Тремарнок

– Да, но она совсем крошечная, честно. Туда умещается всего одна узкая кровать.

Айрис даже привстала, выпятив внушительную грудь, обтянутую леопардовым свитером.

– Ну, значит, она переедет на время в эту маленькую комнату, а вы с Рози поживете в ее. Это же всего на несколько дней, в конце концов!

Лиз такое и в голову бы не пришло. Просить Давину пустить их в ее комнату – об этом и речи быть не может. Айрис этого просто не понять. Давина любит, когда все ее вещи под рукой, и наверняка будет переживать, что Рози перепортит ей косметику.

– Что-то я разнылась, ты прости. – Лиз пожалела, что завела этот разговор. В конце концов, всем бывает непросто, она не одна такая.

Она записывала имя и адрес на обратной стороне лотерейного билетика, когда Айрис спросила вдруг, что Лиз собирается делать на Пасху. О Пасхе Лиз начисто забыла.

– Я еще не придумала, – честно призналась она, – наверное, пойдем с Рози к морю погулять. А может, свожу ее на какую-нибудь ферму, посмотреть цыплят.

– А приходите к нам на обед в воскресенье на Пасху? – Айрис пришла в восторг от собственной идеи. – Кристи будет вместе со Спенсером, а Даррен приведет свою новую подружку, Келли. Ну и моя мама, естественно, тоже с нами посидит. Она обожает шоколад – от пасхальных яиц ее не оторвать.

Лиз была искренне благодарна Айрис, но заявляться на чужой семейный праздник никогда бы не осмелилась.

– Нет, честно… – начала было она, но Айрис не слушала возражений.

– Я всегда жарю ягненка, – взахлеб рассказывала она, – а овощи и мясной соус – это по части Джима. А какой потрясающий соус у него получается, – она даже облизнулась, – мы все только рады будем. Попрошу Кристи, чтобы припрятала яиц, а детишки бы тогда их поискали. Ничего особенного, но малышня это все обожает, верно? А Спенсер будет счастлив поиграть с Рози. Иначе ему придется весь день проскучать в компании взрослых.

Лиз засомневалась. Рози и правда любила маленьких, у Джин она вечно с ними возилась, и Кристи наверняка порадуется, если кто-нибудь возьмется развлекать ее сына. Да и приятно в кои-то веки провести праздник не в одиночестве. К тому же это сгладит неприятные воспоминания об отце.

– Ладно, – согласилась наконец она, – но ты точно уверена?

– Ну ясное дело! – Айрис захлопала в ладоши, и ее золотые браслеты зазвенели. – Джим без ума от гостей, да и Кристи с Дарреном тоже. Обещаю тебе – отлично повеселимся!

С лотерейным билетиком и маленькой пачкой сигарет в руках Лиз вышла из магазина, надеясь, что поступила правильно и что Айрис пригласила ее в гости не просто из вежливости. В конце концов, они могут забежать совсем ненадолго, а если почувствуют себя лишними, сразу же уйдут. Рози так редко бывает в настоящих семьях – ей это полезно.



Она оттирала мыло с зеркала в туалете на третьем этаже – и как только они умудряются заляпать мылом зеркала? – когда ее мобильник зажужжал. Он лежал в кармане синего комбинезона, и Лиз отвечала, только если дело было действительно срочным. Когда она увидела, что звонят из школы, где учится Рози, сердце екнуло, но Лиз приказала себе не глупить: вероятнее всего, ничего страшного не случилось. Однако она быстро вытерла бумажным полотенцем руки и ответила на звонок.

– Миссис Брум? – Обращаясь к ней, они всегда называли ее «миссис», хотя замужем она и не была. Наверное, старомодная формальность. Грегу захотелось указать в свидетельстве о рождении Рози свою фамилию, Уайлдер, но Лиз добавила и свою – Брум, а переехав в Корнуолл, вычеркнула «Уайлдер».

Школьный секретарь сообщила, что на игровой площадке произошел неприятный эпизод.

– Ничего серьезного, Рози не пострадала, но немного расстроена и хочет домой.

Но Лиз поняла, что дело серьезное: Рози жизнерадостная девочка, она могла потревожить мать только в крайнем случае.

– Что произошло? – напряженно спросила Лиз.

Но секретарь отвечала с подозрительной осторожностью:

– Директор сейчас проводит беседу с другими детьми. Ей хотелось бы встретиться с вами, когда вы приедете. И Рози тоже вас ждет. Думаю, ей хочется, чтоб мама побыстрее ее обняла.

В голове у Лиз бешеным калейдоскопом замелькали картинки.

– Другие дети? – Она готова была поспорить, что виновник Кайл.

Ох, придушила бы его голыми руками!

Она взглянула в зеркало и отметила, что ее щеки горят. Когда Рози была младше, она часто становилась жертвой чужой жестокости, но со временем девочка научилась давать отпор.

В два счета закончив с зеркалом, Лиз протерла пол – она ненавидела бросать работу на полпути, – сняла спецодежду, убрала ее и моющие средства на место и позвонила Касе.

– Мне из школы звонили – я уезжаю, – сказала она начальнице. Кася с Джо находились где-то неподалеку, в том же здании.

– О господи! – воскликнула Кася с сильным польским акцентом, всегда готовая превратить неприятность в настоящую трагедию. – Что случилось?

Лиз коротко пересказала услышанное, и Кася заявила, что ехать надо немедля. Относиться к Касе можно было по-разному, но семью она всегда ставила на первое место. Впрочем, Кася вычтет эти часы и в конце недели положит в конверт Лиз немного меньше.

Лиз представила себе лицо Джо, когда Кася сообщит, что той придется в одиночку домывать третий этаж, а заодно и холл. Неделю от потрясения не оправится.



Рози сидела в красном кожаном кресле рядом с кабинетом директора. Она явно совсем недавно перестала плакать. Лицо было бледным, на щеках грязные разводы, нос припух. Миссис Спрингетт, классная руководительница Рози, топталась рядом, но Лиз ее и взглядом не удостоила, сразу бросившись к дочери.

– Что случилось?! – Она подняла Рози из кресла и прижала к себе, закутала в свою синюю куртку. Дочь была легкой, словно перышко, а сквозь школьную форму даже косточки прощупывались. – Что случилось?

Сперва Рози молчала, но Лиз разжала объятия, присела перед дочкой на корточки, посмотрела ей в глаза – и та заговорила:


– Они обзывались. Говорили, что я не умею ходить и что у меня здоровенная уродская нога.

Лиз вытащила из кармана салфетку и вытерла дочери глаза, отметив, что джемпер у Рози в грязи, брюки на коленях тоже испачканы и ладони грязные. Лиз хотелось заорать – плевать на кого. Ей хотелось оказаться с Рози вдвоем на необитаемом острове и больше никогда не видеть людей.

– Они сказали Рэйчел и Мэнди не играть со мной, потому что я калека, – запинаясь, выдавила Рози, – и тогда Мэнди сказала, что в Лондоне не хочет жить со мной в одном номере, потому что у меня вместо руки клешня. Они толкнули меня, я упала, а все вокруг смеялись.

Лиз отшатнулась, словно ее ударили.

– Да как они смеют… – процедила она сквозь зубы, – маленькие…

– Миссис Брум? – послышалось вдруг откуда-то сбоку. Лиз подняла голову и заметила наконец классную руководительницу. – Директор хотела бы поговорить с вами.

Лиз крепко сжала руку Рози, и они вместе зашли в кабинет директора, светлый и просторный. На столе из светлого дерева в центре кабинета громоздился большой компьютер.

Миссис Кокс – высокая седовласая женщина в темном жакете – поспешно встала и протянула Лиз руку. Они с Лиз познакомились давно – когда Рози была младше, Лиз часто приходила к директрисе обсудить поведение детей или пожаловаться на учителей, которые имели склонность недооценивать ее дочь. Многие считали, что если ее тело неполноценно, то и соображает она так же. Но по мере того как Рози взрослела, учителя научились реалистично оценивать ее способности, и со временем девочка освоилась и стала счастливей.

Миссис Кокс всегда старалась помочь, однако Лиз пришлось научиться отстаивать свои интересы. Директриса делала ровно столько, сколько от нее требовалось, и прежде всего заботилась о репутации школы. Главное – доброе имя школы. Миссис Кокс вовсе не желала, чтобы по деревне поползли слухи о травле в их начальной школе, и на самом деле ей лишь хотелось, чтобы Лиз держала язык за зубами.

– Я просто потрясена… – начала Лиз. Она редко повышала голос, но когда дело касалось Рози, в ней просыпалась тигрица.

Директриса выставила вперед руку, словно защищаясь от напора:

– Прошу вас, садитесь.

Ее спокойствие передалось Лиз, и она выполнила просьбу. Рози забралась к ней на колени, что в последнее время делала крайне редко, считая себя уже достаточно взрослой. Как оказалось, случилось все утром, когда дети играли, и учителя уже выяснили, кто из детей участвовал в этом. Миссис Кокс провела с ними беседу, а в конце дня каждый из них отнесет домой родителям письменный выговор.

– Я сказала им, что подобное поведение мы спускать не собираемся, – по-деловому сдержанно сообщила она, – и я подчеркнула, как безжалостно и неразумно они обошлись с Рози, и они принесли ей свои извинения.

Лиз взглянула на дочь – та сидела, опустив голову. Рози ненавидела, когда внимание всех вокруг было приковано именно к ней, и мечтала ничем не отличаться от других.

– У меня сложилось впечатление, что они искренне раскаиваются, – продолжала миссис Кокс, – и я уверена, что мои слова достигли цели. Некоторые из детей даже заплакали…

Она не сводила глаз с Лиз, но та лишь плотнее сжала губы. Ни капли в ней не было жалости к мучителям своей дочери, они вскоре обо всем забудут, а Рози теперь страдать очень и очень долго.

– Отдельно я поговорила с мальчиком, который ее толкнул, – с едва заметным самодовольством добавила миссис Кокс.

Лиз снова перевела взгляд на Рози. Уголки губ у той грустно опустились. Кайл. Ну естественно.

– Он сказал, что раскаивается и что больше подобного не случится.

Лиз почувствовала, как кровь прилила к щекам, а сердце неистово заколотилось. Это все, на что ее хватило, хотя на самом деле ее разрывало желание вскочить и врезать кому-нибудь кулаком.

– С того самого дня, когда моя дочь пришла в вашу школу, этот мальчик, Кайл, отравляет ее жизнь! – выпалила она дрожащим от возмущения голосом. – Он развязал настоящую травлю, и мне это уже до смерти осточертело. Я хочу, чтобы его как следует наказали. В противном случае я пожалуюсь в попечительский совет и потребую принять меры. – Она и сама немного удивилась собственной дерзости, но, судя по всему, желаемого добилась.

Глаза у миссис Кокс чуть расширились, она явственно побледнела.

– Это лишнее, – торопливо проговорила она, – уверяю вас, мы уже запустили очень строгую процедуру дисциплинарного взыскания, – она откашлялась, – но вы правы, возможно, нам следует ужесточить наказание.

Лиз молча выжидала.

– Мы на неделю отстраним Кайла от уроков, – проговорила директриса, – а его родители получат извещение, в котором мы подробно объясним причины этих мер. Надеюсь, подобные шаги вас удовлетворят?

Лиз кивнула, обрадованная этой маленькой победой, и ободряюще обняла Рози, тихо, как мышка, сидящую у нее на коленях. Они обе знали – Кайл не изменится, но это хотя бы ненадолго охладит его пыл. Лиз только надеялась, что его родители ничего не выкинут. Их она тоже знала.

Они ехали домой по узким проселочным дорогам, по обеим сторонам тянулись поля. Все еще накрапывал дождь, и почти все бурые коровы лежали в траве. Сперва Рози молчала, погруженная в собственные мысли.

– Прости, что тебя оторвали от работы, – тихо проговорила она наконец.

– Ничего страшного, – ласково ответила Лиз, – звони в любое время, ты же знаешь.

На перекрестке они остановились, пропуская трактор с тюками прессованного сена. Фермер наклонился к окну и помахал им.

– Думаешь, Мэнди и правда не захочет жить со мной в одном номере, когда мы поедем в Лондон?

Лиз почувствовала, что лицо вновь заливает краска. Несправедливость и жестокость ошеломляли ее. Мэнди считалась подружкой Рози, одной из тех немногих, кто не замечал ее искривленной ноги и больной руки.

– Уверена, что это не так, – ответила Лиз, изо всех сил стараясь смягчить удар, – просто она очень испугалась Кайла и не смогла ему возразить. Боюсь, зачинщики всегда такие – они заставляют других детей совершать поступки против их воли. Сегодня вечером мама Мэнди с ней поговорит. Она наверняка очень расстроится, когда получит выговор от директора.

В машине повисло молчание, и Лиз с опаской ждала следующего вопроса.

– Почему я калека?

Лиз тяжело сглотнула.

– Потому что, когда ты родилась, возникли осложнения и к тебе прицепилась инфекция. Сперва тебе было совсем плохо, но ты у меня настоящий боец и смогла выкарабкаться. Ты особенная. Ты мое маленькое сокровище, и другой дочки мне не надо.