У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем

— Неужели князь приказал и нас положить? — недоверчиво вскинул серые брови Дин.

Шай мотнул головой, подтвердив мои подозрения:

— Нет, это они сами вздумали. Знали, что груженые мы, двадцать с лишним подвод, кланы — за горами, князь — в Аверте, и забот у него без нас хватает. В пути всякое случается, вот и решили здесь, в удобном месте, напасть, а потом следы нападения якобы душников оставить в горах.

— Хитромудрые какие, — поморщился Наум. Потом предложил: — Кто еще хочет есть?

Желающих взять добавки не нашлось. Все устали смертельно, но охрану выставили тройную и ночью, сдается, спали вполглаза. Сама я заснула, едва коснувшись головой шкуры, и проснулась среди ночи, только когда пришел черед Дину отдыхать. Он сгреб меня в охапку, зарылся носом в волосы и тут же уснул, а я, уткнувшись в него лицом, наслаждалась теплом, запахом и стуком огромного и такого родного сердца. Ведь сегодня я впервые произнесла заветное слово: любимый. И он слышал!





Глава 24




Серое утро быстро сменил яркий солнечный день. Кучевые облака стремительно сбежали на север от наступающей жары. Непривычно: у нас в это время было бы еще прохладно, а стоило отклониться на юг — и вот уже пахнет летом. Зной. Сушь. Суховей. Вдоль дороги густая, со взрослого мужчину высокая, сухая, пыльная трава. Ничего не разглядеть сквозь нее. Едешь — словно залез в узкую нору и никак не выберешься. Солнце медленно плывет по небу, обоз так же медленно ползет по дороге вдоль желто-серой стены из толстых стеблей неизвестных мне растений.

Мы с Хвесей из любопытства вставали в телеге, рассматривая широкую степь, раскинувшуюся до предгорий. Непривычно видеть столько бесхозной, неиспользованной земли, чай, не лесные угодья, как у меня на родине. Но шлеповцы — прирожденные рыбаки, гношиковцы — торговые дельцы да постоялые дворы держат, поэтому до самых гор тянется желто-серый частокол из прошлогоднего сухостоя. И в лесах здешних плодятся многочисленные стаи душников.

— Нехорошо это, не по-хозяйски, — хмурились Дашек с Мишеком, тоже глядя по сторонам.

— Земля совсем высохла, видать, дождей с нашего прошлого перехода не было, — согласно ворчал Наум. — До гор больше суток по этому сушняку, найдем ли колодец?!

— Ну, вокруг Шлепа и Гношика зеленые поля были. Видно, на них они воду и желание позаботиться нашли, — пожал широкими плечами Глен и тут же поморщился от боли.

Героического красавца гепарда я залатала одним из первых, но болеть глубокие раны будут еще с неделю.

После нападения обозники были встревоженными, напряженными. Двух своих погибших мы похоронили перед рассветом, троих оборотней, тяжело раненных, уложили в телегу под мой присмотр. Но они не унывали, шутили, мол, раз ими сильная повитуха ведает, то, того и гляди, скоро бабами станут да рожать научатся. Зря, что ли, вчера справили день рождения, ведь я их с того света вытащила. И что от моего дара щекотно. Меня это только радовало: дело идет на поправку.

Вот так и катили мы веселой компанией. Я время от времени касалась их руками, передавая часть силы, чтобы искалеченные, исполосованные когтями и сталью воины быстрее поправлялись. Да хоть немного боль снять, ведь трястись в телеге по тракту — сомнительное удовольствие. А устраивать передышки посреди степи нельзя, опасно. Сами болезные грустно отшучивались, косо поглядывая на хмурого Дина. Не по нраву ему пришлось мое тесное соседство с «соперниками».

Разноцветные густые волосы Дина развевал ветерок, иногда вынуждая его раздраженно подергивать округлыми мохнатыми ушами, если сухие травинки или листики случайно цеплялись. Широкое лицо с суровыми, даже хищными чертами, серые брови и яркие раскосые глаза. Я не могла наглядеться на свою единственную любовь!

Мимо неторопливо проехал в конец обоза сторожевой — главный среди охраны. Мы с девчонками проводили его тревожными, сочувствующими взглядами: как же у мужчин хватает сил на все? Уже который день они мало спят, постоянно настороже, ожидая нападения, вечером заботятся о лошадях, да еще мы с Эльсой крепко влипли, добавив хлопот. Спустя день после схватки с душниками нашим защитникам снова досталось, на этот раз от черных наемников.

Как проговорился Далей, только то, что среди них большей частью были обычные мародеры и грабители, сыграло нам на руку. Всего двоих потеряли. В нашем обозе сильные, опытные воины, а в том отряде чернушники — выброшенные из кланов за преступления.

Я тяжко вздохнула: жизнь, оказывается, гораздо суровее, чем я представляла себе, сидя в клане! Страдала, что замуж не отдают! А стоило выбраться за Волчью долину, даже соседи напали, хотели отобрать золото. То душники, то мародеры, то сам князь — как же страшно жить. Невольно бросила озабоченный взгляд на Дина, ехавшего верхом на огромном белогривом коне коричнево-белой масти. Только мой «полосатик» сегодня оделся во все черное. Желтые тигриные глаза ярко вспыхнули, почти осязаемо приласкав и согрев меня.

— Что-то случилось? — Дин наклонился над телегой, свесившись с седла.

— Нет, — мотнула я головой, а потом неожиданно для самой себя пожаловалась: — Просто кругом так опасно.

Он покрепче сжал колени и протянул ко мне руки:

— Иди ко мне.

Свободная рубаха распахнулась на мощной груди, штаны натянулись на сильных бедрах, мохнатый полосатый хвост постукивает в нетерпении по ботинкам. Я приподнялась, протягивая руки. И опять понеслись смешки:

— Ого, Дин, ты наконец-то прокатишь девчонку на своем могучем жеребце?

Да плевать, вот впервые в жизни совершенно плевать на чужие шуточки и что обо мне думают. Дин ухватил меня под мышки — и я взлетела к нему в седло. Кепки нам разрешили сегодня не надевать, если только голову не напечет, — поздно уже скрываться, кому надо, знают про нас. Поэтому, откинув косы за спину, прижалась к груди любимого мужчины, обняв его за торс, и расслабилась в крепких руках. Как же он пахнет вкусно цветами аррайи, нагретым песком и жарким солнцем. Как только будет оказия, высажу в своем саду этот цветок, хоть и ядовитый, но теперь вроде как родной.

— Не бойся, моя хорошая, — глухо и с немного раскатистым «р» успокаивал меня Дин, — завтра к вечеру доберемся до гор, еще три дня на переход — и мы на своих землях.

— На наших землях! — ехидно уточнил Дашек. — Моему клану впору начинать с вас всех подати брать. А то мы, пограничники, не живем, а вечно служим вам защитой и преградой…

— Ну ты прямо как тот кабан, — ядовито процедил Глен. — Тоже уж такой защитник был, только вони от него слишком много…

— Ты на что намекаешь, болезный? — дружно вскинулись братья-гиены.

— Да зачем намекать, я прямо говорю! — рыкнул Глен, настроения которому ноющие исполосованные брюхо и грудь не добавляли. — Вдоль всей Большой гряды не только ваш клан в защитниках состоит. Мы все своих лучших воинов к вам отправляем на службу, а как лавры собирать, так вы единственные.

— Дымовичи тоже у границ с восточными живут и сами свои земли охраняют, еще и вам помогают, — поддержал Глена другой раненый, сидевший рядом с ним в телеге. Верно, из тех мест.

— Там зарвавшихся князей пока не завелось, и вы только от душников земли чистите, а к нам все отморозки лезут, — набивали себе цену гиены.

Я навострила уши, уж больно интересно послушать будущих соседей: чем они дышат, как дружат. Дин тихонько усмехнулся, заметив мое любопытство, легонечко, игриво так, куснул меня за ухо и перехватил мои руки. Положил обе себе на ладонь, на которую повесил повод, а второй рукой начал поглаживать пальцы. Кажется, он именно мне показывал, какая маленькая у меня ладошка по сравнению с его рукой с длинными, сильными пальцами, с шершавыми подушечками, свойственными всем кошкам. И когда он повел шершавыми кончиками вдоль моих рук, слегка поглаживая, лаская, я замерла от разливающегося по телу тепла. Не обычного или душевного, нет, от настоящего, чувственного.

— Дин, — сипло шепнула я, не то умоляя, не то возмущаясь.


Мой соблазнитель довольно усмехнулся, и я ощутила его улыбку макушкой.

— Как чудно порой бывает. Мы так похожи на других. Кажется, что вокруг все одинаковые, часто непримечательные, пресные… а жизнь — сплошная обыденность и тьма обязанностей, которыми ты заполняешь свою никчемную жизнь, — издалека начал Дин, но я догадалась, что вот-вот скажет о чем-то важном или интересном. — Но одним пригожим днем ты вдруг сталкиваешься с худенькой девицей, одетой как парнишка, и от одного ее неумелого поцелуя напрочь теряешь голову. Ты не знаешь, как ее зовут, даже как она пахнет, откуда свалилась к тебе в руки и почему так стремительно удрала, опозорив при этом.

Выслушав признание, я едва слышно выдохнула:

— Прости…

— Простил, сразу же. А вот за то, что потом целый день искал тебя по всему Малиннику, переживал, что встретил и сразу же потерял, ночь не спал в думах, где дальше искать хорошенькую кошку, — прощу не скоро. Даже Мирон с Хвесей в храм без меня ходили, пока я метался как ошпаренный по городу. Ведь запаха-то у тебя не было. А следы пропали сразу, площадь большая, народу тьма, — незлобиво попенял Дин, прижавшись виском к моему уху.

— Ты меня искал? — потрясенно выдохнула я, замирая от восторга.

— А нам он не признался, чего как ужаленный носился по улицам наперегонки с медведями, — проворчал Мирон, обернувшись с козел своей телеги. — Я чуть не обиделся: друг, называется, мне счастье привалило — жену нашел, а он унесся, как на охоту. Да, хвала Луне, Далей надоумил не мешать ему свое счастье искать…

— То-то я смотрю, тебя, Дин, так та неудача напугала, что ты свою кошку сразу под мышку засунул и больше не выпускаешь, — хохотнул Глен, сразу поморщившись от боли.

Дашек и Мишек, как обычно, подкалывали:

— Ага, только в реке поплавать и решился отпустить. Правда, потом всем обозом ловили, но кто старое помянет, у того хвост отвалится. А так наш тигр свою зазнобу все под чугунным котлом прячет, чтобы, наверное, не увели из-под носа драгоценную…

— Если не заткнетесь, друзья-соседи, то… — пригрозил Дин.

Какое там, ото всех желающих высказаться понеслось:

— Глухую!

— Слепую!

— Доверчивую!

— Саму невинность!

— Бедняжку! — припечатал Наум, неожиданно присоединившись к гоготу остальных насмешников.

Эльса привстала на коленях и, уперев кулаки в бока, в своей обычной манере уточнила с угрозой:

— С чего это — глухую, слепую и прочее?

Гиены переглянулись и не без азарта начали перечислять:

— Предупреждений не слушает.

— Опасности не видит.

— Доверяет некоторым, а те ее в самый неподходящий момент из телеги под ноги тиграм вышвыривают. — Это был большой камень в огород моей подружки, и она сразу скуксилась.

— Про могучих жеребцов ничего не знает — повезло тем самым тиграм, — продолжали похихикивать братья.

— Как такая замечательная девица, да еще с нужным, ценным даром будет уживаться с вами, хитрыми котами, в Еловом ручье… даже не знаем. Может, лучше к нам поедет?

Эльса, красная как рак, беспомощно хватала ртом воздух. Допекли ее все-таки язвы-гиены. Я тоже насторожилась, не зная, как относиться к подобным, недобрым шуточкам.

Дин зловеще хмыкнул и пообещал:

— Через месяц смена отрядов на границе. Так вот, в этот раз к вам поедет Тимоха, а то заскучал он дома чего-то. Давненько просится.

Дашек выпучил желтые глазищи, засветившиеся почище тигриных. Мишек, как и Эльса, подышал, открыв рот, и злобно прорычал:

— Если ты этого кобеля к нам снова пришлешь, то я, то мы…

— Сыграешь, наконец, свадьбу своей дочери. Ничего, что кобель, она же его все равно любит… бедняжка. Слепая, глухая, доверчивая и сама невинность. Про кобелей еще мало знает, повезло тем самым кобелям. И придется твоей дочери тоже как-то уживаться с котами в Еловом ручье. Даже не знаю, справится ли несчастная…

— Мы же друзья?! — возмутились братья. — А ты нам угрожаешь… этим?

— Мои друзья вряд ли поливали бы грязью мой клан и меня самого, чтобы отбить повитуху для своего клана, — спокойненько ответил Дин.

— Да ты сам не лучше! Как куда заявишься, так самых хороших и ценных оборотней к себе переманиваешь! Дружище называется! Ваш Еловый лопнет скоро от твоего усердия. Все расширяешься.

Выслушав гневную отповедь Дашека, Дин строго сказал:

— Ты шишки с иголками не смешивай. Савери не из-за дара своего ценная, она — моя! Понимаешь? Моя!

После сильного душевного выплеска, назревавшего после погребения погибших друзей, над обозом повисло тягостное молчание.