Тот, кто знает. Книга первая. Опасные вопросы

– Как куда? В журналистику. Средства массовой информации сегодня самое удобное место для всяческих разоблачений. Тут даже особо и доказательства искать не надо, главное – крикнуть погромче, и все поверят. Опять же профессия журналиста почетная, их всюду пускают, все им рассказывают, а если кто не хочет рассказывать, так можно хай поднять, дескать, отказываются давать информацию, значит, есть что скрывать, значит, что-то тут нечисто. Но это я так, в шутку. А если серьезно, то ты обрати внимание, какие интересные факты публикуют в газетах, особенно в рубриках «Журналистское расследование». Журналисты иногда видят дальше и глубже, чем чиновники или та же милиция, поэтому им веры больше. А милиция – она что? Ее сегодня только ленивый грязью не поливает. Что смотришь? Возьми наугад десять любых газет за последний месяц да подсчитай, сколько раз в них написано, что милиция тупая и нерадивая, ничего не умеет и делать не хочет, только укрывательством преступлений и занимается. Никто ж не хочет вникать, как оно на самом деле, у одного квартиру обокрали, вора не поймали, значит, милиция бездействует. А то, что мы сто других квартирных краж раскрыли, их не интересует. Милиции сегодня веры нет, а дальше еще хуже будет. Так что прими мой совет, иди в газету и через нее добивайся своей правды. И зрение твое там не помеха, так что на поездку в Москву и на операцию можешь не тратиться.

Руслан долго обдумывал сказанное лейтенантом Дыбейко, сидел в городской библиотеке, читал подшивки газет за несколько последних месяцев. Прав дядя Петя, вон какая волна разоблачений идет, и про сталинизм открыто пишут, и про ГУЛАГ, и про милицию, и про «дедовщину» в армии, и про неправильную экономику, и про реабилитацию Бухарина, Зиновьева и Каменева, про которых в курсе истории говорилось, что они предатели интересов советского строя. В одном из мартовских номеров «Советской России» Руслан с любопытством прочел статью Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», где автор призывала наказать главных редакторов изданий, злоупотребляющих гласностью. Значит, гласность действительно существует, подумал Руслан, раз кому-то даже показалось, что ее слишком много. Потом, уже в апрельских газетах, он прочитал, что главный идеолог страны Яковлев назвал эту статью антиперестроечной, стало быть, гласности меньше не станет, наоборот, ее будут всячески поддерживать.

Чтение так увлекло его, что Руслан переключился на более ранние издания и взял подшивки «Московских новостей» и «Огонька» за 1987 год. Смелость публикаций превзошла все его ожидания, но главное, что поразило юношу: откуда журналисты все это узнают? Пожалуй, по возможностям сбора информации они не уступают милиции, значит, дядя Петя Дыбейко прав, можно добиться своей цели и через журналистику, и надевать сковывающие тебя по рукам и ногам офицерские погоны для этого совсем не обязательно.

Маме он, конечно, ничего подробно не рассказывал, просто поставил в известность, что передумал работать в милиции и хотел бы устроиться в любую газету на любую должность, хоть сторожем. Надо изнутри понять профессиональную «кухню», попробовать себя в качестве внештатного корреспондента, начать писать коротенькие заметочки, а уж потом, если начнет получаться, думать о дальнейшей карьере и о получении образования. Ольга Андреевна такой подход полностью одобрила, обзвонила своих знакомых по всей области, с которыми встречалась то и дело на разных совещаниях и активах работников исполкомов, и уже к новому, 1989 году Руслан Нильский был зачислен в штат одной из газет на должность курьера, получил в виде служебной жилплощади крохотную каморку в доме барачного типа, и при этом ему позволили быть внештатным фотографом. Мальчишка энергичный, легкий на подъем, в любое время года и при любой погоде с удовольствием смотается в любой конец области, чтобы «щелкнуть» кого-нибудь или что-нибудь, попавшее под луч «прожектора перестройки». Он умел выбрать неожиданный ракурс или построить композицию кадра так, чтобы «правильно» (с точки зрения редакции или пишущего материал журналиста) расставить акценты. Например, если готовился материал о бюрократизме и злоупотреблениях какого-нибудь чиновника, то Руслан приносил фотографию, на которой и щеки-то у него были особенно толстые и обвислые, и глазки крохотные и заплывшие жиром, и сам герой статьи на снимке или сидел за обильно накрытым столом, или жарил шашлыки на фоне неизвестно на какие деньги построенного загородного особняка, или на худой конец вылезал из дорогого автомобиля. Если же нужно было поехать в далекий и забытый властями детский дом, чтобы сделать фотографии для статьи о том, как государство плохо заботится о тех, кто не в состоянии позаботиться о себе сам, то здание такого детдома выглядело на снимках Руслана совершеннейшими руинами, а дети – такими худенькими и печальными, что ни одно сердце не могло остаться равнодушным.

Иногда во время таких поездок или просто в ходе ежедневной работы Руслану попадалось на глаза что-нибудь любопытное, и он делал снимки, несмотря на то, что их никто не заказывал. Проявлял пленку, печатал и складывал в альбом. Однажды один такой снимок он показал редактору газеты. Тот даже языком зацокал от удовольствия, рассматривая фотографию.

– Хорошая работа, – наконец сказал он, – с настроением, выразительная. Но не в тему.

– В каком смысле? – не понял Руслан.

– Что у тебя на снимке?

– Как что? Бездомные дети, которых загоняют в детский приемник-распределитель.

– Вот именно, – кивнул редактор. – А у нас сейчас никто не готовит материал о детских приемниках. И о детской безнадзорности тоже никто не пишет. И в плане такой темы нет. Но фотография хорошая, ты ее сохрани, когда вопрос встанет – мы ее непременно опубликуем.

– Не обязательно же давать снимок к большому материалу. Можно просто опубликовать его с коротеньким комментарием. Пусть люди задумаются…

– Слушай. – Редактору явно надоело объясняться с белобрысым очкариком-курьером, не того полета эта птица, чтобы такой важный человек, как редактор, тратил на нее больше семи секунд. – Если ты такой умный, так возьми и сам напиши. Нашим журналистам и без этих детей есть чем заняться.

Через два дня Руслан снова принес ту же самую фотографию и листок с десятью строчками текста и молча протянул редактору. Тот, конечно же, давно забыл о состоявшемся между ними разговоре.

– Что это? – недовольно спросил он.

– Вы сказали, чтобы я написал несколько строк комментария к этой фотографии. Я написал.

Редактор быстро пробежал глазами отпечатанные на машинке строчки, потом взял карандаш и снова перечитал, уже медленнее, делая правки.

– Послушай, как тебя…

– Руслан, – быстро подсказал юноша.

– Да, Руслан. А ты, собственно, зачем эту фотографию сделал? С какой целью?

– Ни с какой. Увидел интересную сценку и снял. У меня камера всегда с собой.

– И часто ты вот так… интересные сценки снимаешь?

– Часто. Почти каждый день.

– То есть снимков вроде вот этого у тебя много? – уточнил редактор.

– Три альбома уже.

– Завтра принесешь, – скомандовал редактор. – А пока свободен.

– А с моим комментарием что? Вы его опубликуете?

– Там видно будет.

Руслан вышел, ничего не понимая. Дома он тщательно пересмотрел все собранные в альбомы фотографии, отобрал неудачные, остальные разложил по тематике – природа, производство, люди. На другой день все три альбома лежали на столе редактора. А еще через неделю было объявлено, что в газете вводится новая рубрика под названием «Неслучайный взгляд»: фотографии Руслана Нильского, комментарии его же либо журналистки Елены Винник.

Лена Винник была совсем молоденькой, чуть старше Руслана, но ей уже поручались серьезные материалы вроде интервью со всякими начальниками и политиками местного масштаба. Выслушав новость, Руслан побежал в ближайший магазин за вином и закуской. Сам он почти не пил, но «выставиться» должен был обязательно, таков порядок.





* * *


– Нам повезло, – деловито говорила Лена Винник, аккуратно укладывая в папку разбросанные по столу материалы, – наша газета подсуетилась раньше других, мы первыми позвонили Вороновой, как только стало известно, что она привозит к нам свой фильм. И нам назначено на первый день, как только она прилетит, на семнадцать тридцать. Если мы возьмем у нее интервью тогда, когда договорились, то есть шанс успеть дать материал в следующий номер, то есть мы дня на два опередим все областные издания. Но дама, я тебе скажу…

Журналистка выразительно повела глазами и вытянула вперед накрашенные розовой помадой губы, словно хотела произнести: «У-у-у-у!»

– А что такое? – равнодушно поинтересовался Руслан.

– Ты представляешь, она потребовала, чтобы ей предварительно показали материалы, опубликованные журналистом, то есть мной, и фотографии, сделанные фотографом, то есть тобой. И только после этого она даст согласие. Или откажет. Во замашки, а? Она что о себе мнит? Что она, голливудская суперзвезда?

– А что, – хитро улыбнулся Руслан, – можно представить ей в виде моей визитной карточки снимок того деятеля, которого ты два месяца назад разгромила в пух и прах. Он на фотографии такой страшный получился – только детей пугать. И материальчик о нем заодно покажем. Тогда точно откажется. И головной боли меньше. Если она такая капризная, так пусть другие издания с ней мучаются. А мы в своей газете напишем, что Наталья Воронова отказалась от интервью, потому что испугалась острого пера журналистки Елены Винник и беспристрастной камеры фотокорреспондента Руслана Нильского. И тогда грош цена будет всем остальным материалам, которые появятся в других газетах.


Елена закончила складывать материалы в папку, тщательно, на узелок и бантик, завязала шелковые тесемочки.

– Во-первых, главный нас удавит, если мы не сделаем материал. Он так собой гордится, что своевременно узнал из надежных источников о презентации фильма Вороновой и созвонился с ней аж за две недели до ее приезда, что не простит нам, если все его усилия пойдут прахом. А во-вторых, Русланчик, в тебе погиб мастер интриги. Бросай свой фотоаппарат, иди в политику.

– Мастер интриги во мне не погиб, – с усмешкой возразил Руслан. – Я еще молодой, у меня все впереди. Ну так что, гражданка начальник, какие будут указания? Идти визитные карточки подбирать или как?

– Иди-иди. Выбери самые лучшие, чтобы она не боялась, что ты из нее уродину сделаешь. А я пока свои публикации подберу. Самолет прилетает завтра в двенадцать с минутами, поедешь в аэропорт, передашь ей обе подборки и оставишь контактный телефон, чтобы она могла позвонить и сказать, будет давать нам интервью или отказывается. Нет, ну это вообще… Первый раз с таким сталкиваюсь! Постарайся ей понравиться, оденься поприличнее, что ли. И сходи в парикмахерскую, постригись, у тебя уже вихры торчат.

Поприличнее! Легко сказать, да непросто осуществить. Одежда у Руслана в основном практичная, удобная, немаркая, ведь его хлеб – фотографии, а их приходится делать в самых разных условиях и при разной погоде, и ездить приходится много – когда в поездах и автомашинах, а когда и на вертолетах и катерах. При такой жизни костюмы с галстуками не нужны.

Вечер этого дня и утро следующего Руслан посвятил отбору портретных снимков и поискам одежды для встречи в аэропорту известного кинорежиссера-документалиста Натальи Вороновой. У одного приятеля в редакции он одолжил неброский голубой джемпер с треугольным вырезом на груди, у другого – серую рубашку, которая под джемпером смотрелась вполне ничего даже без галстука, оставалось решить проблему брюк. Руслан, не мудрствуя лукаво, постирал свои единственные относительно новые (всего год носил) джинсы и посчитал, что после отглаживания они вполне сгодятся для предстоящего мероприятия. Советом посетить парикмахерскую он решил пренебречь, времени нет, да и вообще, глупости все это.

На следующий день, 18 сентября 1991 года, ровно в полдень Руслан Нильский уже был в аэропорту. Табло прилета извещало, что рейс из Москвы ожидается в 12.25. «Пока нам везет, – подумал он, – самолет прибывает вовремя, как ни странно. Давно уже самолеты в нашей стране не летают строго по расписанию. Если бы рейс задержался часа на три-четыре, как обычно, то все полетело бы к черту. Никакого интервью в семнадцать тридцать не состоялось бы, и материал не успели бы вставить в завтрашний номер, и так далее вплоть до инфаркта у нашего трепетного главного редактора».

Он сразу заметил группу людей, встречающих Воронову, среди которых были завотделом пропаганды и завотделом культуры горкома партии, а также директор кинотеатра «Кузбасс», где предполагалась встреча с творческой группой и просмотр нашумевшего документально-публицистического фильма «Что такое хорошо и что такое плохо». Всего встречающих человек семь, все в строгих костюмах, светлых рубашках и при галстуках. Неподалеку, метрах в двух-трех от них, кучковалась еще одна группка, состоящая из молодых людей с букетами цветов в руках. «Помощники, – догадался Руслан. – Еще бы, куда наши начальники без помощников? Самим цветы подержать – руки оборвутся. Опять же есть кого за сигаретами послать».

Поправив на плече ремень от кофра с аппаратурой, Руслан, прижимая к груди объемистую папку, направился к окошку с надписью «Справочная». За застекленной стойкой сидела Римма, симпатичная девушка, с которой Руслан познакомился еще в прошлом году, когда его послали в аэропорт сделать снимки группы воинов-афганцев, возвращавшихся домой. Рейс тогда задерживался на неопределенное время, и Руслан подходил к заветному окошечку не менее двадцати раз. Римма уже сдавала смену, а точного времени прилета самолета так никто и не знал. Руслан пригласил девушку в кафе в аэропорту, чтобы скоротать время и не умереть от скуки, а в результате завел весьма небесполезное знакомство. По крайней мере, в очереди в «Справочную» ему отныне стоять не приходилось, едва заметив через стекло знакомые светлые вихры и веснушчатое лицо в очках, Римма открывала служебную дверь, впускала Руслана и отвечала на все его вопросы, даже на такие, на какие не отвечала обычным гражданам.

– Я насчет московского рейса, – сказал Руслан, когда Римма открыла ему дверь.

– По расписанию, в 12.25. Даже минут на пять пораньше, – тут же ответила девушка.

– А с какой стороны?

– Сейчас позвоню, погоди минутку. – Она сняла трубку внутреннего телефона: – Алена, московский с какой стороны встречать? С правой? Спасибо, Аленушка.

Пользуясь редакционным удостоверением, Руслан пробрался с правой стороны к тому месту, куда подойдет автобус с пассажирами московского рейса. Он встретит Воронову прямо здесь, тогда у него будет шанс хотя бы на минуту завладеть ее вниманием до того, как налетит эта свора чиновников в костюмах и с букетами цветов.

Среди выходящих из автобуса пассажиров Наталью Воронову он узнал сразу, видел несколько раз ее по телевизору. Худощавая, подтянутая, одетая в черные узкие брюки, черную шерстяную водолазку и терракотового цвета кожаный пиджак, уголки губ скорбно опущены, темно-рыжие, почти каштановые волосы коротко подстрижены, глаза серьезные, а выражение лица, как показалось Руслану, очень усталое и немного сердитое. Внимание его на мгновение оказалось отвлечено от Вороновой: следом за ней из автобуса вышла такая красотка, что у молодого человека дух захватило, он чуть было не зазевался и не пропустил даму-режиссера, но вовремя спохватился.

– Наталья Александровна! Я из газеты, вы согласились дать интервью сегодня в семнадцать тридцать… – начал Руслан.

– Я помню, – бросила Воронова, не замедляя шаг. – Сейчас пока еще не семнадцать тридцать.

– Вы просили предварительно показать вам материалы, подготовленные журналистом и фотографом. Вот, я принес. – Он протянул ей папку.

Воронова остановилась, с любопытством глянула на Руслана. Рядом с ней остановилась и та красотка, и только тут Руслан сообразил, что они вместе.

– Ира, возьми папку, – чуть теплее произнесла Воронова, обращаясь к красотке, которая, мило улыбаясь, приняла у Руслана ценный груз. – Я думала, вы принесете материал в гостиницу. К чему такая спешка?

– Лучше раньше, чем опоздать. Вас там встречают, повезут в гостиницу, потом на обед, потом вы будете отдыхать. Я боялся, что могу к вам не пробиться.

Все пассажиры из автобуса уже прошли мимо, служащая аэропорта закрыла на ключ стеклянную дверь, ведущую на летное поле, и с недовольством поглядывала в их сторону.

– В папке подборка публикаций Елены Винник и мои фотопортреты, – пояснил Руслан. – Там же бумажка с контактными телефонами. Вы можете позвонить по любому из них и сказать о вашем решении. Если оно будет положительным, ровно в семнадцать тридцать Елена Винник и я будем у вас в гостинице или в любом другом месте, какое вы укажете.

– Вы со мной разговариваете так, как будто я премьер-министр. – Тепло в голосе Вороновой исчезло, вместо него снова появились сухость и сдержанность. – Спасибо за материалы, я вам позвоню… – Она посмотрела на часы, потом подняла глаза к потолку, что-то обдумывая. – Я позвоню не позже шестнадцати ноль-ноль.

Из зала прилета к ним уже мчались встречающие чиновники, которые, убедившись, что среди вышедших из автобуса пассажиров Вороновой нет, кинулись ее искать.

– Наталья Александровна! Здравствуйте! Мы вас потеряли! Добро пожаловать на землю Кузбасса! Здравствуйте! Давайте ваши билеты, мы получим ваш багаж! – перебивая друг друга, голосили они, всовывая Вороновой цветы, которые она тут же передавала красотке с папкой в руке.

Руслан заметил, что красивой черноволосой девушке с огромными темными глазами становится все труднее удерживать свою сумочку, его папку и огромные букеты.

– Давайте, я вам помогу, – шепнул он.

Воронова, окруженная встречающими, пошла вперед, а ее спутница вместе с Русланом, нагруженным цветами, немного отстали.

– Вас зовут Ирой? – спросил он.

– Да, а вас?

– Руслан.

– Вы фотограф, я правильно поняла?

– Совершенно верно. А вы?

– А я – никто, – весело улыбнулась красавица.

– Как это? Так не бывает. В качестве кого вы приехали с Вороновой? Секретарь? Помощница? Ассистентка? Член съемочной группы?

– Члены съемочной группы прилетят сегодня вечерним рейсом. И никаких секретарей и помощников у Наташи… то есть у Натальи Александровны, нет. Я действительно никто. Считайте, что младшая сестра.