Всадница ветра

– Слово сказано! – прокатилось по трибунам эхо.

– Мы начинаем. Претенденты, да пребудет с вами милость Кобылицы. Выпустить жеребят!

Ривер судорожно втянула воздух; рука машинально потянулась к аметисту на ожерелье бабушки. «Я спокойна. Я собрана. Мои мысли чисты, и я готова к тому, что сейчас произойдет».

Земля задрожала от знакомого топота копыт, заглушающего стук скачущего сердца Ривер. Все глаза обратились ко входу в Амфитеатр – и тут на поле волной хлынули жеребята. Претенденты сидели ровно, боясь пошевелиться, а молодняк, обежав их по кругу, остановился, сбившись в кучу в центре поля.

Ривер уставилась на них, не в силах сдержать восторг. Как же они прекрасны! Перед ними были лучшие жеребята каждого табуна. Рожденные прошлой весной, год назад, выращенные в заботе и ласке. Целый год они оставались с матерьми и были отлучены от них всего два дня назад. Хотя жеребята понимали, что происходит и что настало время покинуть матерей и начать свой путь во взрослую жизнь, они заметно тревожились.

Ривер их понимала. Им было одиноко – они тосковали по матерям и по вниманию, в котором купались весь год. Но они также знали, что покинут этот круг навсегда связанными со своими Всадниками – и никто из них больше никогда не будет одинок.

Старейшина и ее пожилая кобыла тоже вошли в круг и загарцевали среди жеребят, ласково разговаривая с ними, успокаивая их, готовя к Избранию.

Взгляд Ривер заскользил по жеребятам в поисках молодняка Мадженти. Табун Мадженти был одним из самых крупных: пять кочевых ветвей, включающих несколько сот человек и примерно вполовину меньше лошадей в каждой ветви, – и привел на Сборное место тридцать жеребят. Пятнадцать из них происходило из ветви Ривер – самой многочисленной, правящей ветви Центрального Мадженти.

Она знала, какого жеребенка ищет, хотя никогда не признавала и не показывала, что у нее есть любимчик, – по крайней мере, на людях.

«Вот он!» Ривер наконец отыскала его – чудесного солового жеребенка, о котором в табуне Мадженти ходило столько разговоров. Первым делом люди, как правило, обращали внимание на его масть: светлая шкура напоминала золото, а грива и хвост сияли идеальной белизной. Он стоял чуть в стороне от остальных, неустанно роя землю копытом. У него не было имени – все жеребята были безымянными до тех пор, пока Всадники не произнесут их имена после Избрания, – поэтому для себя Ривер назвала его Призраком из-за быстроты и способности двигаться почти бесшумно. Он был гораздо крупнее остальных жеребят, но в нем не было типичной долговязости и неуклюжести. В отличие от большинства стригунков, он излучал уверенность в себе. За весь минувший год, что Ривер помогала ухаживать за табуном, каждый день работая с жеребятами, она не видела, чтобы Призрак хоть раз совершил ошибку.

Словно почувствовав на себе ее взгляд, жеребенок повернул голову и посмотрел на Ривер. В его темном глазу она увидела ум и что-то еще – что-то, напоминающее печаль. Но прежде чем Ривер полностью осознала увиденное, старейшина заговорила снова:

– Помните, Претенденты: вы не должны покидать круг, пока последний из жеребят не сделает выбор.

Она развернула лошадь лицом к жеребятам. Старая кобыла выгнула шею, мотнула головой и заржала, подавая сигнал, который подхватили все наблюдающие за церемонией лошади: сигнал к Избранию.

Мир Ривер сузился до пятачка земли перед ней. Она глубоко задышала, успокаивая себя, и ее рука скользнула от аметистового ожерелья в карман, где ждал своего часа продолговатый кварц с заключенным в него духом. Сердцебиение замедлилось. Тревога схлынула, ушла в землю и развеялась.

Слева от нее раздался крик. Ривер повернулась и увидела, как маленькая гнедая кобыла резко остановилась перед девушкой с кроваво-красными лентами табуна Киноварь. Лошадь потянулась мордой к девушке, и та, не раздумывая, поднялась на колени, обхватила изящную лошадиную головку и нежно подула ей в бархатный нос, тем самым связывая их на всю жизнь. Табун Киноварь взорвался радостными криками, и новая Всадница встала, обнимая свою спутницу. Затем девушка и лошадь бок о бок покинули круг и присоединились к своему табуну. Крики табуна Киноварь быстро подхватили Индиго и Виридий: жеребята один за другим выбирали своих Всадников.

Ривер казалось, что прошло много времени, хотя позже мать рассказала ей, что вся процедура заняла считаные минуты. Табун жеребят сократился до пары дюжин голов. Сгрудившись в центре круга и насторожив уши, они медленно двигались по часовой стрелке, разглядывая каждого из сидящих Претендентов. Время от времени один из жеребят фыркал, мотал головой и подбегал к Претенденту, и тогда напряженно наблюдающая толпа разражалась очередным радостным криком.

Внезапно соловый жеребенок, которого Ривер прозвала Призраком, встал на дыбы и тонко заржал, вынуждая остальных жеребят расступиться. Он отделился от них и на полной скорости помчался мимо круга Претендентов, разбрасывая траву и землю. Ривер заметила, как справа от нее Скай дернулась с визгом и, отплевываясь, вытерла с лица ком грязи размером с копыто. Ривер хотела было потянуться к ней, чтобы подбодрить, но тут серая в яблоках кобыла, в которой она узнала воспитанницу табуна Мадженти, рысцой приблизилась к Скай с явно расстроенным видом. Она потянулась к ней мордой, и Скай, тут же прекратив отряхиваться, подалась к ней, нежно подула в ее мягкий нос и обняла за шею.

– Со мной все в порядке! Не волнуйся, Скаут. Теперь, когда мы вместе, все будет хорошо! – заворковала она со своим жеребенком.

Но тут потрясенные вскрики из толпы отвлекли внимание Ривер от Скай и Скаут. Соловый жеребенок вел себя все необычнее. Он прекратил скакать по кругу и теперь метался от одного края гигантского амфитеатра к другому, распугивая других жеребят, которые бросались перед ним врассыпную. Старейшина и ее кобыла пытались держаться рядом – пытались успокоить его нарастающее смятение, – но все было тщетно. Жеребенок косил глазом и громко, отчаянно ржал – так, словно искал кого-то и не мог найти. А затем он сделал нечто очень странное. Он замедлился, делая еще один круг по амфитеатру. На этот раз он не мчался испуганным галопом. Он неторопливо рысил, внимательно оглядывая каждого из Претендентов. Когда он поравнялся с Ривер, она подняла голову и заглянула в его умные темные глаза.

От того, что она увидела, ее сердце зашлось болью.

Жеребенок плакал. По его золотистой морде струились слезы.

– О, Призрак! Что случилось? Что тебя расстроило? – выпалила Ривер.

Он слегка замедлился, и на секунду Ривер с замирающим сердцем решила, что сейчас он наклонит к ней морду. Но он лишь мотнул головой и, всхрапнув, продолжил обходить Претендентов. Сделав полный круг, он снова замер на месте. Теперь он был на противоположной от Ривер стороне, прямо напротив нее, а поскольку жеребят осталось совсем немного, она четко его видела. Он вскинулся на дыбы и лягнул воздух, будто метил в невидимого врага, после чего сорвался с места и помчался прямиком на Ривер.

От шока Ривер словно приросла к месту. Ей показалось, что из толпы до нее долетел крик матери, но она не могла пошевелиться, хотя знала, что еще немного, и жеребенок ее затопчет.

Но в последний момент он прыгнул, с легкостью перемахнув через Ривер, и, метнувшись к выходу из Амфитеатра Выбора, пропал за воротами.

На поле царило потрясенное молчание: лошади, Претенденты, Всадники и остальные члены табунов смотрели вслед жеребенку. Ривер никогда не слышала, чтобы жеребенок не выбрал себе Всадника, и знала, что никогда еще жеребенок не сбегал с церемонии.

– Он сошел с ума.

– Видимо, с ним что-то не так.

– Выглядел он здоровым, но, похоже, оказался порченым.

Вокруг поднимался ропот. Из всех жеребят не выбирали себе Всадников только больные – или душевно, или, что более вероятно, физически. В отличие от здоровых лошадей, которые проживали долгую насыщенную жизнь, больные животные знали о своих пороках, и, как правило, знали и их матери. Эти невезучие жеребята никогда не участвовали в Избрании. Их держали в табуне, о них заботились – они купались в любви и внимании до самой своей безвременной смерти. Но Призрак был бодрым и здоровым жеребенком.

«Что только что произошло? Он как будто искал своего Всадника, но не смог его найти».

Покусывая губу, Ривер гадала о причинах тоски в глазах Призрака, когда на нее упала тень.

Она подняла глаза.

Перед ней остановилась красивая кобыла. Она была светло-серой – почти белой – с темной гривой с черными и серыми прядями. Ноги у нее тоже были темными, меняясь от бело-серого к черному. Она была высокой для стригунка, и Ривер ее не узнала, но по широкому лбу, развитой грудной клетке и длинным стройным ногам поняла, что у нее с Эхо были общие предки.

А еще Ривер ее чувствовала. Кобылка дрожала от волнения – и счастья.

– Не бойся, девочка. Все хорошо, – машинально постаралась ее успокоить Ривер.

И тут случилась самая чудесная в жизни Ривер вещь. Жеребенок – прекрасная, умная, абсолютно идеальная девочка – приблизил к ней морду.

Ривер поднялась на колени, осторожно взяла голову кобылы ладонями и нежно подула в ее бархатный нос.


Они вздохнули одновременно, и в этот момент их жизни – их души – их судьбы оказались неразрывно связаны. На Ривер нахлынула эйфория, а в голове у нее пронеслось магическим призывным кличем имя.

– Анджо! Ты моя Анджо!

Ривер встала и, обняв свою спутницу за шею, уткнулась лицом в ее теплую ароматную гриву, а вокруг них торжествующе гремел табун Мадженти.





Глава 2




Настоящее – хребет на границе территории Древесного племени



– Жнецы готовы, Господин. Они ждут лишь захода солнца и твоей команды, – с низким поклоном ответствовал Железный Кулак своему предводителю и Богу.

Смерть едва удостоил его взглядом.

– Прекрасно. Вели людям не покидать укрытия до моего сигнала. Я пойду впереди и буду наблюдать.

Бог Смерти зашагал прочь. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться, что Железный Кулак, Его правая рука и Жнец, которого Он назвал своим Клинком, выполнит приказ. Смерть знал, что тот повинуется ему беспрекословно, потому что Железный Кулак прекрасно понимал: неповиновение будет стоить ему жизни.

Смерть подошел к краю хребта, откуда была видна центральная часть леса, принадлежащая Древесному Племени. В отличие от притаившихся людей, Смерть не скрывался. Он не прятался. Он просто вышел на край хребта и окинул взглядом то, что осталось от сгоревшего и почерневшего города.

– Разрушен, – пробормотал Смерть себе под нос. – Так глупо разрушен. – Он с отвращением покачал головой, и чудовищные тени его рогов заметались по деревьям. – Но ничего. Я верну Городу-на-Деревьях величие, которого достоин город Бога. – Смерть поднял огромный трезубец, вырванный из тела безжизненной статуи, которой прежде поклонялся Его Народ. – Больше Народ не будет поклоняться пустому металлу, – негромко сказал Он. – Теперь они знают, что значит идти за настоящим Богом. Они знают вкус силы. Скоро они узнают вкус победы.

Смерть оглянулся, желая, чтобы солнце скорее скрылось за горизонтом. Он видел, как потемнело небо: ярко-голубое перо сойки сменилось сизым голубиным крылом.

– Голубка… – прорычал Смерть. Он повернулся и зашагал вдоль хребта, поглядывая на темнеющие внизу останки города. – Нужно что-то делать с Голубкой. Похоже, она не вполне понимает, какую роль ей предназначено сыграть в нашем будущем. – Он представил ее гладкое безглазое лицо и безупречную кожу. Да, ее тело станет идеальным сосудом для Богини, особенно когда Великая Мать-Земля, Богиня Жизни, подарит ей глаза. – Но ее поведение недопустимо. – Смерть повел плечами, словно отгоняя назойливых насекомых. – Я слишком многое ей позволял. Ей придется научиться покорности.

Приняв решение, Смерть продолжил не спеша прогуливаться вдоль хребта, высматривая внизу признаки жизни.

Но Его взору открывались лишь руины некогда великого города. Ветер не доносил ни единого звука – ничего, что указывало бы на место обитания сильного процветающего народа. До вершины хребта добирался только запах дыма и смерти.

– Где же ваши дозорные? – поинтересовался Смерть у обугленных деревьев. – Где ваши великие Воины, которые когда-то не позволяли моему Народу покинуть стены отравленного города?

Словно отвечая Богу, впереди вспыхнул свет – такой яркий, что на секунду Он решил, что это солнце.

– Огонь? Неужели Другим удалось поджечь остальную часть леса?

Нутро Бога сжалось в тисках ужаса. Он рассчитывал, что Город-на-Деревьях уцелеет и Он сможет увести Народ из отравленного города в лес, как только они со Жнецами разобьют остатки Других. Смерть зашагал быстрее.

– Нет. Нельзя позволить остаткам города сгореть.

Вскоре Он дошел до места, с которого можно было разглядеть, как почерневшие деревья сменяются нежной зеленью.

– Вот ты где, Племя. Вижу, часть твоего небесного города все же уцелела. – Он присмотрелся, еще не понимая, что происходит.

Другие собрались вокруг древнего дерева за выжженной границей. Она стояла в центре толпы из полусотни мужчин, которые что-то гневно выкрикивали. Остальные, казалось, были слишком смятены и слабы и просто лежали на подстилках или на голой земле вместе со своими псами, но эти люди не вызвали у Него интереса. Его внимание привлекла девушка.

Она стояла в центре огненного шара, и огонь был ей нипочем.

Рядом с ней стояли покрытый кровавыми ранами юноша и два крупных пса. Огонь, которым она повелевала, не трогал никого из них.

Воины Других безуспешно пытались пробиться к ней. Они стреляли в нее из луков, но ни одна стрела не преодолела огненной преграды. Стрелы сгорали в полете.

– Кто она? – прошептал Смерть себе под нос.

Тут девушка зашевелилась, и огненный щит начал двигаться вместе с ней. Ускоряя шаг, девушка и ее спутники достигли руин древесного города; взволнованные Другие следовали за ними, хотя из-за жара пламени им приходилось держаться на значительном расстоянии.

Никем не замеченный, Смерть двигался по хребту параллельно ничего не подозревающим людям и завороженно разглядывал девушку, повелевавшую пламенем.

Дойдя до места, где ждал Железный Кулак, Он резко свистнул. Клинок выскочил Ему навстречу и потрясенно распахнул глаза, заметив, куда смотрит его Бог.

– Что это за колдовство? – спросил он вполголоса.

Смерть улыбнулся.

– То, которое должно мне покориться. Смотри вместе со мной, мой Клинок. Посмотрим, что нам удастся о ней узнать.