Сын

Марта вышла в коридор, схватила свое пальто, подошла к двери, остановилась, постояла пару секунд, потом развернулась и прошла в гостиную. Она схватила белую от морошкового крема ложку и постучала ею по жирному бокалу, после чего обвела взглядом помещение и поняла, что это было лишним: она и так привлекла к себе всеобщее внимание.

– Дорогие друзья и родственники, – произнесла она. – Я только хочу сказать, что Андерс был прав. Мы просто не сможем дождаться лета…



Симон выругался. Он припарковался посреди Квадратуры и разглядывал на карте города сектор, где, по информации службы содействия полиции «Теленора», находился мобильный телефон. Телефон, с которого Сонни Лофтхус посылал ему сообщения. Симон уже знал, что телефон с картой, пополняемой наличными деньгами, зарегистрирован на Хельге Сёренсена. Логично было воспользоваться документами больного надзирателя.

Но где он может быть?

В сектор попадала всего пара кварталов, но это были самые густонаселенные кварталы Осло. Магазины, офисы, отели, квартиры. Симон вздрогнул, услышав стук в боковое стекло, и увидел ярко накрашенную пышную девушку в шортах и корсете, в который едва умещалась грудь. Он покачал головой. Она скорчила язвительную гримасу и отошла. Симон забыл, что находится в самом проститутском районе города, а одинокого мужчину в припаркованном автомобиле легко принять за клиента. Минет в машине, в номере, снятом на десять минут в «Бисмарке», или стоя у стены крепости Акерсхус. Он бывал здесь. Симон не гордился этим фактом, но раньше он иногда был готов заплатить за непродолжительное человеческое общение, за то, чтобы услышать голос, произносящий «я люблю тебя». Последнее попадало в категорию «особые услуги» и стоило на две сотни дороже.

Он еще раз набрал номер, осматривая людей, проходивших в обе стороны по тротуару, в надежде, что один из них схватит телефон и выдаст себя. Симон вздохнул, нажал кнопку сброса и посмотрел на часы. Во всяком случае, телефон находится в том же месте, и это должно означать, что Сонни спокоен и сегодня вечером не собирается делать ничего ужасного. Так почему же у Симона было чувство, что это не так?



Бу сидел в чужой гостиной и пялился в большое панорамное окно. Позади него находилась яркая лампа, направленная в окно, чтобы те, кто увидит его снаружи, могли разглядеть только силуэт, но не детали. И будем надеяться, Сонни Лофтхус имеет слабое представление о телосложении Ингве Морсанда. Бу думал о том, что вот так, именно так и сидел Сильвестр. Хороший, глупый, преданный, шумный Сильвестр. А этот дьявол пришил его. Как – они уже, наверное, никогда не узнают. Потому что не будет никаких допросов, никаких пыток, где Бу смог бы отомстить и насладиться своей местью, как наслаждаются бокалом рецины с привкусом смолы, которого многие не выносят, а для Бу он был вкусом детства, Телендоса, друзей, качающейся на волнах лодки, на дне которой он лежал, смотрел на вечно голубое греческое небо и слушал, как волны и ветер дуэтом поют свою песню. Он услышал щелчок в правом ухе:

– Внизу на дороге остановилась машина и развернулась.

– Кто-нибудь вышел? – спросил Бу.

Наушник, провод и микрофон были совершенно незаметными против света, если смотреть снаружи.

– Мы не разглядели, но машина удаляется. Может, не туда заехала.

– Хорошо. Все приготовились!

Бу поправил пуленепробиваемый жилет. Не то чтобы Лофтхусу позволили произвести выстрел, но Бу предпочитал перестраховаться. Он поставил двух человек в саду, чтобы они схватили Лофтхуса, когда тот будет входить в ворота или перелезать через забор, и еще одного в коридоре за незапертой входной дверью. Все остальные подъездные пути к дому были наглухо перекрыты. Люди находились здесь с пяти часов и уже чувствовали усталость. А ночь еще только началась. Но мысли о Сильвестре не дадут ему заснуть. Мысли о том, чтобы схватить этого дьявола. Потому что он явится. Если не сегодня ночью, то завтра или следующей ночью. Бу иногда удивлялся, что великан, человек, в котором было очень мало человечного, так хорошо знал человеческую натуру. Знал, что движет обычными людьми, каковы их слабости и побудительные мотивы, как они реагируют на прессинг и страх. Обладая определенной информацией о характере, склонностях и уме человека, великан мог предсказать следующий шаг с удивительной или, как обычно говорил он сам, разочаровывающей точностью. К сожалению, великан приказал немедленно убить мальчишку, а не брать его в плен, так что его ожидает быстрое и слишком безболезненное устранение.

Услышав звук, Бу заерзал на стуле. И еще до того, как повернуться, он понял. Понял, что не обладает способностями великана и не мог бы предсказать, что сделает мальчишка. Ни тогда, когда покинул Сильвестра, ни сейчас.

Лоб мальчишки был перевязан окровавленным платком. Он стоял у боковой двери, ведущей в гостиную прямо из гаража.

Как, черт возьми, он попал туда, они же заперли гараж! Наверное, он подошел сзади, со стороны леса. А первое, чему учится умный наркоман, – это как вскрывать замки на запертых гаражных дверях. Но не это самое опасное. Опасным было то, что он держал в руках нечто похожее на «узи», израильский автомат, извергающий девятнадцатимиллиметровые кусочки свинца в девять раз быстрее, чем обычная расстрельная команда.

– Ты не Ингве Морсанд, – произнес Сонни Лофтхус. – Где он?

– Он здесь, – сказал Бу, повернув голову к микрофону.

– Где?

– Он здесь, – повторил Бу немного громче. – В гостиной.

Сонни Лофтхус огляделся и направился к нему. Он держал автомат перед собой, а палец на спусковом крючке. Магазин на тридцать шесть патронов, кажется. Он остановился. Наверное, заметил наушник и провод с микрофоном.

– Ты разговариваешь с другими, – сказал мальчишка и успел отступить на шаг, прежде чем дверь в гостиную рывком распахнулась и в нее ворвался Стан с пистолетом в вытянутой руке.

Бу потянулся к своему «рюгеру» и услышал сухой потрескивающий кашель «узи» и грохот обвалившегося за его спиной панорамного окна. От мебели отскакивали кусочки обивки, от паркетного пола летели щепки. Парень щедро и не очень прицельно поливал из автомата. Но в любом случае «узи» всегда сильнее двух пистолетов, поэтому Бу и Стан бросились на пол за ближайшие к ним диваны. В комнате стало тихо. Бу лежал на спине, держа пистолет обеими руками, на случай если над ним из-за дивана появится лицо мальчишки.

– Стан! – заорал он. – Возьми его!

Ответа не последовало.

– Стан!

– Сам возьми! – закричал Стан из-за дивана у другой стены. – У него, твою мать, «узи», блин!

В наушнике затрещало:

– Что происходит, шеф?

В тот же миг Бу услышал гудение двигателя резко заведенной машины. Морсанд уехал в Осло, на праздник к Близнецу, на модном «Мерседесе 28 °CЕ купе» модели 1982 года, но автомобиль его жены, чудная маленькая «хонда-цивик», стояла в гараже. Без жены, поскольку Морсанд ее убил, но, видимо, с ключами в зажигании. Наверное, здесь, в деревне, принято именно так поступать с женами и автомобилями. Голоса парней с улицы:

– Он пытается сбежать!

– Дверь гаража открывается!

Бу услышал резкий звук, когда «хонда» сорвалась с места, и стон задыхающегося двигателя. Мальчишка что, совсем любитель? Не может ни стрелять, ни машину водить.

– Возьмите его!

Машина снова завелась.


– Мы слышали что-то насчет «узи»…

– «Узи» или Близнец, your choice![34]

Бу поднялся на ноги и подбежал к разбитому панорамному окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как машина выскочила из гаража. Нуббе и Евгений встали у ворот. Нуббе яростно палил из своей «беретты», выстрел за выстрелом. Евгений поднял к щеке «Ремингтон 870» со стволом, обрезанным у магазина. Тело его вздрагивало после каждого выстрела. Бу увидел, как лопнуло лобовое стекло, но машина продолжала набирать скорость. Передний бампер ударил Евгения выше колена и перевернул его. Бу смотрел, как он плывет по воздуху, а автомобиль без лобового стекла поглощает его, как касатки поглощают тюленей. «Хонда» проломила ворота и часть забора, пересекла узкую гравиевую дорогу и поехала по полю с другой стороны от нее. Не снижая скорости, машина прокладывала себе путь, рыча от езды на первой передаче и оставляя след на желтых, купающихся в лунном свете полях, потом совершила поворот с широким радиусом и выбралась на гравиевую дорогу. Двигатель заревел еще громче, когда водитель, судя по всему, стал переключать скорость, не отпустив педаль газа. Но вот он переключился на вторую, двигатель снова чуть не заглох, но справился, и машина понеслась дальше по гравию и, поскольку водитель не включил фары, вскоре исчезла во мраке.

– В машину! – заорал Бу. – Мы должны поймать его, пока он не доехал до города!



Пелле недоверчиво смотрел вслед «хонде». Он слышал выстрелы и видел в зеркало, как с территории виллы вырвалась «хонда-цивик», разнося в щепки миленький белый заборчик. Он смотрел, как машина прокладывает себе путь по возделанной земле с растущей сельхозпродукцией, на которую выделяются огромные государственные субсидии, а потом снова выезжает на дорогу и продолжает свое сомнительное движение. Парень не был опытным водителем, это точно, но Пелле с облегчением вздохнул, когда в лунном свете разглядел окровавленный платок над рулем за выбитым стеклом. Во всяком случае, парень выжил.

Он услышал крики со стороны виллы.

В тишине летней ночи было слышно, как заряжается оружие.

Раздалось гудение мотора.

Пелле понятия не имел, кто они такие. Парень рассказал ему, правда это или нет, что мужчина с виллы убивал. Убивал, может быть, садясь пьяным за руль, убивал и выходил из тюрьмы. Пелле не знал. Он знал только, что после месяцев и лет, большую часть которых он провел за рулем этой машины, он вернулся. Вернулся в то мгновение, когда мог либо среагировать, либо остолбенеть. Изменить расположение звезд или оставить все как есть. Молодой человек, который не может заполучить ту, что хочет. Пелле провел пальцем по фотографии, прикрепленной рядом с рулем.

Потом он сдвинул машину с места и направился вслед за «хондой». Он спустился с горки и выехал на узкий мост. Наверху, у поля, был виден свет фар, прорезающий тьму. Пелле газанул, ускорился, немного повернул руль вправо, схватился за ручной тормоз, нажал и отпустил педали, быстро и музыкально, как церковный органист, а затем резко заложил руль влево. Машину занесло и развернуло, как и положено. И когда машина остановилась, оказалось, что она прекрасно перекрывает дорогу. Пелле удовлетворенно кивнул: он не совсем утратил мастерство. Потом он выключил двигатель, поставил автомобиль на первую передачу, потянул за ручной тормоз, перелез на пассажирское сиденье и вышел с другой стороны. Он установил, что зазор между машиной и ограждением моста составляет максимум двадцать сантиметров с каждой стороны. Пелле запер двери одним нажатием на ключ и пошел в сторону шоссе. Он думал о ней, все время только о ней. Могла ли она его сейчас видеть. Видела ли, что он может идти. Он почти не ощущал боли в ноге, только прихрамывал. Возможно, врачи правы. Возможно, ему пора выбросить костыли.





Глава 37




Было два часа, самое темное время летней ночи.

С пустынной смотровой площадки в лесу на холме над Осло Симон видел, как фьорд матово поблескивает под большой желтой луной.

– Ну?

Симон поплотнее закутался в пальто, как будто на улице похолодало.

– Я обычно привозил сюда свою первую большую любовь. Посмотреть на вид. Поцеловаться. Знаешь…

Он увидел, что Кари переминается.

– Нам больше негде было этим заниматься. А много лет спустя, когда я уже был вместе с Эльсе, я привез сюда ее. Несмотря на то, что у нас была квартира и двуспальная кровать. Это казалось таким… романтичным и невинным. Как будто я был так же влюблен, как тогда.

– Симон…

Симон повернулся и еще раз огляделся. Полицейские машины с синими мигалками, оградительные ленты, синяя «хонда-цивик» с разбитым лобовым стеклом и мертвец, лежащий под неестественным, мягко выражаясь, углом на пассажирском сиденье. Здесь было много полицейских. Слишком много. Панически много.

Патологоанатом в кои-то веки прибыл на место преступления раньше Симона. Он считал, что мужчине сломали обе ноги при ударе о машину и он залетел в салон, сломав себе шею о пассажирское сиденье. Медик посчитал довольно странным тот факт, что у погибшего не было царапин на лице и голове от столкновения с лобовым стеклом, пока Симон не поднял дробину с обивки кресла. Симон попросил также провести анализ крови с водительского сиденья, потому что ее следы не соответствовали ранам на ногах трупа.

– Значит, это он нас вызвал? – спросил Симон, кивнув в сторону Осмунда Бьёрнстада, который, размахивая руками, разговаривал с кем-то из криминалистов.

– Да, – ответила Кари. – Поскольку автомобиль зарегистрирован на Эву Морсанд, а она является одной из жертв убийцы Лофтхуса, он хотел…

– Подозреваемого.

– Простите?

– Лофтхус только подозревается в убийстве Морсанд. Кто-нибудь разговаривал об этом с Ингве Морсандом?

– Он говорит, что ничего не знает, сегодня ночью он был в отеле в Осло, а когда он видел автомобиль в последний раз, тот стоял в его гараже. Полиция Драммена считает, что в его доме произошла перестрелка. К сожалению, оттуда далеко до ближайших соседей, поэтому свидетелей нет.

Осмунд Бьёрнстад подошел к ним:

– Теперь мы знаем, кто этот парень на пассажирском сиденье. Евгений Зубов. Старый знакомый. А драмменская полиция утверждает, что в половицах застряло девять умножить на девятнадцать пуль от «люгера», рассеянных веером.

– «Узи»? – спросил Симон, приподнимая бровь.

– Как думаете, что мне сказать журналистам? – спросил Осмунд, указывая себе за спину.

Первые репортеры уже перевешивались через оградительную ленту у дороги.

– Что и всегда, – ответил Симон. – Кое-что, но ничего.