Влюбляться лучше всего под музыку

— Нет!

— Да! Ему уже досталось. На сегодня хватит.

— Нет!

— Тебе важнее поговорить завтра с сестрой. Она не пожаловалась потому, что ей было стыдно. Понимаешь? Стыдно перед тобой. А сейчас стыдно перед Димой.

— Хорошо. — Качаю головой. — Но я до него доберусь и тогда…

Пытаясь успокоиться, обнимаю Аню за талию, провожу руками по спине. Склоняю голову и кладу ей на плечо. Мне хочется убивать. Разорвать этого Игоря на куски. Голыми руками. Хочется просить прощения у Маши за то, что был так невнимателен к ней все это время, что не защитил. Мне. Хочется. Плакать.

Закрываю глаза и сильно зажмуриваюсь. Нельзя реветь перед своей девушкой. Даже если знаю, что она все поймет. Что ее не оттолкнет моя слабость. Нельзя. Нельзя. Нельзя.

Мы снова садимся на пол, прижимаясь друг к другу плечами. Молчим. Пьем шампанское и смотрим, как публика под музыку топчет грязными башмаками дорогущий паркет.

Наши руки сомкнуты, пальцы переплетены. Я держу бутылку свободной левой рукой, Аня берет у меня ее свободной правой. Когда остается последний глоток, мы делим его пополам и улыбаемся.

Алкоголь на время забирает боль, делает нас свободнее, смелее и заставляет двигаться навстречу друг другу без прежнего смущения.

— Я отправила ей смс, — говорит Аня, — будем надеяться, что все будет хорошо. Раз Дима еще не вернулся, значит, нашел Машу. Нам остается только ждать новостей.

Поворачиваюсь к ней.

— Останемся здесь?

Она часто моргает.

— Ты хочешь?

— Вдруг они… вернутся.

— Тогда будем веселиться. А если не веселиться, то просто отдыхать. Ты же… — Аня стреляет глазами, — звезда этого вечера…

Я смеюсь. Встаю и подаю ей руку. Чувствую приятное расслабление во всем теле. Аня хватает мою ладонь и приподнимается, но осторожно. Оглядываясь по сторонам, поправляет рубаху, служащую прикрытием ее шикарных тылов. Начинает хихикать, и я внезапно понимаю, что она прилично пьяна.

Качнувшись, Солнцева упирается ладонью в стену и испуганно отпрыгивает, когда створки скрытого в ней бара вдруг начинают отодвигаться в стороны.

— Ой! — Она не верит своим глазам.

— Ого! — Удивляюсь я, подхватывая подругу за талию.

Перед нами на ярко освещенных полках рядочками стоят пузатенькие бутылки «Моэт и Шандон». Сверкают яркими этикетками. Манят и зовут. Пока я ищу панель, при нажатии на которую эти сокровища снова скроются в потайном баре, Аня хлопает в ладоши и убегает. Куда это она?

— Аня! Аня! — Кричу я, но мои слова растворяются в громкой музыке. — Как же эта штука закрывается?

Внимательно изучаю поверхность стены, когда вдруг возвращается Солнцева. Она подкатывает здоровенный стол на колесах, на котором выстроены бокалы для шампанского.

— О, нет! Нет! — Предугадываю ее мысли.

— Подожди ты, — ворчит она, отталкивая мою руку. — Официантка я или кто? Думаешь, не смогу собрать пирамиду из бокалов? А?!

Смотрит на меня, пытаясь состряпать обиженное лицо, и тогда я вдруг понимаю, что она пьяна гораздо больше положенного. Хочу рассердиться. Понимаю, что нужно ее остановить, но вдруг начинаю ржать. Смеюсь громко, долго и никак не могу остановиться, пока Аня упорно и аккуратно, несмотря на неуверенные движения, ставит один за другим пустые бокалы друг на друга.

Тогда я начинаю доставать из бара и откупоривать по очереди бутылки с дорогим шампанским. Когда последний бокал на вершине кривой пирамиды уже установлен и стоит наперекор всем законам природы, лью игристый напиток тонкой струйкой сверху. Аня хватает следующую бутылку, наклоняет и льет вместе со мной. Мы смеемся. Наши действия уже привлекли всеобщее внимание, и нас окружает народ.

— Угощайтесь! — Кричит Солнцева с видом радушной хозяйки и машет руками.

Когда несколько человек берут бокалы сверху, она вдруг отпихивает подошедших и с радостным криком «банзаа-а-ай» выдергивает бокал из нижнего ряда. Я успеваю только затаить дыхание и открыть рот, когда громоздкая пирамида в один момент вдруг превращается в груду осколков на столе и у наших ног.

— Воу… — удивляется Аня, сложив губы трубочкой. Похоже, ее это даже позабавило.

Кто-то смеется, другие аплодируют, третьи продолжают танцевать.

— Писец, — выдыхаю я.

— За тебя! — Моя подружка вдруг поднимает бокал над головой, подмигивает мне, ослепляя светом игривых синих глаз, затем выпивает шампанское до дна и вдруг разбивает со всей дури пустой фужер о стену. — Юху-у-у!

Она хохочет, и я лечу вместе с ней высоко в небо, быстро, словно сдутый шарик. Мне так хорошо и легко. Теперь я смеюсь вместе с ней, обхватив руками живот.

— Нам всем писец. Полный писец. — Говорю и чуть не валюсь с ног.

— Ты как хочешь, а я в бассейн! — Пошатываясь, говорит Солнцева. Она манит меня пальчиком. В глазах пляшут тысячи безумных чертят.

Тяну к ней руки:


— Не-е-ет, такое я точно не пропущу!





3




Анна

Разворачиваюсь и бегу к большой стеклянной двери. Знаю, что Пашка бежит за мной. Этого и боюсь. В его глазах есть что-то такое, чего я так долго избегала и даже боялась пожелать. Едва не поскальзываюсь на каменном полу коридора и торможу каблуками, в последнюю секунду хватаясь за ручку двери. Держась за нее, срываю с ног осточертевшие за вечер босоножки. Отбрасываю в сторону.

Парень почти настигает меня. Понимая это и, резко дергая ручку двери вниз, выбегаю во двор. Бегу по траве и вдруг чувствую, как кончики его пальцев касаются моей талии. Они обжигают кожу, накаляют прохладный вечерний воздух, согревают меня до самого сердца. Останавливаюсь, когда его руки обхватывают меня и притягивают с силой к себе.

Бах! Мы сталкиваемся телами. Мне нравится это новое чувство, от которого хочется бежать, как можно дальше, не оборачиваясь. И знать, что все равно не убежишь. Оно найдет тебя даже в другой вселенной. Он найдет.

Прижимаюсь спиной к его груди, твердой, сильной, горячей. И понимаю, что мне, может, в первый раз в жизни хочется постоять вот так, молча. Закрыть глаза и довериться другому человеку. Быть с ним настоящей.

Другого парня я бы отшила или давно повела бы наверх, чтобы уединиться в одной из роскошных спален большого дома. А этому… Этому даже боюсь посмотреть в глаза. Вдруг… задохнусь? Нырну в них и утону. И больше не смогу вынырнуть.

— Хотела сбежать от меня? — Шепчет Пашка мне в ухо, удерживая за талию, и я еле сдерживаюсь, чтобы не обернуться и не поцеловать его. Но на нас смотрят парочки, расположившиеся возле бассейна на лежаках. Смотрят небольшие компании, облюбовавшие подвесную качель и мягкий газон, мирно болтавшие и пившие пиво до нашего вторжения. — Правда, хочешь искупаться? — Его дыхание щекочет мне шею. Закрываю глаза, чувствуя, как во всем теле рождается дрожь.

— Хочу, — хрипло отвечаю я, думая сейчас совершенно о другом.

Его руки обхватывают меня еще крепче и тугим обручем сдавливают грудь. Понимаю вдруг, что если бы хотела вырваться, все равно бы не смогла.

— Думаешь, мне слабо?

Опять игра. Опять вызов. Только победителей на этот раз не будет. Мы оба в выигрыше, а это всего лишь просто прелюдия.

— Конечно, — усмехается он.

Выдыхаю, каждой клеточкой кожи впитывая его запах. Прижимаясь спиной к его груди в попытке напитаться жаром, согреться, забрать его огонь, ведь сейчас мне станет холодно. Очень холодно.

— Как же плохо ты меня знаешь…

После этих слов Паша в недоумении опускает руки. Развязываю рубашку, быстро сдергиваю вниз юбку и оборачиваюсь к нему. Парень стоит, открыв рот. Изумленный, смятенный. Как и все присутствующие. Даже сквозь шум музыки, доносящейся из окон дома, мы слышим довольный свист ребят, расположившихся поодаль на газоне.

Собираю волосы и завязываю узлом на макушке. Просто так, без резинки — длина позволяет. Подмигиваю растерянному Сурикову и, когда он вскидывает в недоумении руки, разворачиваюсь и несусь к небольшой вышке в основании бассейна.

— Аня! — Кричит он мне в спину.

Но я не останавливаюсь. Интересно, Паша боится за меня или крайне шокирован тем, что его девушка осталась у всех на виду в одном коротком топе и тонких кружевных стрингах?

Когда голые ступни касаются холодной стали ступенек, я вдруг трезвею окончательно. Какого черта? Не зная глубину бассейна, не веря в собственные силы… Что я здесь делаю? Неужели, мне так хочется сбежать от этого парня и своих чувств, что готова сделать все, лишь бы не оставаться с ним наедине и не смотреть в глаза?

Взбираюсь на самый верх и делаю несмелый шаг на трамплин. Чувствую, как дрожат поджилки. Нет. Что с нами происходит? Все это неправильно. Мы должны быть сейчас в совершенно другом месте.

Мне нужно позаботиться о подруге, Пашке наказать обидчиков сестры. Опускаю взгляд, пытаясь вспомнить, где мои вещи и телефон. Оглядываю свою фигуру. Как я, вообще, могла так напиться, чтобы остаться без одежды и с маленькой полоской кружева вместо трусов. Е-мое…

Глаза ловят испуганный Пашкин взгляд. Там, внизу. Очень далеко внизу. Пытаюсь выдавить улыбку и не могу. Хватаюсь за поручень, впиваюсь в него пальцами из всех сил. Нужно спускаться. Идти обратно. Это уже слишком. Перевожу дух и хочу развернуться, когда слышу вдруг подбадривающий свист. Это вызов.

— Уху! Давай, детка, давай! — Кричит кто-то незнакомый.

И меня переклинивает, я опять ловлю кураж. Не выставлять же себя трусихой?! Выпрямляю спину, расправляю плечи. Главное, не думать ни о чем. Не высчитывать. Боже, храни смелых и пьяных. Если сверну себе шею, прошу вспоминать меня веселой и безбашенной. Аминь!

В три шага достигаю края трамплина. Толчок! Мозг судорожно соображает, куда девать руки. Прижимаю их к телу и лечу вниз стрелой. Успеваю закрыть веки, но забываю задержать дыхание. Вхожу в воду, как нож в масло. Быстро и резко.

Сердце сбивается с ритма. Нос заполняется жидкостью, на языке уже привкус хлорки. Те доли секунды, пока ноги еще не касаются дна, лихорадочно соображаю. Нет, не о том, жива я или нет. О том, потечет ли водостойкая тушь по щекам или все-таки пощадит меня.

Мне же еще выныривать. Перед Пашей.

Когда, наконец, ступни касаются холодного дна, отталкиваюсь изо всех сил и поднимаюсь вверх. Работаю руками, ногами. Мир на поверхности видится словно через мутное стекло. Еще немного, еще. Едва я выныриваю, выкашливаю всю жидкость из дыхательных путей и машу рукой под дружные аплодисменты. Радуюсь, что все обошлось. На плаву держаться все труднее, и я медленно гребу к бортику.

На краю бассейна сидит Суриков. Откашливаюсь еще раз и тихонько плыву в его сторону. Не торопясь, осторожно. Чувствую, что волосы растрепались, они мокрые, склизкие и липнут к спине. Постепенно ко мне приходит боль от удара о воду. А ведь, казалось, хорошо вошла. Как спортсменка, наверное, почти даже без брызг.

Смотрю на Пашку, качающего головой, и пытаюсь свыкнуться с мыслью о том, что мы вместе. Пока никак не получается. Как же все будет? Сможем ли мы? Не могу даже представить.

Подплываю ближе и вижу, что он смеется. Даже не так. Улыбается, вздыхая и периодически прикусывая губу. Гляжу на него и не могу налюбоваться. Когда он успел превратиться из мальчика в мужчину? Пронзительные серые глаза, открытые, добрые. Блестящие каштановые волосы, смуглая кожа, обласканная нежным весенним солнцем. Сильные руки, даже под рукавами футболки не умеющие скрыть изгибы бицепсов.

Смотрю на него и чувствую, как мое тело буквально трещит от желания. От высокого напряжения. Так обычно потрескивает электричество. Или сухие поленья в костре. Так разгорается пламя, беспощадное, непобедимое, рождая собой настоящий пожар, уничтожающий все живое.