Три цвета белой собаки

— Ну что ж, давай посмотрим, чем вы тут занимаетесь, — сказал я как можно сдержанней, хотя внутри уже просыпался вулкан. — Позови бухгалтера, покажите мне балансы и отчеты по кассе.

У Алика вытянулось лицо, он засуетился, выскочил из кабинета, снова пришел, заглянул в ящик стола, ушел, его долго не было. Вплыла секретарша с подносом: эспрессо, зефир в шоколаде. Однако меня, еще полчаса назад мечтающего о куске торта, зефир окончательно вывел из себя.

Я схватил сводку по кассе, которую принесла бухгалтерша, вчитался и запутался в нулях. Посмотрел на Алика. Тот пил кофе. Если сейчас возьмет зефирину, пошлю его трехэтажно.

— Алик! Что это за безумное количество нулей в вашей кассовой отчетности? Вы выдали за квартал миллиард гривен налом?

— Ну да, мы ж с вами согласовывали.

— С кем, блядь, ты согласовывал?! — Вулкан во мне больше не мог сдерживаться.

— Ну, я к Леше заходил, когда в Киеве был. Говорил, что нам нужно для нормального функционирования отделения и покрытия расходов выдавать больше наличности.

— Слушай, у нас же есть лимиты на весь банк в целом! А тут вы только в одном филиале выдали такие суммы!

И вообще, подумал, какой он тебе Леша? Распустили команду, разбаловали, панибратство — это не корпоративный стиль, это колхозный стиль, и вот теперь расхлебывай кашу. Очень не хотелось конфликта — пятница, август, дивный секс ночью, теплый Днепр, ну к чему сейчас орать и махать кулаками?

Я потянулся за кофе, глотнул, отметил, что вкусный, и с тоской подумал о куске «Захера». Потерпи, Марк, расслабься. Можно подумать, ты ожидал от этого пьяницы чего-то другого. Знал же, чувствовал, что нелады в филиале! Поэтому и рванул сюда — вроде в виде прогулки, а на самом деле подсознательно понимая, что пора вмешаться. Пил кофе и машинально щелкал в телефоне. Этого еще не хватало: среди пропущенных — звонок Оксаны. Я не сказал, что уезжаю, да и не было у меня привычки докладывать о каждом шаге. А она звонила, когда я с девицами завтракал.

Вот черт! Насчет сына я не тревожился: случись что с Костей, Оксана не ограничится одним звонком, да и написала бы. Обычно в рабочее время она не звонит, и временами это меня даже обижает — могу на три дня пропасть, а ей хоть бы хны. Говорит, не хочу тебя отвлекать. А тут как назло. Ломай теперь голову, что такое. Я почувствовал, что должен позвонить ей прямо сейчас. Непонятный звонок Оксаны на фоне сводок с миллиардами гривен — это уже чересчур.

— Сейчас вернусь. Скажи, пусть кофе еще принесут, — бросил Алику и вышел в коридор. Набрал Оксану.

— Чего это ты трубку не берешь?

— Я в банке, проводил совещание.

— Знаю я твои совещания! — В полудетском голоске Оксаны иногда прорывалась сварливость, которая почему-то меня в ней не раздражала, хотя в любой другой женщине показалась бы непростительным бабством. После рождения сына наше общение все больше напоминало супружеское: ушло кокетство и соблазнение, взломались личные границы (раньше я так отшил бы любовницу в ответ на наглое «Знаю я твои совещания!», что ей бы надолго перехотелось капризничать), появились ролевые игры мужа и жены («Почему не берешь трубку?» — «Извини, был занят»). Но ведь Оксана и есть, по сути, жена, разве что мы не расписаны и не живем вместе. Или не жена? Когда женщина рожает от тебя ребенка; когда вы проводите вместе все праздники и большинство выходных; когда ездите вместе на шопинг — вы муж и жена или нет? А может, муж и жена — это когда один сидит у постели другого, делает уколы, вытирает испарину со лба больного, выливает наполненную «утку», моет и приносит чистую? Когда вы вместе хоронили своих близких, когда у вас за плечами — боль утрат, ужас потерь, периоды безденежья и депрессий? Может, Оксана не захотела за меня замуж именно по этой причине — избежать неизбежной прозы совместной жизни? Замуж не захотела, а ответом моим явно недовольна — совсем как жена. Наверное, уловила в моем голосе что-то виноватое. Как у многих Скорпионов, у Оксаны — сильнейшая интуиция.

Отключилась. Дурацкая привычка. Поначалу я думал, что Оксана бросает трубку, но потом понял: потеряв интерес к разговору, она просто отключается. Бросить трубку — это жест, позиция, эмоция, а отключиться — для нее нормальный способ завершить разговор. А вот с Аликом просто отключиться не получится. Надо продолжать разборки.

Я вернулся в кабинет. Запах кофе не перебил запахов перегара и пота. Хотя воняло скорее не потом, а напряжением, страхом, стрессом. Гормоны пахнут будь здоров, и не только в любовных играх. Подошел к окну, распахнул.

— Алик, ты соображаешь? За три месяца — миллиард кэша? Это больше лимита всего нашего банка!

— Я с Лешей договаривался. Он разрешил поддерживать развитие филиала.



Звоню Алексею, включаю громкую связь:


— Он говорил о развитии, но выдавать миллиард я ему не разрешал. По 300 миллионов в месяц обналичивать — это ж мы вылезем по всем показателям и в Нацбанке, и в налоговой — везде! Понятно же, что отмыв денег!

— Кому ж ты, сука, выдавал? — Мне хочется врезать Алику по носу с проступившими красными прожилками — что-то раньше я не замечал у него этих прожилок, с перепою, видать.

Алик пустился в объяснения. Он, оказывается, принимал большими суммами платежи из Харькова, Донецка, Полтавы на три фирмы «Жупкин» (фиктивные), с них сбрасывал на карточки физлиц, а с карточек снимали наличку. Когда такое увидят в Нацбанке, сразу пойдут санкции против банка. Налоговая десять шкур спустит.

Вот это я вовремя приехал, ничего не скажешь.

Я посмотрел на унылое лицо бухгалтерши и, стараясь унять злость, произнес:

— Римма Васильевна, спасибо, можете идти.

Она, не скрывая облегчения, вышла. Я посмотрел на подтаявший зефир и отчеканил:

— Значит, так. Через неделю привезешь чемодан с 200 тысячами долларов. Можешь занести Леше в кабинет и позовешь меня. Даю неделю закрыть все левые фирмы и остановить потоки. Не вздумай кинуть клиентов и перевести стрелки на нас — будут кровавые разборки.

Лицо и шея Алика пошли пятнами:

— Ты что?! Почему двести штук? Я поговорю с Лешей!

— Можешь жаловаться хоть папе римскому. Ты наварил неплохо? Вот и найдешь деньги. Алексея не дергай. Я сам поговорю с акционерами, уверен, все будут единодушны. Так что до встречи через неделю.

Алик вылетел из кабинета, шваркнув дверью. Завибрировал телефон, и я обрадовался Нью-Йорку: этот звонок словно поставил точку в тягомотных разговорах с Аликом и бухгалтершей. Мой приятель-дипломат энергично предлагал очередной бизнес: там купить цемент, а туда продать, а там еще что-то… Я слушал приятеля, вертел в руках чашку, стараясь рассмотреть рисунок кофейной гущи. Было похоже на голову животного: нос, уши. Волк, подумал я и со вздохом попросил приятеля прислать прайсы. Сколько у меня ни было попыток сделать бизнес с дипломатами, ни разу не получилось.

Дверь резко отворилась.

— Думаешь, ты тут самый главный? — Алика трясло, он сел в свое кресло и демонстративно положил ноги на стол. — Мне Леша разрешал! Ничего я везти в Киев не собираюсь!

Я повертел чашку. Гуща собралась в жирный крест. Я подошел к Алику и ткнул ему под нос чашку:

— Видишь крест? Привезешь как миленький! Алексея в заступники не выдвигай, ты что, делился с ним?

— Почему делился, ни с кем я не делился, — забормотал Алик, отшатнувшись от чашки. И злобно оскалился: — Смотри, как бы с твоего рыльца пух не сбили!

— Заткнись, твою мать! — Стало противно, что мы все-таки скатились в стилистику бандитских 90-х. Что ни модные сегодня тренинги по тимбилдингу и по корпоративной коммуникации, ни приличная зарплата, бонусы, дорогие машины, роскошные дома, гламурные тусовки и прочие блага жизни топ-менеджеров не отменяют этой первобытной, этой животной одержимости: урвать кусок, добить слабого, упасть на спину перед сильным, мечтая при случае вонзить зубы ему в глотку.


Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте.
Купить недорого с доставкой можно здесь