Ведунья против короля

– Вообще-то я сама себя пристроила, – не согласилась Лита и буркнула: – А вот и они идут.

– Можно? – стукнув, открыл дверь Ланс. – Мы на подходе. Что вы решили?

– Я отдаю ему свою каюту, – опередила всех Чижик, – и переезжаю к тебе. Пойду вещи соберу. Поможешь?

– Но… – остолбенел маг и тут же спохватился: – Конечно, моя прежняя каюта как раз свободна!

– Вот видишь, зять, – поднимаясь с кресла, с наигранной горечью вздохнула девчонка, – не сбылись твои надежды. Плоховато ты знаешь своего друга.

– Просто ты еще не успела ему сказать, что там хватит места для двоих, – не сдался Тровенг.

– Ты всерьез считаешь, что именно я должна была это говорить? – изумилась она почти искренне и, оскорбленно вздернув носик, выплыла из каюты.

– Боюсь, – окинув всех внимательным взором, задумчиво проговорил Ланс, – никто из вас не отважится ответить мне на вопрос, о чем вы тут недавно беседовали?

– О том, когда лучше провести для вас ритуал объединения судеб, – сообразив, что упрямая сестрица и не думала шутить, тихо пояснила Дилли. – Прямо сейчас или на рассвете?

– Когда вернемся в Брагод, – отрезал маг и вышел, хлопнув дверью.

– Я ставлю на Чижика, – серьезно сообщил Леар.

– Я бы тоже так сделала, но посмотрю, кого выберет мой муж. – Ведунья ожидающе уставилась на любимого.

– Я в сомнениях, – нежно приобнял жену Гард. – Обычно Ланс в таких делах очень несговорчив, но в этот раз я его не узнаю. И пока не в силах решить, что победит, любовь или трезвый расчет. Ведь мы едем во дворец, а у Эршеля к тому времени вполне могут появиться на Литу собственные планы. Например, выдать ее замуж за одного из кеминских принцев.

– Ты хочешь сказать, что Ланс может уступить невесту какому-то смуглому красавцу? – живо заинтересовалась Дилли.

– Я хочу сказать, что это один из сотен возможных вариантов, и не знаю пока, какой из них окажется самым верным, – очень серьезно ответил Тровенг и невесело вздохнул: – И все же надеюсь на победу Литы.

– Тогда за нее, – кивнула жена. – И пусть помогут ей светлые боги.



Момент, когда бриг добрался до фрегата и перестал бороться с волнами, все ощутили на себе. Судно стало качать намного сильнее, и если бы вещи не были прикручены к полу, а посуда не стояла в специальных выемках, все уже разлетелось бы по каюте. Гард прилагал немалые усилия, чтобы удержаться в кресле, когда оно зловеще наклонялось, готовясь выкинуть седока из мягкой пасти. И с легкой завистью, щедро приправленной изумлением, наблюдал за спокойствием сидящей рядом Дилли. Казалось, она даже не замечает яростной качки и всех сопутствующих неудобств.

И вдруг болтанка прекратилось. На несколько невероятно долгих секунд судно замерло, держась идеально ровно, словно вмиг оказалось в порту намертво принайтованным к причалу.

– Магистры установили воздушный трап, – пояснил Гард удивленно вздернувшему бровь бастарду. – Король перейдет по нему, как по коридору, не замочив сапог.

– Но разве, – засомневался Леар, – такой трап может удержать судно в неподвижном состоянии?

– А это водные канаты закрепили нас на месте, как якорями. Но ненадолго – как только король окажется в безопасности, мы уйдем вперед. Звен считает, что теперь нам незачем ждать королевские суда и показывать всем встречным посудинам, с кем мы заодно.

Леар понимающе кивнул. Он и сам давно понимал, как неправильно в их случае переть напролом.

Судно качнулось, словно слетая с горки, и снова понеслось по волнам. Вскоре дверь распахнулась, и раздался вежливый голос Ланса:

– Сюда, ваше величество! Его светлость вас ждет.

Не ожидавший такого «подарка» Гард возмущенно фыркнул, и Дилли тотчас нежно пожала руку мужа, молчаливо умоляя не спорить с другом. «И не собирался, но нужно же хотя бы предупреждать?!» – хотел ответить регент, но вслух сказал совершенно другое:

– Проходите, ваше величество, устраивайтесь. Мы пьем чай, желаете?

– Спасибо, что отозвались на мою просьбу, лорд Тровенг, – устало произнес гость и откинул с лица капюшон морского плаща.

Вот теперь Гард узнал короля мгновенно. Непонятно, когда, но он успел преобразиться. Волосы и брови пострижены и выкрашены в его родной золотистый цвет, сделав Эршеля лет на тридцать моложе. На темени красовался толстый обруч походной короны, тело затянуто в черный замшевый дорожный костюм, из-под которого виднелся ворот бледно-синей шелковой рубашки. А на груди, рядом с многолучевой звездой мощного королевского артефакта, скромно висел заговоренный медальон с государственной печатью.

Дилли с Леаром тоже рассматривали неожиданного гостя, а сам он не сводил глаз с ведуньи, вернувшей себе облик графини Тровенг. Как пояснила она Гарду – самый близкий к портрету, который по настоянию Ясвены раз в год рисовали для каждой юной ведуньи. Ведь в попытках освоить новый образ так легко потерять саму себя, хотя в юности и не осознаёшь трагичности этой утраты.

– Это твое настоящее лицо? – сразу забыв обо всем, хрипловато выдохнул Эршель и сглотнул вставший в горле комок.

– Почти, – хмуро призналась она и нехотя пояснила: – Но точнее нет. Когда приходится месяцами жить под чужой личиной, себя постепенно забываешь.

– Она говорила про картины, кто-то одаренный вас рисовал… – Голос короля предательски сорвался.

– Да, – вместо Дилли суховато подтвердил Леар. – Каждый год. И мы сверяли с прежними.

– А выяснить во дворце ты не пытался? – забыв, что мохнатых бровей больше нет, привычно глянул исподлобья его величество и с досадой скривил губы.

– Зачем? – холодно прищурился секретарь. – Мать давно знает имена наших родительниц. Но говорила лишь тем, кого это очень интересовало. А Дилли никогда не хотела знать ее имени.

– Мне и сейчас все равно, – холодно заверила графиня. – Если ребенок не нужен матери, значит, она просто не достойна этого звания. И ты не смей ничего рассказывать, я не хочу ни знать ее, ни жалеть. У нее был выбор, как у Ясвены, но тогда она думала только о себе.

– Мне казалось, ты добрая, – помрачнел Эршель и вздрогнул от полного ярости выкрика Литы, появившейся в дверном проеме:


– Дилли – добрая, очень добрая, тебе не показалось! Она может целую ночь носить на руках больного малыша, а потом уйти на полдня в лес за целебными травами для него! Может отдать голодной нищенке последний кусок хлеба и пообедать салатом из сныти и крапивы!

– Может пять лиг тащить на себе по лесу укравшего ее князя, а потом два дня выхаживать его, чтобы получить нож в спину, – веско добавил стоящий рядом с невестой Ланс. – И многое другое. Она полностью права, отказываясь жалеть женщину, бросившую на произвол судьбы младенца, даже не попытавшись найти более достойный выход. Но даже если той даме и пришлось очень несладко, помогать должен был ты, а не твои дети.

– Вы все меня ненавидите, – горько усмехнулся король и попытался развернуться, чтобы уйти, но не смог, спеленатый магией Ланса.

– Ошибаешься, – обходя Эршеля и останавливаясь перед ним, веско возразила Лита. – Ведуньи попросту не могут быть злыми и мстительными, это разрушает людей. Мы всего лишь ценим справедливость и не выносим, когда нас обвиняют в несвойственных нам поступках. И зря ты пытаешься найти в нас присущие твоим придворным дамам черты, им просто неоткуда взяться.

Девушка смолкла и гордо вздернула нос, ожидая ответной тирады, но король молчал. И смотрел на нее как-то особенно, жадно и истово, как люди смотрят только на неожиданное чудо. Звездочет – на появление новой звезды, мореходы – на открывшийся в скалах проход, а садовники – на редкий цветок, расцветающий лишь раз в десять лет.

Несколько мгновений Лита стояла в полном молчании, затем, внимательно глянув в глаза Эршеля и резко побледнев, отступила на полшага.

– Ланс!.. – Ее полушепот-полувскрик еще звучал в ушах присутствующих, а маг, вмиг сняв с короля путы, уже был рядом с невестой, крепко прижимая ее к себе.

– Я не… – болезненно скривившись, выдохнул его величество и заторопился: – Просто зашел поблагодарить. Спокойной ночи.

– Я провожу! – Леарон стремительно поднялся с места и поспешил к хозяину, но, поравнявшись с сестренкой, приостановился, невесомо провел ладонью по ее щеке: – Ну чего ты так испугалась, Чижик? Он ничего плохого не сделает, и мы все рядом.

– Спасибо, – взмахнула влажными ресницами Лита и шепнула: – Просто мне ничего от него не нужно.

– Никому из нас не нужно, даже Леару, – тихо, но веско подтвердила Дилли и добавила, глядя на замершего короля: – Спокойной ночи, ваше величество.



Четырнадцатое светозарня

Мыс Прит, Хазретский замок



Дилли

Мир тонул в густом, промозглом тумане, надежно прятавшем даже стоявшего на расстоянии вытянутой руки Ланса. Все остальные и подавно безвозвратно затерялись где-то в этом безбрежном океане молочного пара, давая знать о своем существовании лишь негромкими, глухими фразами:

– Лево руля… еще лево… право, прямо…

Дилли понимала, что он как-то определяет направление, но не могла поверить тому, чего не видела сама.

И потому лишь теснее прижималась к мужу, крепко держащему ее за талию.

– Не волнуйся, – шепнул ей на ухо Гард, обдавая шею теплым дыханием, – они видят дно.

Ведунья лишь сильнее прижалась щекой к его груди, мысленно благодаря магистров, сумевших увести бриг от трепавшего их почти двое суток шторма. Здесь, на востоке, он пронесся сутки назад, и теперь океан был покоен, как налитое в миску молоко.

– Подходим! – донеслось из тумана, и вскоре бриг сотряс легкий удар, означающий, что «Алый» достиг причала.

Где именно находится этот причал, не знал никто, кроме магов и Тровенга. Лишь капитан, хорошо знающий побережье Форандии, мог примерно догадываться, куда они пришли, но говорить этого никому не собирался.

Ланс унес Литу в неизвестность первым, за ним Леар вел короля.

– Пора! – Гард подхватил жену на руки и почти бегом сбежал по трапу в белую пелену.

Последними на причал стремительно соскользнули несущие багаж магистры, оставив на бриге Брэна, обязанного помочь судну выбраться из этой бухты и уйти незамеченным в сторону Ресны. Догнать друзей он должен был через несколько часов с помощью мощных артефактов. Отныне делегация из Онзирского княжества превращалась в партизанский отряд, вступивший на тайную тропу борьбы за возвращение Форандии законного правителя.

Тровенг уверенно шагал вслед за напарником, по-прежнему не выпуская из рук жену, и она сидела в его объятиях совершенно спокойно, не делая ни малейшей попытки освободиться. Никогда прежде Дилли даже не предполагала, насколько это приятно – ощущать постоянную заботу и защиту мужчины, которому полностью доверяешь.

Однако чуткости своему слуху все же добавила, и вовсе не из необходимости или элементарной осторожности. Просто за последние годы, проведенные вдали от дома, привыкла всегда и везде быть в курсе происходящего.

Оттого-то теперь отчетливо слышала, как поспешный топот десятка сапог по деревянному настилу сменился шуршанием гальки, а потом – глуховатым цоканьем по камню. Затем раздалось негромкое бряцанье, словно кто-то дергал дверное кольцо, и через долгую минуту тягостного молчания раздался шорох открываемого оконца и приглушенный мужской голос.

– Зачем пришли? – безразлично справился невидимый страж.

– За диким медом с Уголенских холмов, – буркнул Звен, и тотчас послышались лязганье засовов и стук распахнувшейся двери.

– Проходите.

И снова мужчины торопливо шагали сквозь туман, бывший здесь, за каменной стеной неизвестного поместья или замка, ничуть не реже, чем на море. Даже как бы не гуще, чего Дилли совсем уж не ожидала.

А потом незваные гости дружно ввалились в просторное полутемное помещение, и туман как ножом отрезало. Дилли завертела головой, с любопытством изучая в свете разгоравшихся магических бра темный камень массивных стен, отделанных в человеческий рост дубовыми панелями. С ними хорошо сочетались темный паркет и тяжелые кресла и диваны неизменного дуба, полукругом расставленные перед огромным камином, вполне пригодным для жарки бычка. Здесь все было устроено основательно и на века. Мощные медные переплеты, обрамляющие толстые квадратики зеленоватого стекла, кованые перила и решетки на каменной лестнице и вдоль внутренней галереи второго этажа.

– Какой улов! – раздался оттуда, сверху, хрипловатый и язвительный мужской голос, и ведунья мгновенно нашла взором говорившего.

Он стоял в тени колонны, закутавшись в темный шлафрок с капюшоном, и рассмотреть можно было немногое. Лишь блеск глаз да белизну тонкой кисти.