Впусти меня

Продавец и его собеседник стояли и смотрели на него. Он ответил: «Да» – и пошел дальше, в сторону двора. Мир исчез. Перед глазами стояла лишь дверь подъезда, где исчез тот странный мужик. Завешенные одеялами окна. Ничего, он докопается до правды. Чего бы это ни стоило.

Ноги двигались все быстрее, спина распрямилась; свинец гулким колоколом стучал в груди, бил тревогу, заставляя дрожать все тело.

Я иду. Ну, сука, держись! Я иду!





* * *


Поезд остановился на станции «Рокста». Оскар кусал губы в панике и нетерпении – ему казалось, что двери слишком долго не закрываются, и, когда в громкоговорителе раздался щелчок, он уже решил, что машинист сейчас скажет, мол, поезд задерживается, но —

«ОСТОРОЖНО, ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ!»

И поезд тронулся с места.

У него не было другого плана, кроме как предупредить Эли: кто угодно в любую секунду мог позвонить в полицию и сообщить, что видел того мужика. В Блакеберге. В таком-то доме. В таком-то подъезде. В такой-то квартире.

А что, если полиция взломает дверь. А там, в ванной…

Поезд с грохотом выехал из туннеля на мост, и Оскар выглянул в окно. Два человека стояли у «секс-шопа», а за ними виднелся ряд ненавистных желтых газет. Один из них повернулся и быстро зашагал прочь.

Кто угодно. Кто угодно может его узнать. Да вот хоть этот мужик.

Не дожидаясь, пока поезд замедлит ход, Оскар встал у дверей, прижимая пальцы к их резиновым смычкам, будто они от этого могли быстрее открыться. Он прислонил голову к стеклу, приятно холодившему разгоряченный лоб. Заскрежетали тормоза, из динамиков с запозданием донесся голос машиниста:

«СЛЕДУЮЩАЯ СТАНЦИЯ – БЛАКЕБЕРГ».

На платформе стояли Йонни и Томас.

Нет. Нет-нет-нет, только не это! Пусть они исчезнут!

Качнувшись, поезд остановился, и их взгляды пересеклись. Глаза Йонни расширились, и в ту минуту, как двери открылись, он что-то сказал Томасу.

Оскар собрался, выскочил из вагона и рванул к выходу.

Томас выставил вперед свою длинную ногу, ставя ему подножку, Оскар споткнулся и растянулся на перроне, поцарапав ладони в попытке затормозить. Йонни уселся ему на спину.

– Что, торопишься?

– Пусти! Пусти, я сказал!

– С какой это стати?

Оскар зажмурился, сжал кулаки. Сделал пару глубоких вдохов, насколько это было возможно с оседлавшим его Йонни на спине, и сказал в бетонный пол:

– Делайте что хотите. Только отпустите.

– Ладно!

Схватив его за руки, они подняли его. Оскар бросил взгляд на циферблат станционных часов. Десять минут третьего. Секундная стрелка, подергиваясь, скользила по кругу. Оскар напряг мышцы лица и живота, стараясь превратиться в камень, бесчувственный к ударам.

Лишь бы скорее отпустили.

Только увидев, что` они собираются сделать, он начал сопротивляться. Но словно по молчаливому уговору, его мучители заломили ему руки за спину, так, что, казалось, одно движение – и перелом ему обеспечен. Они подтолкнули его к краю противоположной платформы.

Они не посмеют… Они не могут!

Но Томас был совсем без тормозов, а Йонни…

Оскар попробовал было упираться ногами. Они судорожно сучили по бетону, пока Томас и Йонни волокли его к белой ограничительной линии у самого края платформы.

Волосы у левого виска щекотали ухо, дрожа на ветру от приближающегося поезда из центра. Рельсы запели, и Йонни прошептал:

– Ну, прощайся с жизнью.

Томас прыснул и крепче сжал его руку. В голове у Оскара почернело: «Они это сделают». Они подтолкнули его так, что он согнулся пополам, свесившись над краем платформы.

Фары приближающегося поезда метнули на рельсы стрелу холодного света. Оскар вывернул голову влево и увидел, как поезд вылетел из туннеля.

ТУ-ТУ-У-У!


Поезд взревел, сердце Оскара рванулось в предсмертной судороге, по ногам потекла моча, а последней мыслью, промелькнувшей в его голове, было:

Эли!

И тут его рывком втащили на платформу, а перед глазами замелькали зеленые полосы, когда поезд пронесся мимо в каком-то дециметре от его лица.



Он лежал на спине на перроне, изо рта вырывался пар. Мокрые штаны холодили ноги. Йонни присел на корточки рядом с ним.

– Это чтобы ты понимал, с кем имеешь дело. Ну, теперь понял?

Оскар машинально кивнул. Лишь бы это скорее закончилось. По привычке Йонни осторожно пощупал распухшее ухо, улыбнулся. Затем взял Оскара за подбородок, сжав пальцами щеки.

– Раз понял, давай порося!

И Оскар завизжал свиньей. Они засмеялись. Томас сказал:

– Раньше у него лучше получалось.

Йонни кивнул:

– Придется опять его натаскивать.

К противоположной платформе подошел поезд. Они оставили Оскара валяться на бетоне.

Оскар еще немного полежал, чувствуя опустошение. Потом над ним возникло лицо. Какая-то бабка. Она протянула ему руку:

– Миленький, я все видела. Тебе надо заявить на них в полицию, это же…

Полиция!

– …самое настоящее покушение! Пойдем, я тебе помогу.

Не обращая внимания на протянутую руку, Оскар вскочил на ноги. Ковыляя вверх по лестнице к выходу, он все еще слышал, как бабка кричит вдогонку:

– С тобой все в порядке?





* * *


Полиция!

Войдя во двор и увидев на пригорке полицейскую машину, Лакке вздрогнул. Возле машины стояли двое полицейских, один из них что-то записывал в блокнот. Лакке подозревал, что они ищут то же, что и он, но гораздо хуже информированы. Полицейские не заметили его замешательства, так что он направился к первому подъезду и вошел.

Имена жильцов ничего ему не говорили, но он и без того знал: второй этаж, правая дверь. У входа в подвал валялась бутылка денатурата. Он остановился, разглядывая ее, будто в ней таился ответ, что ему дальше делать.

Денатурат – горючее. Виржиния сгорела.

На этом ход мыслей зашел в тупик, и он, поднимаясь по лестнице, снова почувствовал волну холодной пронзительной ярости. Его словно подменили.

Голова прояснилась, а вот тело теперь никак не хотело слушаться. Ноги волочились по ступенькам, и он оперся о перила, преодолевая очередной пролет, пока мозг его раскладывал все по полочкам:

Значит, так, вхожу. Нахожу эту тварь. Засаживаю ей что-нибудь в сердце. И жду полицию.

Он остановился перед безымянной дверью.

Ну и как же я войду?

Словно в шутку, он подергал ручку двери – и вдруг она открылась, являя его взгляду пустую квартиру. Ни мебели, ни ковров, ни картин. Ни одежды. Он облизал губы.

Ушла! Тогда мне здесь нечего делать.

На полу в прихожей лежали еще две бутылки денатурата. Лакке попытался сообразить, что же это значит. Может, эта тварь питается… Нет. Тогда…

Это значит лишь то, что кто-то недавно здесь был. Иначе бутылка не валялась бы на лестнице.

Да.

Он вошел, остановился в прихожей и прислушался. Тишина. Он прошелся по квартире, убедился, что окна в комнатах завешены одеялами. Почему, он и сам знал. Значит, он пришел по адресу.