Твоя любовь сильнее смерти
Часть 2 из 10 Информация о книге
Расспрашивать было не принято. Не принято было и "плакаться". Бабуся Кизлякова попыталась было после визита Юрика пожалиться, как его одна растила, но всегда бдящая Валентина Петровна сразу же прикрикнула: – Кончайте здесь нюни распускать! Этого нам еще не хватало! Все умолкли, а Петровна в продолжение темы предложила: – Рассказываем каждый что-нибудь веселое, что поднимет настроение. Я завтра расскажу про случай на уроке физкультуры у меня в десятом классе. До сих пор все помнят! Ксения Ивановна, будто получив задание, пыталась отыскать в своем прошлом что-нибудь смешное – не получалось. Хотя представшая перед глазами картинка была настолько яркой, что женщина даже зажмурилась… * * * Начало 1942 года. Замершие в ожидании люди: немцы вот-вот должны появиться. Эту новость из соседнего села, помнится, первой принесла Полькина Анисья, сообщив о немецкой полиции, разместившейся в соседнем селе Озерки: – Полиция как бы немецкая, но полицаев набирают из наших. И начальник у них тоже наш. Какой-то Бойчук. Девки говорили, что молодой и очень красивый. Анисья перевела дух, подытожив: – Ну вот, вроде все рассказала! Помнится, дед Захар в порыве патриотизма выкрикнул: – Главное, не красивый, а предатель! Вешать таких надо! Его баба Настя тогда перепугалась: – Замолчи, старый дурень! Тебе какое дело? Обернулась к соседям, просительно заглядывая в глаза каждому, оправдывалась: – Не слушайте его, люди, он сегодня с утра стакан самогона вылакал, вот и несет не знамо чего! Затем схватила упирающегося деда за рукав и потащила домой, приговаривая: – Советы не посадили, так при немцах дуралея угрохают! Немцы появились на следующий день. Их колонна из грузовиков и танков с черно-белыми крестами остановилась перед сельсоветом. Люди, попрятавшиеся в домах, отгибали уголок занавески на окнах и подглядывали. Помнит Ксеня, что немцы стали из машин бросать что-то на дорогу. Все начали выходить во дворы, опасливо озираясь по сторонам. Постепенно подошли ближе к колонне. На земле, под ногами, лежали яркие бутылки с одеколоном и плитки шоколада. Это то, что бросали немцы из машин. Незнакомый чужой мужик в добротных сапогах и галифе великодушно разъяснял: – Можете брать себе одеколон, шоколад. Это вам паны солдаты бросили. Тогда Колька успел подхватить флакон одеколона. Долго еще стояла разрисованная яркими цветами пустая бутылочка. Ксюша приспособилась заливать туда простую воду, через какое-то время из флакона исходил запах, похожий на одеколон… Затем немецкий офицер поднялся на ступеньку грузовика, намереваясь говорить с народом, как вдруг необычная процессия привлекла к себе все внимание. Ксеня помнит, как они с подругой Зиной даже рты разинули. Да и не только они. Дед Захар в начищенных ваксой сапогах и в белой сорочке с вышитой крестиком манишкой на вытянутых руках держал буханку черного хлеба, присыпанную сверху щепоткой соли. Из-под буханки свисали два конца рушника, расшитого петухами. Его жена Настя опасливо выглядывала из-за плеча деда, что-то бережно поддерживая двумя руками в широком фартуке. Сельчане переводили недоуменные взгляды с деда Захара на бабу Настю. Очумелые немцы на всякий случай взялись за автоматы. Затянувшуюся паузу прервал дед: – Дорогие наши паны немцы! Мы рады, что вы наконец пришли! Но даже нечем встретить таких дорогих гостей! Эти… (баба больно толкнула локтем деда в бок, и тот заменил нецензурное слово) окаянные Советы все у нас отобрали. Вот, возьмите хоть буханочку хлеба и десяток яичек! Яйца находились у бабы Насти в фартуке. После речи мужа она осмелела и торжественно подошла к офицеру. Тот оторопело посмотрел на яйца в переднике и перевел вопросительный взгляд на переводчика, мужика в галифе. Переводчик спас положение. Хлеб взял от деда и передал солдатам, с машины соскочил немец, подошел к бабе Насте и переложил яйца себе в каску, несколько раз повторяя: "Зер гут". Ксюша с Зиной, боясь расхохотаться вслух, прикрыли рты ладонями. Но дальше было вовсе не до смеха. Пан офицер все-таки держал речь. Никто не понимал немецкий язык, просто слушали гортанные чужие звуки. Потом надоело… Затем переводчик огласил сказанное немцем: – С этого дня у вас в селе действует немецкая власть. Если кто-либо попытается вредить панам немцам – тот будет расстрелян. Каждый двор должен помогать немецким солдатам в благодарность, что они освободили вас от Советов. Помощь можете оказывать в виде провизии, как то: яйца, сало, куры, гуси и прочее. И еще. Немецкое командование объявляет набор юношей и девушек, которые пожелают работать на благо великой Германии. С завтрашнего дня в сельсовете начнут регистрировать желающих. Если вы будете выполнять все требования панов немцев, вас никто не тронет. Примером сегодня может послужить хозяин, поднесший солдатам хлеб и яйца. Его мы назначаем вашим старостой… Ксеня вспомнила, как баба Настя с почтением взяла под руку своего деда, и они с достоинством прошествовали к своему двору… А потом началась отправка в Германию. Ксюшу мама одела в рваную фуфайку, голову замотала старым суконным платком так, что видны были только нос и глаза. Нос на всякий случай вымазала сажей и спрашивала младших детей: – Ну как, похожа наша Ксенька на старушку? Ксения, как могла, сопротивлялась, младшие брат и сестра, смеясь, отвечали: – Мам, если бы она не шевелилась, была бы точно, как пугало, что стоит у нас в огороде. Впрочем не только в семье Ксении, в других тоже молодые девушки прятались, одевались в лохмотья, чтобы меньше бросаться в глаза… А Ксюше запал в душу рассказ Анисьи – увидать бы этого красавца. Ишь ты, начальник полиции! Предатель, что ль? Как дед Захар? Бойчук его фамилия, а как звать, не знает… Вскоре пришлось узнать. Горбатая Ленка, младшая сестра Зинаиды, запыхавшись, забежала в дом и с порога выпалила: – Прячься, Ксюня, быстрее! Немцы по хатам ходят, записывают в Германию. Сейчас у бабы Польки, вот-вот к вам зайдут! Меня Зинка послала к тебе! Подробностей расспросить не успели, потому как открылась дверь, и вошли два немца, один с автоматом. В хате все застыли, горбатенькая Ленка издала мышиный писк и, закрыв глаза руками, присела. Ксюша опустилась на стоявшую рядом скамейку. Мать от испуга не удержала в руках ухват с горшком, и борщ тоненькой струйкой потек с печи. Увидев одних женщин, солдаты расслабились, один развернул лист бумаги и по слогам прочитал: "Ксения Яворски-и кто есть?" Мама Ксюши, Александра, решительно выступила вперед, всех собою закрыв. Для убедительности еще и фартук двумя руками растянула вширь. Вывернутый горшок в печи ее обозлил и придал смелости: – Я Яворская! И в Германию не поеду, у меня дети! Ведший переговоры немец отчаянно замахал руками: – Найн, нет, нет! Не надо муттер! Девушка надо! Обойдя Александру, подошел к Ксении ближе и с явным удовольствием воскликнул: – О! Фройляйн Ксения! Я пишу тебя жить Германия! Завтра приходишь сельсовет, будет машина! После ухода солдат в хате долго стояла тишина. Затем Ленка, выглянув сначала опасливо за дверь, ушла домой… А Ксюшина мама вдруг стала причитать. Дети еще ни разу не видели в таком состоянии свою, всегда уверенную в себе, мать. «Уж лучше бы плакала!» – подумала Ксения. Но Александра раскачивалась из стороны в сторону и охрипшим голосом, как заклинание, монотонно бубнила: – Ванюшка мой погиб в финскую, детей подымала одна, старший Даня умер от голода, Сашку и Петю забрали на фронт и ни слуху ни дух-у-у!.. – наконец она сделала паузу и заскулила, как голодная Жулька во дворе на цепи: – Теперь Сеньку заберут, а это последняя надежда-а-а! Коля и Лида испуганно жались друг к другу, умоляюще поглядывая на старшую сестру. * * * Сейчас Ксения Ивановна, наверное, не решилась бы на такое. Впрочем, кто знает? А тогда… Она стала решительно одеваться, да не как-нибудь, а наряжаться во все лучшее. И волосы в конце концов причесала, как раньше: они у нее вились локонами на лбу. До этого прятала под грязный платок. Александра и дети во все глаза следили за Ксюшей – куда она? Мать, закрыв собой дверь, еще не оправившись от волнений, жалобно выговорила: – Не пущу! – Мама, ни в какую Германию я не поеду! А сейчас пусти меня и не бойся! Все будет хорошо! И пошла, выбрав свою участь… Прошли многие годы, считай вся жизнь, а Ксения до сих пор не понимает, что ею тогда руководило. * * * Она спешила в сельсовет, надеясь застать там начальника полиции. Ксении именно он очень нужен! Бойчук его фамилия. Срочно надо его увидеть и сказать, что в Немеччину ей никак нельзя, мать не выдержит. Дети сегодня убедились в этом… Немец с автоматом преградил ей путь в кабинет. Не помнит как, но все-таки зашла. Он сидел за столом. Сразу же поняла, что перед нею – начальник. Но чтобы как-то завести разговор, спросила: – Вы Бойчук? – Я, – согласился он. – А ты кто будешь и с каким вопросом? – Я – Яворская Ксения. В списке на работы в Германию. Мне нельзя ехать, дети малые, а мать больная. Начальник за столом недоверчиво спросил: – Сколько же тебе лет, что уже успела нарожать детей?