Влюбляться лучше всего под музыку

И это меня пугает сильнее. Желудок сжимается, а болячки начинают зудеть, будто специально причиняя еще больше неудобств.

— Что-то случилось?

Она прочищает горло.

— Думаю… мы должны поговорить как взрослые люди. Расставить все точки над… над чем там их расставляют? Короче, утрясти все между нами.

Киваю сам себе.

— Куда мне прийти?

— А ты уже можешь выходить из дома?

— Да.

— Тогда давай встретимся в кафе у Маши с Димой. У них сегодня было открытие, и вечером, около девяти, обещали угостить своих. Тихо-мирно, чтобы не разнести помещение, а то в прошлый раз какая-то сволочь оторвалась в доме Калининых на славу.

В памяти сразу же всплывает тот вечер. Да, мы с Анной знатно потусили тогда. Если бы только можно было все вернуть назад…

— Приду! — Смеюсь в трубку.

— Буду ждать.

Она не прощается. Вслед за молчанием раздаются короткие гудки, а за ними виснет гнетущая тишина. Вскакиваю, отбрасываю на кровать телефон и несусь на кухню. Как бы паршиво мне не было, я приду туда. Мне нужно сказать своей любимой девушке все, пусть даже придется повторить это бесконечное количество раз.

— Уже скачешь, как стрекозел? — Улыбается мама.

Она скрещивает руки на груди, заинтересованно оглядывая меня с ног до головы.

— Ставь чайник, — весело подмигиваю.

Ее брови ползут вверх.

— Ничего себе. Аппетит появился?

Отрезаю огромный кусок колбасы, тоненький ломоть хлеба, прижимаю их друг к другу и кусаю. Пытаясь прожевать, мычу:

— Угу!

Останавливаю свою ласточку возле кафе, глушу двигатель. Сегодня один знакомый предлагал мне за нее целых, мать его, тридцать тысяч. Послал его подальше, разумеется. Но вовсе не потому, что одни только литые катки на ней с низкопрофильной резиной стоят столько же, а еще и потому что дорогие сердцу вещи не продают. Вот так. Немного потрепанная, немного ржавая, но эта машина стала моим первым транспортным средством, служила мне верой и правдой, стойко выдерживала все испытания и даже получила имя в честь моей любимой девушки. Лучше восстановлю ее, покрашу, и лет через двадцать-тридцать на этом раритете будет гонять мой сын.

Выхожу на тротуар, закрываю дверцу, поправляю ворот водолазки — кожа под ним ужасно зудит и чешется. Натягиваю черную бейсболку на самые брови и торопливо следую к входу: даже в такой час на улице все еще нестерпимо жарко. Замечаю новую вывеску над дверью и останавливаюсь, чтобы лучше рассмотреть. «Десерт». Ого, Марья постаралась. Оглядываю просторные окна в пол, прикрытые сейчас белыми рулонными шторами, отреставрированный фасад, новую входную группу, — заведение теперь смотрится гораздо уютнее, чем прежде, и всем видом будто приглашает заглянуть на огонек. Отличная работа!

Вспоминаю, что заходить просили с черного хода, огибаю здание, вижу неприметную серую дверь и вхожу. Сразу окунаюсь в атмосферу шума и веселья. Прохожу по коридору мимо кухни и нескольких кабинетов и попадаю в зал. Даже в приглушенном свете в глаза бросается новая обстановка: комфортные диванчики, прямоугольные столы вдоль окон, большие витрины со всевозможными сладостями. Мне нравится. Очень стильно. Останавливаюсь в проходе, чтобы рассмотреть присутствующих.

Пара незнакомых мне ребят сидят у столика с закусками, Машины знакомые из «Кофейного кота» в полном составе присутствуют за отдельным столом, очень шумные. Сестра с Димой полулежат на большом красном диване, с ними Ярик, а напротив на стульях Боря и Ник в обнимку с какой-то девушкой. Иду в их сторону и понимаю, что узнаю ее — видел на фото в смартфоне Никиты. Это его жена. Ну, хоть у кого-то дела пошли на лад.

— Приве-е-ет! — Радостно вскакивает с колен Димы моя младшая и бросается мне на шею.

Ее волосы пахнут карамельками и корицей. Вот, что будет с Солнцевой, если она сюда устроится на работу, — насквозь пропахнет сладостями.

— Привет! — Обнимаю сестренку за талию. Мы теперь совсем редко видимся, они с Калининым почти живут в своем кафе. Уверен, даже спят здесь в кабинете, потому что ни одному из них не хочется возвращаться из объятий любимого в холодную постель отчего дома. — Привет всем!

Отпускаю Машу, пожимаю руку ее парню:

— Привет, Димон. — Его рукопожатие, как всегда, крепкое, на лице улыбка от уха до уха. Даже в тот день, когда я ему врезал из-за приставаний к сестре, он продолжал улыбаться так же открыто и нахально. Не думал, что когда-нибудь этот тип перестанет меня бесить, но это факт — теперь я испытываю к нему уважение. Счастливые глаза Маши не врут: кажется, она обрела что-то гораздо большее, чем просто любовь. Стала увереннее в себе, расцвела. — Привет, парни!

Приветствую остальных. Жму по очереди руки Ярику, Боре, Нику, его жене. Ребята смотрят на меня заинтересованно и как-то по-доброму. Мне же немного стремно — я перестал отвечать на их звонки, заходить в соцсети и общаться со всем миром. Мне нечего было сказать ни им, ни Лесе. Они все напоминали о произошедшем на фестивале. Казалось, что наше общение ужасно расстроит и без того уничтоженную Аню.

А я еще надеюсь, что у нас все наладится. Ведь остальное потеряло смысл без нее.

Кстати, где она?

Несмело оглядываюсь, но не вижу нигде.

— Держи, — Боря встает, протягивает мне стакан с пивом и хлопает правой рукой по плечу. Замечаю, что левая его рука все еще замотана бинтами.

Киваю.

— Спасибо.

— Разве тебе уже можно вставать с постели? — Марья вьется вокруг меня, не забывая включать функцию «маленького командира». В приглушенном свете ламп она кажется особенно красивой, и я снова чувствую ту родственную связь, которая позволяла нам чувствовать себя в детстве единым целым. — Хуже ведь сделаешь. Лежал бы себе спокойно в теплой кроватке, так ведь нет. Суриков, Суриков! Но ничего не отвечай, знаю, зачем ты приперся. — Сестра подмигивает и толкает меня в бок. — Ох, прости-прости, чешется, наверное? Болит?

Дима смеется, развалившись на диване, и откидывает голову назад, обнажая шею, разукрашенную татуировками. Странный парень, с кожей размалеванной замысловатыми рисунками и знаками, больше похожий из-за этого на кусок фотообоев, чем на нормального человека. Парень, казавшийся мне мерзким укурышем, не достойным даже кончиков пальцев моей сестры… Черт, он так на нее смотрит… будто дышит одной ею… И он все в этой жизни правильно сделал. Расставил приоритеты ровно так, как надо.


Это я все испоганил.

Я — тот говнюк, каким считал его.

— Не, все нормально, не болит, — отвечаю сестре. — Должен вас поздравить, — оглядываюсь вокруг. — Смутно помню, каким это место было раньше, но теперь явно лучше. У вас будут очереди из клиентов!

— Он любит переводить тему, — замечает Машка, усаживаясь обратно на диван. — Я как раз рассказывала ребятам, какой объем работ мы провернули за эту неделю.

— Давайте чокнемся! — Предлагает Ярик, протягивая вперед руку с красным пластиковым стаканом. — Пусть все получится!

— Давай!

— За процветание! — Подхватывает Ник, прижимая к себе худенькую жену. У нее такие же забавные светлые кудряшки, как и у него.

— Погоди, — вмешивается Дима, дергая меня за рукав. — В команде любителей водолазок прибыло. — Указывает кивком мне за спину.

Все замирают буквально на секунду, а потом, не сговариваясь, приветствуют кого-то позади громогласным «привет». Медленно оборачиваюсь, зная, что уверенность в себе меня сейчас подведет, потому что уже чувствую, кого увижу позади. И все равно, спотыкаясь о нее взглядом, вздрагиваю и остаюсь стоять, будто оглушенный.

— Простите, что задержалась, — пожимает плечами она.

Вся в черном, Аня выглядит немного бледной и растерянной. Ее волосы убраны в тугой хвост, на лице ни грамма косметики, на худом остром плече висит объемная сумка, которую она поддерживает рукой. Спохватываюсь, что пора, наверное, и мне поздороваться.

— Привет, — растягиваю слоги, как придурок. — Давай, помогу?

Она не против. Ее глаза выстреливают из-под ресниц запоздалым смущением. Делаю шаг вперед, снимаю с плеча ее сумку, радуясь, что не натыкаюсь больше на холодность, и убираю на ближайший диванчик. Отдаю Ане свой стакан с пивом и встаю рядом, чувствуя буквально кожей, что все внимание сейчас приковано ко мне, а не к ней.

— Солнцева, как обычно, с опозданием! — Спешит разрядить обстановку Дима. Они встают с Машей и подходят, чтобы обнять ее. — Наверное, напала на какую-то распродажу? Умру, если не куплю вот эти сапожки, да?

— О, ты отлично меня знаешь, — хмурится Аня, забавно морща нос. — Просто была занята с ребятами.

Не понимаю, куда она указывает, но едва сдерживаюсь, чтобы не потерять равновесие, когда оборачиваюсь. В кафе входит парочка — Леся с Майком. Узнаю их не сразу. На ней мешковатый зеленый костюм с безумным количеством ремней и застежек, тяжелые черные ботинки и безумный фейерверк из мелких кудряшек на макушке. Майк же идет чуть впереди в непривычном для него белом свитере, узких синих джинсах и бордовых кроссовках, в одной его руке болтаются ключи от автомобиля, в другой рука спутницы, покрытая кольцами.

Он подходит и уверенно жмет мне руку. Как будто бы даже выше стал, и рукопожатие у нас выходит такое бодрое, крепкое. Привлекаю его к себе, обнимаю и хлопаю по спине.

— Дружище, — усмехается он, — рад, что ты жив. Мы, знаешь ли, беспокоились.

Черт, совершенно не привычно видеть его улыбающимся.

— Здорово, бензопила! — Невозмутимо вскидывает бровь Леся. — Паршиво выглядишь!

— Ты не лучше, — неуверенно беру ее протянутую ладонь в свою и жму по-пацански.

Она не против. Усмехается, оглядывая меня, и просто идет дальше. Не слышно истерик, никто не вопит: «что она здесь делает?», не плюет в лицо и не рвет на ней одежду, как на Монике Белуччи в фильме «Малена». Дима тоже здоровается за руку, а Машка, как ни в чем не бывало, отдает «под козырек», сводит губы в полуулыбке и начинает разливать напитки. И, что самое странное, Аня, уже успевшая присесть на край дивана, тоже никак не реагирует. Они, оказывается, еще и приехали вместе. Что происходит?

Весь мир, что, забыл о том, что я — кусок дерьма?!





19




Анна

Покидаю кафе с черного хода. Вроде и отпросилась пораньше, но устала за смену так, будто на мне целый день пахали. Всем коллективом. Утром сдала два зачета в колледже, сбегала в обед до дома, выгуляла Ветку. Свежий воздух, надо признаться, подействовал на меня благотворно. Зря они на кухне не верят, что у них где-то тухлое яйцо валяется, вонище стоит аж на весь зал!

Моя тетя работает штукатуром на стройке. Так вот она рассказывала мне такую историю. У них, строителей, в одно время было принято перестраховываться от тех подрядчиков, которые не любили платить деньги за чужой труд. Вкалываешь ты, вкалываешь, значит, на объекте долго время, а тебе вместо оплаты фигу с маслом. Вот и приноровились умельцы нерадивым плательщикам муровать в стены обычные куриные яйца. Через какое-то время поднимался такой пахер, что дышать нечем. Тут хоть ищи, хоть не ищи — пришлось бы все стены вскрывать. И пока не получали они все положенное за работу, не показывали заказчику, где яйцо замуровано.

Вот и у нас на кухне такая же беда по ходу. С утра невыносимый запах стоит. Просто адский, аж наизнанку выворачивает. Будто кто-то капусту тушит на пердячьем пару. А после обеда, как ни странно, становится лучше, но я все равно стараюсь туда не соваться, пока совсем не приспичит поесть. Нужно им как следует прибраться, чтобы найти источник адской вони.

Делаю шаг несмелый на тротуар, и почти сразу же возле меня с визгом тормозит красная «Хонда». Только собираюсь задать резонный вопрос, кто же тот дебил, который паркуется на пешеходном переходе, как пассажирская дверь вдруг распахивается. И как же я сразу не догадалась? Подхожу ближе и наклоняюсь.

— Извини, опоздала немного, — виновато улыбается девушка за рулем.

Воровато озираюсь по сторонам, подхожу и залезаю в салон. Закрываю за собой дверцу.

— Привет, — еле слышно говорит она, кусая нижнюю губу.

— Угу, — отвечаю я, глядя прямо в глаза.

— Спасибо, что согласилась встретиться, — стучит пальчиками с аккуратным маникюром по кожаному чехлу на руле.