Во всем виновата книга

Наша скорбная процессия переместилась к могиле. Похолодало, поднялся сильный ветер, принесший с запада серые тучи. Священник торопливо произносил молитвы и проводил ритуалы. Я отвлекся на мысли о еде, ожидавшей нас в цоколе церкви. Теплый куриный салат, кофе, персиковый пирог… За весь день я съел лишь склизкую облатку.

Когда служба наконец завершилась и мы отправились на стоянку, я увидел поодаль женщину. На ней были ветровка, рабочие сапоги и, несмотря на пасмурную погоду, огромные солнцезащитные очки. С расстояния было сложно определить ее возраст, но двигалась она весьма живо. Развернувшись, женщина залезла в кабину пикапа и уехала, прежде чем мы добрались до места.

– Кто это был? – спросил я маму.

Та была занята разговором с одной из моих тетушек и пропустила вопрос мимо ушей. Пикап скрылся до того, как мне удалось привлечь внимание мамы.

– Сынок, ты что-то сказал?

– Увидел незнакомую женщину и подумал, что ты можешь ее знать.

– Я так устала, – проронила мама, – что и себя-то с трудом узнаю. Хорошо, когда вокруг семья и родные, но они меня уже утомили.

Я и сам плохо выспался, поэтому ответил кратко:

– Понимаю.

– Если хочешь, можешь потом помочь мне разобрать отцовские вещи. На чердаке остались большие коробки, которые мне не вытащить. Разбирать их необязательно, просто достань и спусти вниз.

– Мама, это вполне может подождать, – поморщился я.

– Знаю, – вздохнула она, – но мне так легче. Помнишь бабушку Нэнси, мою маму? Когда она умерла, я тоже первым делом разобрала ее одежду и фотографии. Это помогло мне пережить потерю.

– Мама, – неожиданно сказал я, – ты помнишь, что я вчера ходил в книжный магазин?

– Помню. Я, наверное, крепко спала и не слышала, как ты вернулся. Удалось тебе поговорить с тем человеком? Чего он хотел?

– Долго рассказывать. У него на столе была газетная вырезка с папиным некрологом. – Я ненадолго замолчал. – Я ее взял.

– Зачем?

– На память, – пояснил я. – Знаю, глупо. Хозяин магазина подписал некролог: «Одиночка». Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Говорит ли мне это о чем-нибудь? – переспросила мама. – Это полностью характеризует твоего отца. Ты знаешь, что мы встречались целых два года, прежде чем я узнала его второе имя? Два года, подумать только. Я ведь сначала полагала, что у него нет второго имени – он везде ставил лишь инициал Г. А потом случайно увидела свидетельство о рождении, где было написано, что его второе имя – Генри. Вот почему он мне об этом не сказал?

– А ты спрашивала?

– Зачем мне спрашивать? – Мама всхлипнула. – Мужья не должны скрывать такое от своих жен. Но только не твой отец… Наверное, он хотел, чтобы наш брак был более загадочным.

– Как знать.

– Говоря начистоту, – сказала мама, – я очень его любила. Очень. Но я совсем его не знала, и теперь уже не узнаю.



После обеда я спустил с чердака шесть картонных коробок. Они были тяжелыми, будто набитыми железным ломом, и, закончив работу, я едва добрался до кресла в гостиной. Спину ломило. Отец оказался прав насчет меня – я слишком увлекался книгами и вовсе не занимался спортом. Решив, что в сорок лет начинать уже поздно, я попросил у мамы обезболивающее.

На ужин снова была еда, приготовленная соседкой, – куриное жаркое, а на десерт – пирог с арахисовой пастой. Как бы я не презирал сам факт человеческой смертности и не сожалел о том, что дорогие мне люди, такие как отец, столь несправедливо покидают этот мир, трапеза доставила мне сущее наслаждение. Я в самом прямом смысле слова заедал стресс.

За столом мама выглядела задумчивой, и я спросил, что ее тревожит.

– Грустишь по папе?

– Да нет, – ответила она. – Просто подумала, что ты скоро уедешь и вернешься к привычной жизни. Я только рада за тебя, но одной мне будет одиноко.

– Понимаю, – сказал я. – Но у тебя много друзей и подруг, и ты всегда находила чем заняться.

– Что верно, то верно. – Мама натянуто улыбнулась. – Я подумываю продать дом.

– Не торопись. Что, по-твоему, в этих коробках? – Я кивнул в сторону гостиной.

– Наверняка опять книги – чего еще ждать от твоего отца? Черт его знает. Может, там любовные письма от старых подружек.

– У отца прежде были подружки?

Мама лишь отмахнулась:

– Может, когда-нибудь я опубликую их от своего имени. Это будет мой ответ на «Пятьдесят оттенков серого». Вот только, учитывая мой возраст, называться книга будет «Пятьдесят оттенков седины»[66].

Как большинство детей, я не особенно задумывался об интимной жизни родителей и уж тем более не размышлял о том, спали ли они с кем-нибудь еще, прежде чем вступить в законный брак. Наверняка спали. Родители поженились, когда им было уже около тридцати, а я родился приблизительно через год после свадьбы. Их познакомили общие друзья. Мама работала секретарем в юридической фирме, а отец был приятелем одного из адвокатов и изредка играл с ним в гольф. Наверняка и папа, и мама встречались с кем-то, когда учились в старшей школе, в колледже, да и в первое время после выпуска.

Внезапно я вспомнил незнакомку с кладбища. С чего я вообще взял, что она приходила на похороны отца? У людей может быть масса причин, чтобы пойти на кладбище, и вполне вероятно, что моего отца и эту женщину никогда ничего не связывало.

– Давай распакуем коробку и взглянем, – предложил я.


– Без меня. Ты наследник этого богатства, вот сам и разбирайся.

Мама принялась мыть посуду, а я отправился в гостиную. Достал ключ, чтобы разрезать клейкую ленту, но не успел – в дверь позвонили.

– Если это миссис Химмел, соседка, скажи, что я легла вздремнуть, – сказала мама.

Я подошел к окну и выглянул из-за занавески.

– Это не она.

– А кто?

Я открыл дверь и впустил на порог детектива Хайленда.

– Сынок, кто там? – спросила мама, входя в гостиную. – Ой, добрый вечер.

– Мама, это детектив Хайленд из полиции. Долго объяснять.

Мне все равно пришлось рассказать ей о том, что произошло вчера вечером, и о смерти Лу Каледонии. Мама выслушала меня спокойно, не особенно удивляясь или пугаясь. Когда я закончил, она взглянула на меня так, как могла взглянуть только она, и произнесла:

– А что же ты вчера ничего не сказал?

– Не хотел тебя будить и беспокоить понапрасну, – ответил я.

– Детектив, присядьте, – предложила мама Хайленду. – Чем мы можем вам помочь?

Хайленд шагнул в гостиную. Его внимание тут же привлекли коробки посреди комнаты, но он аккуратно обошел их, ничего не сказав. Сегодня на нем были свежая рубашка и другой галстук, а вот пиджак он по-прежнему не надел. Волосы выглядели чуть менее растрепанными. Он уселся на диван и закинул ногу на ногу.

– Простите, что беспокою вас в трудную минуту, – начал он.

В его голосе, впрочем, не чувствовалось ни капли сожаления по этому поводу, и, судя по тому, что он расположился на нашем диване как дома, Хайленд явно собирался у нас задержаться.

Мы с мамой поняли, что разговор предстоит долгий, и поэтому уселись в парные кресла по обе стороны от кофейного столика. Коробки стояли между нами и детективом.

– Вчера вечером вы сказали, что не были знакомы с мистером Каледонией, – продолжил Хайленд.

– Верно.

– И не знали, что за дела у Лу Каледонии были с вашим отцом?

– Это я и хотел выяснить, отправляясь к нему в магазин, – ответил я. – Лу сказал, что они не были друзьями. Он хотел познакомиться с папой, но тот был против.

– Твой отец всегда был не слишком общительным, – вставила мама.

– Мистер Каледония написал несколько писем вашему отцу. Как минимум десять. Мы нашли их в его кабинете. Все они вернулись непрочитанными.

– Последние полгода мой муж был прикован к постели, – заметила мама. – Он не смог бы открыть конверт, даже если бы захотел.

– Тогда они попали бы к вам, – возразил Хайленд. – Вы их не читали?

– Не видела никаких писем.

Хайленд прищурился. Я подумал, что он будет давить на маму, но он не стал.

– Прошло пять лет с тех пор, как было написано первое письмо, – объяснил Хайленд. – Последнее отправлено около года назад. Не знаю, почему Лу Каледония больше не писал. Должно быть, отчаялся.

– Что было в письмах? – спросил я. – Чего он добивался, раз обращался к отцу столько лет, не получая ответа?

Хайленд выдержал паузу, оценивающе глядя на меня. Вырезка со стола Лу Каледонии лежала на прикроватном столике в моей спальне наверху. Мое сердце заколотилось. Если детектив решит обыскать дом, то обязательно ее найдет и поймет, что я солгал ему вчера на месте преступления.

А может, он и так обо всем догадался и теперь испытывал меня на прочность.

Наконец он произнес:

– Судя по всему, Лу Каледония очень хотел заполучить одну книгу вашего отца.

– Какую? – удивился я. – Если бы он попросил, я бы принес ее ему.

– А если бы он обратился ко мне, – добавила мама, – то я бы ему вообще все книги отдала.

Хайленд покачал головой.

– Кажется, вы меня неверно поняли, – сказал он мне. – Каледонии не были нужны книги, которыми владел ваш отец. Ему нужна была книга, которую ваш отец написал.