Возвращение в Острог

В 2003 году автор журнала «Психопедагогика в правоохранительных органах» главный научный сотрудник всероссийского НИИ МВД Гульшат Човдырова пишет, что «в последнее время ОВД ежегодно теряют от 200 до 400 лиц рядового и начальствующего состава, покончивших жизнь самоубийством».

Другой исследователь, Александр Сухинин, в 2011 году, ссылаясь на данные того же отдела суицидологии московского НИИ психиатрии, утверждает, что ежегодно из-за самоубийств органы внутренних дел теряют от 200 до 430 сотрудников. Профессор Сухинин, обобщивший и проанализировавший сведения о 2341 зарегистрированном случае завершённых и незавершённых суицидов среди личного состава МВД, выделил пять наиболее типичных конфликтных ситуаций, становящихся причиной самоубийства.

Во-первых, это конфликты, обусловленные «спецификой служебной деятельности и взаимодействия в коллективе органа внутренних дел», — к ним относятся неудачи в исполнении того или иного задания, межличностные конфликты с сослуживцами, проблемы в отношениях между начальниками и подчинёнными.

Второй по распространённости причиной самоубийств среди полицейских профессор Сухинин называет личные и семейные конфликты. По его подсчётам, на эту причину приходится от 40 до 60 % случаев суицидального поведения полицейских — в том числе из-за ревности, супружеской измены, несчастной любви и других личных неурядиц.

В-третьих, причиной суицида часто становится «антисоциальное поведение» самого полицейского, указывает исследователь: «страх перед возможным наказанием за правонарушение, опасение уголовной ответственности, боязнь позора за свои негативные поступки».

Четвёртой причиной суицида, по классификации Сухинина, становятся материальные трудности.

Последней причиной в классификации Сухинина названы конфликты, обусловленные состоянием здоровья сотрудника полиции: «психические заболевания, хронические соматические заболевания, физические недостатки — дефекты речи и особенности внешности, воспринимаемые как недостаток».

В большинстве случаев после самоубийства полицейского Следственный комитет возбуждает уголовное дело по статье 110 (доведение до самоубийства), однако вскоре расследование прекращают за отсутствием состава преступления.





Песнь пятнадцатая




«Бастилия» по-прежнему набита журналистами. Им бы вернуться домой, но народ продолжает с удовольствием смотреть шоу, а потому командировки продлевают.

Сев за барную стойку, Александр прислушивается теперь к разговору двух корреспондентов. Молодые люди спорят о лучшем месте для летнего отпуска. Первый настаивает, что отдыхать нужно только и только на Корфу, второй утверждает, что летом и Миконос неплох.

Козлов берёт в руки меню и, быстро пробежав его глазами, заказывает отбивную с рисом и графин водки. Достав капли, Александр собирается закапать глаза, но в этот момент с ним вдруг заговаривает бармен:

— Дети потому так делают, что у нас здесь старообрядцы живут, а они в любом веке массовыми самоубийствами грешат. И жгли себя, и топились, и в землянки с голоду дохнуть уходили.

Журналисты тотчас прекращают спор и превращаются в слух. За несколько проведённых в Остроге дней подобной версии никто не выдвигал. Козлов смотрит сначала на них, а затем на бармена:

— А тебе-то это откуда известно? Дед рассказывал?

— Нет, дед мне ничего не рассказывал. Это я у Акунина прочитал. Там тоже следователь, вроде вашего, самоубийства расследовал, только его, это, Фандорин звали.

Теперь уже журналисты с интересом разглядывают Козлова.

— А, ну раз Акунин, тогда понятно! Слушай, а ты откуда знаешь, что я следователь?

— Вы что, смеётесь?! Да тут все знают, что вы приехали разобраться.

— И как думаешь — получится у меня?

— А чего же не получится? Говорю же вам — у этих детей самоубийства в крови, здесь и расследовать-то особенно нечего.

— Хорошая версия. Может, тебе это… оставить свои бокалы — и к нам, в Следственный комитет?

— Нет уж, спасибо, я уж как-нибудь лучше здесь…

— Только ведь, старина, дети эти неместные, со всей страны собраны, нет у них ничего общего…

— Дети, может, и неместные, а горизонт традициями уложен. К тому же священник-то наш, отец Каземат, в детский дом на беседы не единожды захаживал. Уж наверняка он им что-нибудь и про гари, и про крещение огнём рассказывал…

— Но из детей-то никто так не поступил, — вдруг вставляет один из журналистов.

— А зачем им именно так поступать? — переведя на него взгляд, отвечает бармен. — Так-то поджигать себя страшно и больно — они же просто из жизни уйти хотели, а не мучиться.

— Здесь, в «Бастилии», бывали эти ребята? — не обращая внимания на журналистов, спрашивает Козлов.

— Нет, конечно! Откуда же у них деньги на ресторан? Они бухло в ларьке покупали.

— Ясно. Похоже, и мне придётся, если ты наконец не нальёшь…

Бармен принимает упрёк и не сходя с места правой рукой тянется к холодильнику «Атлант». Журналисты возвращаются к спору о Греции, и пока бармен наливает водку, Козлов записывает в блокноте, что завтра же нужно поговорить со священником.

— Я вам не помешаю?

— А, это опять ты… Садись, только я всё ещё ничего не нашёл…

— Я понимаю… — сев по левую руку от Александра и поставив на барную стойку бокал с дешёвым белым вином, с доброжелательной улыбкой отвечает Агата.


— Всё думаете о самоубийстве, да? — сделав глоток, спрашивает журналистка.

Вопрос этот ставит следователя в тупик.

«Откуда она может знать? Неужели я действительно выгляжу как человек, который собирается покончить с собой?»

Козлов признаётся себе, что идея последнего поступка время от времени действительно проскальзывает в его голове. Теперь он живёт с ней сообща, стараясь, правда, отодвигать подальше. О самоубийстве Козлов думает много, но теперь склоняется к тому, что поступок этот будет слишком простым и навсегда оставит отпечаток на жизни жены и дочери. Опытный следователь знает, что люди, имеющие самоубийц среди родственников, чаще и сами решаются на этот шаг. В его семье таких нет, и Александр не хочет становиться первооткрывателем. Порой где-нибудь на мосту он смотрит вниз и думает, что прыгнуть сейчас было бы самым славным решением, однако что-то останавливает его, и в такие моменты, сдерживая самого себя, он даже специально отходит подальше от края.

В первые месяцы после расставания Козлов действительно посматривал на пистолет. Заглядывался он и на крюки, и на окна, и, конечно, на ремень, который можно закрепить на ручке двери (любимый способ большинства следователей). И всё же надежда на возвращение жены хранит его. Козлов верит, верит искренне, что всё будет хорошо. Лишь в реконструкции семьи Александр видит теперь смысл собственной жизни.

— Почему вы задумались?

— Потому что не знаю, что тебе ответить…

— Вам не нужно кончать с собой — вы красивый.

— Ого…

— Да, а что здесь такого? Мне кажется, что вы очень красивый мужчина, но вот только я до сих пор не знаю, что вы за человек…

— А зачем тебе это знать? Чтобы потом написать об этом?

— О господи! Да кому вы нужны?!

— Никому, это верно…

— Почему вы выбрали эту профессию?

— Не знаю… Хороший вопрос… В детстве я любил разгадывать загадки. Мне нравилось, когда вечерами вместе с папой и мамой мы читали что-то вроде чехословацких комиксов, в которых вместе с детективом Щукой нужно было распутывать преступления. Потом я, как и все мальчишки, читал Конан Дойля и твою тёзку Агату, так что ничего особенного — всё как-то само собой получилось.

— А есть дела, которые вам до сих пор не удалось раскрыть?

— Есть, конечно…

— И они мучают вас?

— Нет, не то что мучают… разве что только одно…

— Расскажете?

— Не-а…



Козлов замолкает и смотрит в сторону дверей, из которых официанты выносят еду. Следователя в очередной раз не удаётся разговорить, и журналистка думает теперь, что этот мужчина нравится ей. Она не врёт, когда говорит, что находит его красивым, к тому же ей кажется, что он сдержан и умён. Возможно, для неё он слегка старомоден и простоват, но, с другой стороны, в отличие от всех её слащавых коллег, кажется по-настоящему сильным и спокойным.

— Ладно, вижу, что вы не очень рады моей компании…

— Если ты не против, я бы просто поужинал и пошёл спать.

— Да-да, исчезаю! — с пораженческой улыбкой отвечает Агата и, на прощанье погладив следователя по плечу, встаёт из-за стойки.

Когда журналистка уходит, Козлов не провожает её взглядом, но остаётся верен своим словам: он быстро расправляется с ужином, допивает водку и расплачивается.

Выходя из «Бастилии», Александр окидывает зал взглядом, но решает, что петь (хотя ему теперь очень этого хочется) на этот раз не будет — журналисты наверняка заснимут его даже в так называемой вип-комнате.

Возвратившись в номер, Козлов принимает душ, валится на кровать и, пролистав в телефоне с сотню фотографий дочери и жены, решает, что пора засыпать.



Вместе с Александром в царство открытых дверей отправляются детдомовцы. Словно тюремные надзиратели, по коридорам снуют воспитатели. Строгими голосами они объявляют, что скоро отбой. Ночные нянечки заглядывают в спальни и следят за тем, чтобы все воспитанники надлежащим образом отходили ко сну. Дабы исключить саму возможность следующих самоубийств, за подростками теперь постоянно следят. 24/7. Каждый день здесь проводят воспитательные беседы и, внимательно всматриваясь в лица детей, пытаются вычислить тех из них, кто собирается последовать примеру четвёрки. Получается плохо. Настоящий саботаж. Директриса рассказывает Михаилу, что во время прогулки мальчики и девочки только и делают, что смеются. Развлечений здесь не так уж и много, поэтому даже шестнадцатилетние ребята не считают зазорным играть в «покойников» с малышами. Правила простые: мёртвые догоняют живых. Каждый, кого коснулись «покойники», переходит на сторону смерти. Выигрывают два последних человека, которым в награду выпадает честь начинать следующий круг мертвецами.

— И им нравится?

— Очень! Они даже в компьютерные игры так много не играют!

Напуганные и озабоченные, воспитатели детского дома делают (как им кажется) всё, чтобы у следователей и журналистов не осталось вопросов. Детей всячески развлекают. Вне плана. Только на этой неделе их дважды ведут в местный кинотеатр, где показывают «Одиссею».

Чудеса заботы и анимации. Что ни день, то баловство. В срочном порядке на детей обрушивают добро. Собрав их в одной комнате (всех до одного), и большим и маленьким воспитанникам читают «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями». Дети узнают теперь, что, пользуясь дудочкой, мальчик выводит крыс из замка и топит. Большие и малые, заколдованные голосом воспитателя, ребята с удовольствием слушают шведскую сказку и восхищаются Нильсом, не подозревая даже, что судьба уготовила им участь крыс.

После чтения перед детьми выступают выпускницы детского дома — Вера и Любовь. Девушки выходят на сцену актового зала и дают полноценный концерт в четыре руки. Любовь исполняет отрывок из переложения квартета Аренского; затем, перехватив мелодию у сестры, Вера играет Грустный вальс Яна Сибелиуса.

После концерта устраивают дискотеку. Благодаря череде самоубийств её продлевают на полчаса. О таком подарке можно только мечтать. Под медленную и лиричную музыку танцуют девочки, под быструю и агрессивную слэмятся парни. Раньше воспитательницы не позволяли толкаться и размахивать руками, однако главный врач говорит теперь, что это даже полезно, что так подростки избавляются от накопившейся в них агрессии. Время от времени звучат примиряющие хиты, и в такие моменты даже учителя встают, чтобы аккуратно, сдержанно и корректно потанцевать.