисленных качеств.

…На завтрак я заходил, просто шатаясь от усталости. Как оказалось, площадка для выполнения физупражнений включала в себя довольно сложную полосу препятствий, на которой я беспощадно провалился, причем несколько раз и буквально. Что же касается стандартных упражнений, то все курсанты смогли выполнить большее число подтягиваний на турнике и отжиманий на брусьях. Это било по самолюбию, учитывая, что среди них были более возрастные мужчины.

Получив свою порцию каши, я постарался забиться как можно дальше. Ни капитана, ни белогвардейцев я не увидел. Возможно, позавтракали с другой ротой. А ловить на себе взгляды тех, на чьих глазах меня мордовал унтер, как-то не хотелось. Мне казалось, что теперь они будут считать меня ничтожеством, и вдвойне было обидно от того, что раньше по физо я был одним из лучших.

И каково же было мое удивление, когда несколько курсантов сами подсели ко мне и, хлопая по плечу, поздравили с проверкой на вшивость. По их мнению, я прошел ее на отлично, все утро держась молодцом.

…Так я познакомился с новыми товарищами-сослуживцами и оберфенрихом Отто Грубергом, инструктором по рукопашному бою.

…Вообще рукопашной подготовке курсантов учебного батальона уделялось значительное внимание. Груберг на полном серьезе заявлял, что навыки боевых искусств – это оружие, которое не отнять и к которому не могут закончиться патроны.

Базой для нашей подготовки стало японское боевое искусство дзюдо (путь мягкости). Его прародитель и ближайший родственник дзю-дзюцу (искусство мягкости) было известно в Европе еще в начале века, однако не получило широкого распространения из-за отсутствия должного количества подготовленных тренеров. То есть их практически не было; единоборство изучалось энтузиастами по всевозможным брошюрам.

Ситуация в корне изменилась после того, как Германия и Япония стали союзниками и немцам открылся путь в святая святых японской борьбы: в школу Кодокан дзюдо.

Система японской борьбы, формировавшаяся на протяжении столетий, рождалась в бесчисленных схватках самураев. Рыцари Востока жили служением господину и войне, и секрет их невероятной выучки заключался в постоянном самосовершенствовании. Правда, само дзюдо стало системой, где боевые приемы получили соревновательное, спортивное назначение, что сказалось на их практической эффективности. Но «путь мягкости» по-прежнему включал в себя и боевой аспект.

Естественно, из нас не могли сделать спортсменов уровня Груберга, который был настоящим адептом японского «искусства». Но этого и не требовалось: изучался минимум боевых приемов, который отрабатывался до абсолюта.

Рукопашная подготовка диверсанта включала в себя следующие основные направления: схватка на ближней дистанции с вооруженным противником, захват «языка», освобождение от возможных захватов. Основной упор делался на болевые приемы, которые проще назвать заломами.

Бросковая же техника получила узкоспециальное назначение. К примеру, бросок через спину или через спину с колена (сэои-наге) изучались как форма освобождения от удушающего захвата за шею, а кувырок вперед с захватом ноги противника – как освобождение от захвата за туловище. Передняя подножка (еко вакарэ) шла в комплексе с кистевым заломом, а задняя (осото-то-отоси) использовалась при схватке с вооруженным винтовкой врагом (уход в сторону с линии атаки с одновременным захватом за шею или корпус, рывок вперед и тут же подбив опорной ноги). Довольно популярными были различные варианты атаки ног руками: это когда, резко присев, делаешь рывок вперед и, захватив ноги, сбиваешь человека корпусом. Или же «вынимаешь» их, резко дергая на себя (моро-те-гари). Активно изучались и подсечки (де-аши-барай).

Заломы эффективно используются против вооруженного врага тогда, когда он держит оружие одной рукой. К примеру, пистолет. Вариации кистевого залома работают и в момент, когда противник пытается достать оружие из кобуры, и в момент, когда он навел на вас оружие на близкой дистанции. Тогда можно (уйдя с линии огня) перехватить руку обеими ладонями и, заламывая кисть, направить на него же его оружие. Или резко ударить с обеих сторон по кисти: с внутренней стороны чуть ниже ладони и с внешней по костяшкам. Тогда пистолет (или револьвер) просто вылетает из рук. Заломы на локоть используются при конвоировании или как вариант защиты от ножа. Вот только для того, чтобы провести этот прием, необходимо захватить руку, сжимающую клинок, а с опытным противником такой финт практически невозможен.


… – Как справиться с вооруженным ножом противником, если у вас с собой нет оружия? Ну, во-первых, что значит нет? Импровизированное оружие можно найти практически всегда и везде. Палка? Прекрасно. Ею можно легко обезоружить врага, нанося резкие удары по руке, сжимающей нож. Камень? Им можно бросить в голову. Если не попасть, то, по крайней мере, отвлечь. Любой предмет, который есть у вас в руках, от россыпи патронов до десертной ложечки, брошенный в лицо человека, заставляет хотя бы на секунду его отвлечь. И важно не упустить эту секунду. Близкая дистанция – бейте ногой в пах или кулаком в горло. Средняя дистанция – перехватите вооруженную руку, заломайте кисть или проведите рычаг локтя. С дальней дистанции никакого смысла что-либо кидать нет: противник заметит ваше движение и успеет среагировать раньше, чем вы проведете свою атаку.

Нет в принципе ничего, чем можно было бы отбиваться или бросить? И эта ситуация не безвыходная. Просто надо запомнить один важный момент: любое оружие само по себе безвредно. Самолет не полетит без пилота, пулемет не откроет огня без расчета, вот и нож не ударит вас сам по себе. Потому и работать надо против человека, а не против оружия. Ошибка новичков или обывателей, которых успешно режут бандиты: они пытаются схватиться за нож или вооруженную руку во время схватки. Зачем? Ждите атаки. Скорее всего она последует в живот. Может, и нет. Рассейте взгляд, смотрите в точку на груди ниже шеи. Только не концентрируйтесь на ней, а «рассейте» глаза по сторонам – и тогда вы увидите руки, успеете среагировать на удар. А дальше все просто: уходите с линии атаки, сбиваете вооруженную руку и наносите удар в горло или пах. Но в любом случае, защитить себя от атаки ножом сможет тот боец, кто умеет наносить им удары.

…И мы активно учились их наносить. Тренировались на свиных тушах. Прямой укол, укол сбоку, режущий удар… К слову, себя я какое-то время по-прежнему считал бывалым рукопашником (основания на это мне давали рукопашные схватки на Пингаррон). Да и знания, полученные на улицах Марселя, в целом совпадали с тем, чему нас обучали инструкторы.

Но так я думал ровно до знакомства с Макаром Осиповым, кубанским пластуном. В первой же схватке, в которой он должен был защищаться от ножа, пластун продемонстрировал свое абсолютное превосходство. Какие бы я ни делал обманные движения, как бы быстро ни проводил атаки, казак легко защищался, каждый раз становясь победителем. Он плавно, но очень быстро перемещался вокруг меня и зачастую ловил мой корпус руками, закручивая так, что я неизменно оказывался на земле. Или резкими, словно кошачьими, хлесткими ударами выбивал нож. Он бил по руке или чуть ниже кисти с внутренней стороны, или с внешней по кулаку в районе костяшек. Как я ни старался, в момент немеющие пальцы разжимались и выпускали оружие.

Этот стиль ведения боя мало походил на дзюдо, потому я решил узнать, чем же владеет казак. Оказалось, что никакого стиля нет, а есть искусство ведения боя безоружным, которым в свое время владел каждый пластун. Заинтересовавшись, я продолжил расспрашивать старого (гораздо старше сорока) казака. И хотя я любил историю и думал, что неплохо ее знаю, многие вещи оказались далеко за пределами моих познаний.

…Казачество за свое существование пережило несколько этапов развития. Как появился этот свободолюбивый народ (а Макар однозначно считал казаков народом), история умалчивает. Остается лишь догадываться, что бродники, в свое время поддержавшие монголов в борьбе с половцами и, как следствие, в завоевании Руси, поступили к ним на службу. Оттуда и перевод слова «казак» – вольный, свободный. То есть вольный и свободный русский воин на службе у татар…

Но память общей крови и веры не потерялась, и на Куликовом поле, а также во время нашествия на Русь Тамерлана казаки поддержали Московских князей. За что и поплатились. Их города по Дону были разорены, а уцелевшие бежали кто на Русь, кто на Запорожье.

Когда же степняки ослабели, а донские степи стали диким полем, вольные воины вновь стали их осваивать. Но при этом малыми отрядами, которые пока еще не могли на равных сражаться с конницей степняков.

К казакам примкнули разбитые московскими владетелями новгородские ушкуйники, что промышляли речным разбоем на Волге. Вместе они стали совершать морские походы на турок и татар. Походы эти были успешны, уцелевшие воины возвращались с богатой добычей, что неизменно приводило к увеличению числа «охотников» и росту воинского мастерства внутри казачества. Тем же путем развивалась и запорожская вольница, воины которой совершали совместные морские походы с донцами.

В итоге возрожденное казачество представляло собой не конницу, а сильную «морскую» пехоту. Прям как пираты Карибов, с той лишь разницей, что казаки сражались с иноверцами, грабившими Русь, что Литовскую, что Московскую. И это было не сборище бандитов: вольные воины умели воевать строем (что было редкостью в XVI–XVII вв.), имели в своем распоряжении большое количество огнестрельного оружия. Они были спаяны верой, боевыми традициями воинского братства, общим врагом. Враг, к слову, был очень сильным. Достаточно сказать, что лучшей пехотой того времени считались турецкие янычары, и запорожцы признавали себя преемниками их боевых традиций.

В XVIII веке ситуация стала меняться. Донское казачество, при поддержке Московского государства, разрослось, окрепло и создало собственную конницу. В дальнейшем донцы и развивались как тип легкой конницы, одной из лучших в мире (вспомним слова Наполеона о казаках). Запорожцы тоже имели свою кавалерию… но лошадей мог иметь далеко не каждый казак. Казачья старшина разоряла простых воинов, что, кстати, стало одной из причин расформирования запорожского войска и перевода его на Кубань, в предгорья Кавказа.

Вот там запорожцам из станицы Пластуничной и пригодились навыки пешего боя. Они развивали их с каждым поколением в бесчисленных схватках с горцами, и в итоге появился отдельный род казачьих войск – пластуны. Они снайперски стреляли, великолепно ориентировались на местности, умели бесшумно двигаться и мастерски маскироваться. Их навыки владения холодным оружием просто не имели аналогов, а уж умение снимать дозоры и вести разведку…

Но в то же время их численность всегда была очень невысокой. Про них знали, пластуны отличились при обороне Севастополя, но никто не попытался систематизировать и распространить их уникальный боевой опыт. Очевидно, из-за его специфичности – ведь до Первой мировой в Европе по-прежнему придерживались правил ведения «рыцарской» войны.

В Великую войну пластуны изначально воевали на Кавказском фронте в количестве двух бригад. В дальнейшем, когда часть русских войск перебросили с Кавказа на Восточный фронт, пластуны отличились в боях и с германцами. Они бесшумно снимали часовых, а после так же бесшумно вырезали немцев целыми ротами.

В Гражданскую пластуны сражались на стороне белых. Но их присутствие существенным образом не отразилось на ходе боевых действий из-за малого числа и неспособности командования грамотно реализовать их потенциал. К слову, отдельные пластунские батальоны и даже бригады формировались из числа донских казаков, вот только это были не настоящие пластуны, а обычные спешенные казаки.

И так получилось, что в «учебный» батальон попал настоящий пластун. Макар объяснил мне принцип казачьего боя без оружия. Если перевести его слова на научный язык, получалось следующее: человеческое тело представляет собой систему рычагов. И если приложить определенное усилие одновременно к двум разносторонним рычагам, то система выйдет из равновесия. Еще проще: если надавив одновременно на плечо и с противоположной стороны поясницы оппонента, а после добавить вращательный момент (закрутить), то человек неминуемо упадет.

Заниматься изучением данного искусства я в конечном итоге не стал. Во-первых, не было лишнего времени. Во-вторых, я уже был сложившимся спортсменом с определенным стилем ведения рукопашного боя, и то, что давалось мне на дзюдо, гармонично укладывалось в систему моей подготовки. Дело в том, что и у сават, и у дзюдо есть одна принципиально общая черта: и то и другое единоборство состоят из определенного количества приемов, которые отрабатываются до абсолюта. Когда начальная база складывается, единоборец того или иного стиля ведет бой, оперируя комбинациями базовых приемов. Это может быть импровизация, но она обязательно опирается на базу. А то, что показывал мне пластун, представляло собой не отработанные приемы, а только определенные движения. Они были несложными и имели общий принцип, но при этом их боевое применение требовало феноменальной скорости и реакции, которые у меня отсутствовали в должном объеме.

Совершенно иной была ситуация с искусством владения ножом. Вот тут-то боевые движения пластуна, его искусство фехтования нашли свою нишу в нашей подготовке. Короткие круговые движения рук казака, превращающиеся в «пластающие» удары, стали вторым этапом обучения, поскольку именно на них базировалось фехтование на ножах. К слову, многие из них хотя бы отдаленно напоминали мне движения вооруженной руки в сабельной схватке, изучаемой мной в артиллерийской школе.

Когда я в первый раз вступил с Макаром в учебную схватку на клинках, казак трижды легко меня обезоружил, просто нанеся сильный удар под углом 45 градусов по моему ножу. Когда же я пытался атаковать, пластун легко перехватывал (отбивал) и «резал» атакующую руку, а после таким же круговым движением «пластал» мне шею или колол живот.

Он же научил меня метать финку (до того у меня не особо получалось).

– Никогда не спеши. Спешка до доброго дела не доводит. Что там тебе говорили твои инструкторы? То блажь. Это они не могут метать легкий нож, а я могу метнуть все, вплоть до гвоздя.

В этой науке ничего особенно сложного нет. Просто не спеши, пока учишься. Бросок ножа, как и удар, не должен делаться напряженной рукой, не надо усиленно закручивать кисть. Хват: нож можно метать, держась как за клинок, так и за рукоять. Но мы всегда учились метать его хватом за рукоять: в бою времени перехватить клинок может и не оказаться.

На большое расстояние метать легкий нож, конечно, тяжело. Так что я покажу тебе, как это делать с трех метров – ведь вас так учат, верно? Смотри. Рукоять обхватывай не у гарды, а ближе к нижней части: так сохранится равновесие при броске. Когда метаешь, разворачивай клинок к себе плашмя. Подними руку с ножом, чуть заведи ее за голову… Так, правильно. А теперь распрямляй ее, резко, только нож выпускай из кисти выше цели. Тогда клинок как раз полетит туда, куда ты его посылаешь.

… – Не получилось? Ничего. Пробуй еще.

В конечном итоге получаться стало. Я слишком сильно старался докрутить нож, бросал его даже ниже цели, а потому ничего не выходило. В дальнейшем я довел свой бросок до автоматизма.

Но, конечно, ножевой и рукопашный бой (изучалось еще и фехтование на штыках) не могли быть ведущими в подготовке диверсантов. Стрельбы из всех видов советского оружия (которое было в нашем распоряжении) проходили ежедневно, а ночные – до трех раз в неделю. И естественно, упражнялись мы не на неподвижных мишенях. Ночью стреляли в основном на звук или на вспышки света (имитация ответного огня), а вот днем… Для отработки практических навыков владения автоматическим и полуавтоматическим оружием мы бегом проходили полосу препятствия с ППД (пистолет-пулемет Дягтерева), ТТ (пистолет оружейника Токарева, производимый на Тульском оружейном заводе) или наганом. Также нами подробно изучались немецкие МП-38, пистолеты П38 («вальтер»), П08 (люгер), К-96 (маузеры образца 1916 г. и модели 712 «Schnellfeuer» обр. 1932 г.).

Мишени или раскачивались как маятник, или резко вставали за счет приводимых в действие нехитрых механизмов. При стрельбе мы никогда не занимали стационарной позы, а учились открывать огонь с разных позиций, в том числе с земли, с колен, лежа на спине или боку и т. д. При этом особое внимание уделялось постоянному перемещению, «перетеканию» из одного положения тела в другое (ведя огонь!). Или же отрабатывалась ситуация внезапной атаки, когда необходимо было мгновенно (по сигналу) сорвать оружие с плеча или вынуть из кобуры, одновременно занимая позицию за укрытием, или, в крайнем случае, распластавшись на земле (вот где нам пригодились падения и кувырки из дзюдо).

Естественно, мы сравнивали аналоги оружия. Так вот, советский ППД, на мой взгляд, значительно превосходил МП-38. Его минус заключался только в значительно большей боевой массе. Зато он превосходил германский аналог в точности, кучности и дальности стрельбы. Появившийся в дальнейшем МП-40 не особенно отличался от предшествующей модификации.

Если сравнивать пистолеты, то в принципе что ТТ, что П08 были достаточно эффективным оружием со своими недостатками. П38 был надежнее П08 и несколько превосходил ТТ в плане безопасности.

Превосходство пистолетов над револьвером было очевидно. Но наган был доукомплектован установкой бесшумной стрельбы «БРАМИТ», что делало его поистине оружием диверсанта.

Однако самым мощным и эффективным образцом в этой серии является «маузер». Громоздкий, конечно, зато емкость магазина и скорость стрельбы в сочетании с кобурой-прикладом делают его настоящим штурмовым оружием! А уж что говорить о модели 712 «быстрая стрельба», с режимом автоматического огня и емкостью магазина в 20 патронов!

…При винтовочной или пулеметной стрельбе мы занимали стационарные позиции. Здесь в первую очередь от нас требовалась высокая точность, однако огонь открывался опять-таки по движущимся с разной скоростью целям.

Проходили мы и полноценный курс снайперской подготовки.

– …Как вы думаете, курсанты, что самое важное в искусстве снайпера?

Вопрос кажется тривиальным. Кто-то из строя отвечает:

– Меткая стрельба!

– Метко стрелять, имея оптический прицел, могут очень многие. Но результативными снайперами становятся единицы. Еще есть догадки?

На этот раз строй молчит.