Второй шанс

— Если провести диверсии, затрагивающие водную систему города, то столица быстро обезлюдеет, — Дюша, как всегда говорил неторопливо и уверенно. — Даже в минимальном результате — вспышки болезней и эпидемий, отвлечение сил, потери личного состава и далее букет проблем по нарастающей. Перегрузить медицину, которая и так загружена, и не надо забывать, что твари выходят из Инкубатора сразу с рефлексами, в количествах десятикратных людям. Тогда как подготовка нормального солдата длится много лет, и съедает кучу ресурсов.

— Прямые диверсии тварей в госпиталях невозможны, — ответил Асыл.

— И слава Льву, что так! Представляю, что было бы, запрыгни в госпиталь хотя бы один Преследователь! — воздел руки к потолку сержант.

— Может, поэтому госпитали строят так, чтобы в них не запрыгивали твари? — серьезно спросил капитан. — Но сейчас диверсии будут, или, по крайней мере, мы должны считаться с угрозой таковых.

— Слухи? — уточнил Дюша, и Асыл кивнул в ответ.

Слухи, слухи ползли по Риму, затекая в каждый дом, канаву и бункер. Слухи о том, что Римский Лев отправит весь Рим на передовую. Слухи о том, что слава Льва дутая, и город падет со дня на день. Слухи о неизбежном поражении и голоде, и о том, что припасов на зиму не сделано никаких и город замерзнет, потому что зима эта будет самой суровой за тысячу лет. Слухи о том, что твари уже в городе, сидят в канализации и только и ждут, чтобы вылезти наружу и устроить резню.

Слухи пугали, вызывали панику, отбивали всякое желание работать.

Слухи забрасывали в головы мысль, что во всем виноват Лев, и только он. Все, мол, было прекрасно и шло как обычно, но затем откуда-то взялся Римский Лев и все пошло наперекосяк. Уж не шпион ли тварей этот самый Лев, ведь всем известно, что твари способны на всё? Достоверность слухов была никакая, но массовость делала свое дело. По городу поползла паника, и обычными средствами тут было не обойтись.

Во всяком случае, капитан Имангалиев попробовал запускать контрслухи, но как-то ничего не вышло. Чистая правда о жизни и подвигах Льва воспринималась как «топорная правительственная пропаганда», тогда как слухи, дескать, вещали чистую правду и ничего кроме правды. Разумеется, «силовики» Рима были в полной готовности, но если толпа хлынет на улицы, размахивая оружием… ничего хорошего из этого не выйдет, качал головой Асыл.

Поэтому приказ стрелять на поражение получили только охранники Октагона, тогда как остальным, наоборот, внушалось, что нужно дважды подумать, а уж потом лезть в заварушку, если таковая начнется. Источник слухов засечь никак не удавалось, они как будто сами по себе возникали во множестве голов разом. Каждый новый день — новый слух, и масса людей, пересказывая его другим, придавала видимость достоверности из разряда «все говорят! Все не могут сговориться!»

— Сам понимаешь, — заметил Асыл, — как выгодно в таких условиях проводить диверсии. Раз, и тут же слухи, мол, это Лев гадит!

— С чего бы Римскому Льву гадить Риму? — удивился Дюша. — Где здравый смысл и прочие штуки?

— Какого здравого смысла ты ждешь от слухов? Тем более таких идиотских, какие сейчас гуляют по городу? Нет, здесь все одно к одному, диверсии против толпы, и разжигание толпы, и все это сходится в одну точку, точнее говоря, к одному человеку, нашему любимому лысому генералу.

— Причем, как быстро сориентировались, — дипломатично заметил Дюша, — вот только — только появился Лев, и уже пошла подрывная работа против него!

— Скорее, у них появился символ, — прищурился Асыл, — осязаемый такой, увесистый символ. Кто не знает Римского Льва? Все знают! Никому не надо объяснять, кто это такой, и, следовательно, с таким символом работать гораздо легче и труднее одновременно. Но эти слухачи, смотрю, трудностей не боятся, работают как на конвейере, и все это может плохо закончиться.

— Насколько плохо?

— Настолько, что столица взорвется, и все твое ополчение, Дюша, окажется не в силах помешать.





* * *


Примерно в таком вот духе Асыл и доложил Льву. Мол, товарищ генерал, псионики заели, подрывают вашу репутацию, будоражат столицу и в ближайшем времени полыхнет, если вы не вмешаетесь. А если вмешаетесь, тоже полыхнет, но чуть позже. Ненависть ко Льву, внушаемая Риму, витала над городом и временами была почти осязаема, как будто темное облако, опускающее свои щупальца в голову каждому горожанину.

— И что ты предлагаешь? — спросил Лев, складывая руки на животе.

Он и Асыл находились в бункере, в десяти километрах от Рима. Обставлено все было предельно функционально, и не мешало ни работать, ни мыслить. Лев очень любил такие места, и кабинет его на форпосте 99 был очень схож с убежищами. Здесь можно было спокойно работать, а не носиться взад-вперед по Федерации, чем чаще всего и приходилось теперь заниматься генералу.

— Думаю, надо давить псиоников, — осторожно ответил Асыл, сидевший на стуле напротив.

— Правильно думаешь, — кивнул Лев. — А как?

— Ээээ… взять спецподразделения, и прочесать город.

— Миллионник? Эх, Асыл, разочаровываешь!

— Извините, товарищ генерал! Не специалист по крупным городам, все больше по диверсиям в тылу тварей работал! — вскочил Асыл, изображая преданного и тупого служаку. — Не обучен! Прошу снять меня с должности коменданта Рима!

— Ну-ну, — грозно отозвался Лев. — Снять его! А работать тогда, кто будет? Я один за вас всех что ли? Нет уж, так дело не пойдет! Голова тебе для чего дана?

— Чтобы думать, — вздохнул Асыл.

— Правильно! — наставительно указал пальцем Лев. — Вот и думай! Если невозможно взять и оцепить весь город, и просеять каждого жителя через сито проверок на пси, то что?

Асыл задумался. Лев терпеливо ждал, попыхивая неизменной сигаретой.

— Необходимо, чтобы псионики сами пришли?

— Правильно, правильно. А как этого добиться?

— Ээээ… дать им возможность действовать, совершать ошибки и так далее?

— В точку! Пусть накаляют атмосферу, они же персонально против меня работают? Вот, это замечательно. Пару раз подставлюсь, «Буревестника» в охрану, пусть заодно опыт набирают, и все. Псионики сами прибегут, или натравят кого-нибудь, неважно. Появятся следы. Зацепки. Хвосты. Ухватившись за них, вытащим всю сеть псиоников на свет, упакуем, допросим и ликвидируем.


— Так просто?

— Я разве сказал, что это просто? — нахмурился Лев. — Рим и в самом деле может полыхнуть, и уже за одно это накаливание настроений в столице во время Волны, разжигателей можно ставить к стенке без суда. Собственно, на этом и сработаем. Псионики знают, что и так уже массу всего нарушили, и пощады им не будет. Надо будет, кстати, еще речь по этому поводу в прямом эфире высказать. Мол, так и так, негодяи псионики, всех к ногтю, зажать и расстрелять!

— Подталкиваете их к выступлению?

— Подталкиваю, а что делать? — развел руками Лев. — Надо, надо форсировать события, эту внутреннюю заразу и вправду следует выжечь, и нет ни сил, ни времени проводить аккуратную инфильтрацию, разыскивать хвосты, сопоставлять. Нет уж, спровоцируем их, схватим за горло, допросы, выбивание информации и пошли, пошли, пошли. Чем раньше — тем быстрее я смогу вздохнуть спокойно, не опасаясь удара в спину.

— То есть слухам не мешать?

— Не мешай, продолжай работать на противодействие, держи охрану в состоянии тревоги. Буквально на днях выступлю с провокационным заявлением, потом вернусь в Рим и буду открыто ходить по улицам, ну или там паркам — скверам, вроде как прогуливаюсь.

— Чересчур нарочито, — поморщился Асыл.

— Этим сойдет, — отмахнулся генерал. — Думаешь, там матерые спецы сидят? Да ха три раза! Привыкли прятаться, потеть, аккуратно захватывать людей и подбирать к ним ключики. Нет уж, я их заставлю действовать быстро, резко и на этом они совершат кучу ошибок, и мы их возьмем вот так!

Лев стиснул кулак, показывая, как они возьмут псиоников за горло.

— А столицу, вы тоже за горло возьмете? — уточнил Асыл.

Так как капитан Имангалиев никогда не шутил, то Льву оставалось только ответить на вопрос.

— Нет, но аккуратную удавку на горло накину.

— Товарищ генерал?

— Для начала выступлю в Совете, пусть почешутся, — улыбнулся Лев.





12 сентября 2399 года. Выступление генерала Слуцкого в Совете.


Выступление в Совете, разумеется, не могло быть спонтанным, хотя Лев и постарался создать такое впечатление. Мол, ему доложили, и он тут же помчался разбираться, весь в гневе и страданиях. С таким вот настроем Лев начал свою речь. Мол, доколе, вы — власть предержащие, будете вкусно есть и сытно решать судьбы, когда там, за стенами Октагона, целая столица готова взорваться бунтом, и все потому, что нету вам дела до людских нужд?

Не сказать, что генерал был таким великим оратором, но основные принципы знал, и сейчас давил на эмоции. Факты? Да, Лев густо вплетал в речь факты, и приводил слухи, самого общего свойства, но все равно в основе лежало давление на эмоции. Точнее говоря, на одну из них — страх. Еще в самом начале, когда ему сразу, без разговоров, вопросов и обсуждений вручили самые обширные полномочия, Лев убедился, что бòльшая часть Совета подавлена и находится в скрытой панике.

Иначе никак нельзя было объяснить ту легкость, с которой он взлетел обратно на вершину властного Олимпа.

Конечно, здесь можно было бы заметить, что Совету требовался козел отпущения, на которого можно было бы взвалить все неудачи, да только Лев понимал, что в случае его неудачи, Риму и Совету придет конец. Можно эвакуироваться, можно перенести часть документов, но разрушенные структуры интеграции людей, разбросанных по планете, так легко не перетащить. Собственно, на этом и основывался эффект кратковременного преимущества, от уничтожения, неважно, Рима ли или Сверхмозга.

Но, в любом случае, слишком легко все прошло, и Льву, волей-неволей, приходилось признавать в глубине души, что обязан он этим своим врагам. В данном случае, псионикам, которые, создав общий панический настрой, и, исподволь воздействуя на Совет, облегчили ему задачу. Теперь вот они пытались исправить собственную ошибку, нагнетая атмосферу в столице, и Лев не собирался упускать такой шанс.

Широкими мазками он рисовал перед Советом картину, можно сказать, Апокалипсиса.

Как возмущенные народные толпы, размахивая оружием, которого всегда было в изобилии, пойдут на штурм Октагона. Сметут охрану и стены, и разорвут на кусочки «негодную власть», и только потом опомнятся, может быть, но будет уже поздно. Робкие возражения, что Октагон неприступен, Лев безапелляционно отмел в сторону, заявив, что паника и агрессия, несомненно, захлестнут всех, включая воинские части, стоящие в городе. И тогда у бунтовщиков будет и тяжелое вооружение, и бронетехника, и подготовленные солдаты. В наилучшем случае, не будет солдат, но то, что войска не смогут остановить толпу, Лев заявлял со всей уверенностью.

В качестве обоснования он приводил такие факты, что режиссеры бунта, те, кто разжигает панику в столице, несомненно, в первую очередь, нанесут удар по войскам в городе. Те не успеют среагировать, в силу понятных причин, и закончится все это плохо.

— Что же вы предлагаете?! — раздался выкрик с мест.

— Предлагается следующее, — тут же ответил Лев. — Все войска, находящиеся в городе, скрытно привести в полную боевую готовность. Ввести еще войск, скрытно или под видом отправленных на переформирование. Закрыть город. Спровоцировать выступление будет очень легко, и дальше подавить. Раз, два, несколько тысяч трупов и все, можно зачищать город спокойно.

— Или несколько десятков тысяч трупов, а? Или несколько сот тысяч? Насколько войска готовы к подавлению бунта горожан?

— Не готовы, — признал Лев. — Но именно для этого и нужна провокация, чтобы толпа поперла в атаку, и тогда все сведется к привычной ситуации: там враги, тут друзья. Стреляй или убьют.

— Какое-то хлипкое обоснование!

— Извините, у меня нет под рукой десятка дивизий, личный состав которых готов стрелять в людей без всяких колебаний. Разрядить ситуацию в городе не получится, а силы охраны правопорядка будут сметены, если мы проморгаем начало. А мы его проморгаем, потому что режиссеры этого выступления выберут удобный им момент, и будут бить туда, куда им удобно.

— Где гарантии?

— Никаких гарантий! Но заметьте, войска будут в полной боевой готовности, и будут знать, что в городе бунт против власти. Также все структуры будут готовы реагировать на выступления. И так далее, и так далее. Еще раз повторяю, те, кому выгоден бунт в столице, не остановятся, а мы не можем остановить их. Поэтому все произойдет, хочется вам того или нет. Но только от вас будет зависеть, будем мы готовы к этому выступлению или нет. Количество трупов здесь за скобками, ибо вопрос стоит.

— Почему нельзя тянуть время, вычисляя главарей и режиссеров бунта, и затем аккуратно погасить верхушку?

— Потому что мы не знаем, кто они. И не сможем вычислить их.

— Как такое может быть?!

— Потому что, — Лев выдержал многозначительную паузу, — нам противостоят не просто люди. Нам противостоят псионики!