Возвращение в Острог

С последней строчкой Петю заводят в медицинский кабинет. Здесь много чужих людей и только один давнишний знакомый — следователь Михаил.

— Здравствуйте!

— Петь, завали хлебало!

— Вы о чём?

Грубость Михаила Петю обескураживает.

«Почему он так говорит?»

Улыбка тает. Вес чужих рук заставляет сесть. Люди в стерильных перчатках приказывают открыть рот и ватными палочками несколько раз проводят у Пети за щекой. После берут кровь и вырывают несколько волос.

— Михаил Леонтьевич, я могу вам чем-нибудь помочь?

— Петя, закройся!

Так же быстро возвращают обратно. Стремительнейшее и единственное событие дня. Усевшись на железную койку, Петя по-прежнему растерян. Парень до сих пор не понимает, что происходит. Всё это напоминает какую-то странную игру. Привели-отвели. В том, что он не нарушил никаких законов, сомнений нет, однако за что же его тогда задержали?

Взглянув на мятую жестяную дверь камеры, Петя думает, что вполне имеет право подойти к ней и, ударив несколько раз, потребовать разъяснений. Впрочем, через мгновенье буквально он отказывается от этой идеи. Пете не хочется тревожить полицейских. Он знает, что в эти дни у них и без того слишком много работы.

«Нужно им как-то посодействовать, а не отвлекать. Наверняка меня пригласили, — успокаивается он, — чтобы я мог им как-то помочь. Нужно просто подождать. Совсем скоро Михаил Леонтьевич придёт сюда и всё объяснит…»





Песнь двенадцатая




Завершив беседу, Александр решает, что для первого дня вполне достаточно. Всё услышанное и прочитанное нужно переварить. Важно не перегореть.

Ничего интересного врач не сообщает. Понимая, что он входит в круг подозреваемых, на вопросы Козлова медик отвечает развёрнуто и ничего не таит. Серый, безликий, этот мужчина кажется Александру не умным, не хитрым и не злым. Образцовый житель Острога, лишь в конце разговора доктор делает одно интересное замечание:

— Это не моя мысль, но я всё же осмелюсь её высказать: поразительно, как сам факт самоубийства заслоняет собой всю предыдущую жизнь подростка, понимаете?

«Интересно», — про себя соглашается Козлов и сообщает напарнику, что вечер желает провести один.

— Ты прогуляйся без меня, Фортов, местным воздухом подыши.

— Да куда здесь можно пойти?

— Ну хотя бы в ту же «Бастилию» — ты же собирался там кого-нибудь потоптать.

Город остинато. Куда ни посмотри — всё одно и то же. Сплошное нарастание ничего. Гипноз. Оглушительное в своём финале крещендо пустоты и беспрерывные вариации безысходности. Любование повторами в месте, лишённом всякого жизненного материала.



По дороге в общежитие, шагая вдоль одноколейки и для чего-то считая заснеженные шпалы, Александр думает теперь, что в нашей культуре чёрный цвет считается символом трагедии и горя, хотя лично ему всегда была ближе культура другая, в которой смерть и траур символизирует цвет белый, точь-в-точь этот снег.

Подойдя к железнодорожному переезду, Козлов видит мигающие красные огни семафора. Следователь может перебежать, однако останавливается и смотрит, как медленно, под аккомпанемент пугающего звука, синхронно опускаются шлагбаумы. По ту сторону дороги дрожит «Клио». Такая же, как у Михаила, только белая. На крыше автомобиля два обручальных кольца и лебедь из папье-маше. Александр замечает, что в машине сидит только водитель. Молодожёнов на заднем сиденье нет. Следователь пытается всмотреться в лицо мужчины за рулём, однако поздно — клубом снега пролетает грузовой поезд.



Войдя в номер, Козлов принимает душ и совершает все ежевечерние процедуры: чистит зубы, промывает нос, закапывает глаза и, обмакнув ватные палочки в йод, пытается помочь собственным ушам. Получается не сразу. Две первые палочки ломаются.

«Что-то с ними не так», — разглядывая маленькие, напоминающие вёсла орудия, думает следователь.

Завалившись на кровать, Александр берётся за журнал и, разломив его ровно посередине, решает прочесть первый попавшийся на глаза рассказ.



КАТАРАКТА

Начало конца. Убедившись, что собака уснула, Алексей делает второй укол. Включается смерть. Препарат блокирует работу дыхательных органов, и, жадно хватая воздух, животное задыхается во сне.

Собачье сердце остановится через несколько минут. Чтобы пристав смог убедиться в этом, ветеринар протягивает человеку в бахилах стетоскоп. В последний раз погладив собаку, Алексей подходит к окну и пытается вспомнить тот день, когда животное впервые попало сюда. В этих же числах, три года назад. Документы на развод были поданы. Жена проговаривала последние грубости, и Алексей искал новую квартиру. Едва собаку ввели в кабинет, он понял, что бедолагу привели умирать. После нескольких лет в клинике Алексей безошибочно определял животных, которых не собираются забирать. Хозяин не поздоровался:


— Скока стоит?

— Что именно?

— Сам знаешь.

Алексей действительно знал, но хотел, чтобы хамоватый мужчина проговорил эту просьбу вслух. Собака ветеринару понравилась, а человек нет.

— Усыпить — скока стоит?

— Вы можете спросить в регистратуре.

— Я уже к тебе зашёл, доктор, — там очередь.

— Мне сперва нужно взвесить её. До десяти килограммов — тысяча шестьсот рублей, после — две…

— А какая разница, скока она весит?

— От этого зависит количество препарата, которое я введу.

— Ясно, короче — два косаря?! Нехило ты тут навариваешь, Айболит.



Это был бассет, сука, лет пять от роду. Абсолютная лень как признак незаурядного ума и вековая печаль в глазах, которые теперь, впрочем, напоминали два мутных хрусталика. Сняв ошейник, к которому была приколота георгиевская лента, ветеринар спросил:

— Как зовут?

— Владимир.

— Я про собаку.

— А… да какая теперь хер разница?! — улыбнувшись собственной остроте, прохрипел человек.

— Давно это с ней?

— Наверно… задрала уже всех… разносит весь дом, слепая дура.

— Почему вы раньше не обратились?

— Не видели.

— Понятно. Я бы на вашем месте не спешил — это катаракта. Думаю, что после операции со зрением всё будет хорошо.

— А скока стоит операция?

— Тридцать шесть тысяч.

— Тридцать шесть тысяч?! Вы чё, бахнулись тут все? Тридцать шесть тонн, чтоб псине глаза новые вставить? Это же собака, а не человек! Я же говорю — усыпить я её хочу…

— Хорошо — ответил ветеринар.



Пристав решает подойти к столу. Алексей даёт понять, что рано. Собака ещё задыхается. Окно открыто. Из музыкальной школы напротив доносится печальная (как осень) соната Скарлатти. Ветеринар слушает грустную мелодию и вспоминает, что тогда, три года назад, решил забрать собаку себе. У жены была аллергия, но с разводом эта проблема решилась сама собой. О бассете он никогда не мечтал. Знал только, что они своенравны, обидчивы и склонны к ожирению. Нескольких лечил. Кажется, у всех были проблемы со спиной, но эта — эта ничего, оказалась крепкой.

Взяв две тысячи, ветеринар попросил хозяина подписать договор и отправил мужчину восвояси. Коллегам же объяснил, что усыплять собаку не хочет. Все всё поняли. Пожалели. Ветеринара. «Развод дело тяжёлое, — куря вместе с юными музыкантами на заднем дворе клиники, рассудили они, — человек всегда боится остаться один».

Перезвонив риелтору, Алексей уточнил, что ищет квартиру, «где можно с собакой». Женщина предупредила, что это будет дороже, но пообещала помочь. Вернуться домой Алексей больше не мог — будущая бывшая жена непременно нашла бы это маленькой и мерзкой местью. Как результат, неделю, вместе с бассетом, Алексей провёл в своём кабинете. Протянув собаке открытую ладонь, он дожидался, пока животное обнюхает руку, и лишь после этого гладил бассета, но не по голове, а под подбородком, потому что так учили кинологи, и это конец начала.



На секунду оторвавшись от журнала, Александр тянется за телефоном и, взяв его, видит посреди экрана пропущенное сообщение от жены:

KOZLOV, PRIVET, КАК TVOI DELA?

Александр не знает, что ответить, а потому, отложив мобильник, продолжает читать.



Во время операции ассистент спросил:

— Как зовут?

Алексей задумался и спустя несколько мгновений, продолжив удалять катаракту, ответил: