Сын

Нестор нажал на кнопку включения телевизора, прощелкал семейные и детские каналы, добрался до порнухи, увеличил звук и пошел к барной стойке.

– Ей шестнадцать лет, ее доставят на парковку у бассейна «Ингьерстранд» завтра около полуночи. Ты припаркуешься посреди стоянки и не будешь выходить из машины. Кто-то из нас подойдет к тебе, сядет на заднее сиденье и пересчитает бабло. Потом он выйдет с деньгами, а второй приведет девчонку. Ясно?

Собеседник кивнул.

Однако Нестор не сказал (потому что этого не надо было делать), что девчонку привезут не в том же автомобиле, который приедет за деньгами. Деньги покинут стоянку до того, как прибудет машина с девчонкой. Тот же принцип, что и при продаже наркотиков.

– А деньги…

– Еще четыреста тысяч, – сказал Нестор.

– Хорошо.

Бу вернулся из спальни, встал у телевизора и уставился на экран. Он любил смотреть. Да все любили. Самому Нестору порнофильмы нравились потому, что их предсказуемый и ровный саундтрек стонов, «о боже мой», и «да, трахни меня» делал невозможным вероятное прослушивание помещения.

– Бассейн «Ингьерстранд», завтра около полуночи, – повторил Нестор.

– Выпьем за это? – спросил мужчина, протягивая им два бокала.

– Спасибо, но я за рулем, – сказал Бу.

– Конечно, – со смехом произнес мужчина, стукнув себя рукой по лбу. – Колы?

Бу пожал плечами, и мужчина открыл банку колы, вылил содержимое в бокал и отрезал еще один кусок лимона.

Они чокнулись и уселись за стол. Нестор подал знак Бу, и тот вынул из «дипломата» первую пачку купюр и начал пересчитывать их вслух. Он прихватил из машины сумку, куда и стал складывать деньги. Они никогда не брали с собой тару покупателя, в ней могли находиться сенсоры, благодаря которым можно проследить путь транспортировки денег. Только заметив, что Бу считает неправильно, Нестор почувствовал, что что-то не так, вот только не понял, что именно. Он огляделся. Неужели стены изменили цвет? Он уставился в свой пустой бокал, посмотрел на пустой бокал Бу, на бокал адвоката.

– А почему в твоем бокале нет лимона? – спросил Нестор.

Его собственный голос доносился откуда-то издалека. Ответ пришел из того же далекого места:

– Непереносимость лимона.

Бу перестал считать, голова его свесилась над купюрами.

– Ты нас одурманил, – сказал Нестор и потянулся к ножнам на ноге.

Он успел понять, что тянется не к той ноге, потом заметил приближение ножки лампы. После этого наступил мрак.



Хуго Нестор всегда любил музыку. И, говоря о музыке, он не имел в виду те громкие ребяческие наборы нот, которые считаются музыкой у простых людей. Он любил музыку для взрослых, мыслящих людей. Рихард Вагнер. Хроматическая гамма. Двенадцать полутонов, частота которых различается на значение, равное корню двенадцатой степени из двух. Настоящая чистая математика, гармония, немецкий порядок. Но звук, который он слышал, был противоположностью музыке. Непорядок, несвязанные между собой вещи, хаос. Придя в сознание, Нестор понял, что лежит в машине в какой-то упаковке. Его тошнило и мутило, а руки и ноги были скованы чем-то острым, царапающим кожу, наверное, пластиковыми наручниками – он сам иногда сковывал такими девчонок. Когда машина остановилась, его подняли и вытащили наружу, и он догадался, что находится в чемодане с колесиками. Полулежа-полустоя его повезли по пересеченной местности. Человек, тащивший чемодан, тяжело дышал и отдувался. Нестор кричал ему, предлагал деньги за освобождение, но ответа не получил. Следующим услышанным звуком был тот немузыкальный, атональный галдеж, который становился все громче и громче. Нестор давно узнал его. Чемодан опустили, Нестор лежал на спине, ощущал грунт под собой и знал – поскольку понял, где находится, – что холодная вода, сочившаяся через ткань чемодана и его костюма, была болотной.

Собаки. Короткий резкий лай аргентинских догов.

Однако он не понимал, что происходит. Кем был тот мужчина, почему это все случилось? Кто-то хочет отобрать у них рынок? Это тот же человек, который убил Калле? Но зачем делать это таким способом?

Молнию открыли, и Нестор зажмурился, ослепленный светом карманного фонарика, направленного ему в лицо.

Рука схватила его за шиворот и подняла на ноги.

Он открыл глаза и увидел пистолет, матово посверкивающий в потоке света. Собачий лай резко прекратился.

– Кто был кротом? – спросил человек с фонариком.

– Что?

– Кто был кротом? Тем, за кого полиция приняла Аба Лофтхуса?

Хуго Нестор зажмурился против света:

– Не знаю. Просто пристрели меня, я все равно не знаю.

– Кто знает?

– Никто. Никто из нас. Может, кто-то в полиции.

Луч света опустился вниз, и Хуго увидел, что перед ним адвокат. Он снял очки.

– Ты должен принять наказание, – произнес он. – Хочешь сначала облегчить душу?

О чем это он говорит? Прямо как поп. Что, если все это имеет какое-то отношение к священнику, которого они устранили? Но тот был просто несчастным коррумпированным педофилом, вряд ли кто-то захотел бы отомстить за него.

– А я ни в чем не раскаиваюсь, – сказал Нестор. – Давай, я готов.


Он чувствовал себя на удивление спокойно. Может быть, сказался прием одурманивающего средства. Или же то, что он довольно много раз думал об этом, приняв тот факт, что все наверняка закончится как-то так, пулей в лоб.

– Даже в том, что позволил искусать девчонку, а потом перерезал ей горло? Вот этим ножом…

Нестор, часто моргая, посмотрел на блестящее лезвие кривого ножа. Его собственного ножа.

– Не…

– Где же ты прячешь девочек, Нестор?

Девочек? Так, значит, вот что ему надо? Хочет отобрать торговлю людьми? Нестор попытался сосредоточиться. Это было непросто, мозг его все еще был затуманен.

– Обещаешь не стрелять в меня, если я все расскажу? – спросил он, хотя и знал, что ответ «да» будет столь же надежным, как немецкая марка в 1923 году.

– Да, – сказал мужчина.

Так почему же Нестор ему поверил? Почему поверил этому мужчине, пообещавшему не стрелять в него, хотя с момента своего появления в «Вермонте» он только и делал, что врал? Просто его глупый мозг ухватился за соломинку. Потому что этой ночью на псарне посреди леса ничего другого не оставалось, ничего другого, кроме идиотской надежды, что мужчина, похитивший его, не врет.

– Улица Энерхауггата, девяносто шесть.

– Премного благодарен, – сказал мужчина и засунул пистолет за пояс.

Премного благодарен?

Он вынул телефон и начал набирать что-то написанное на желтой клейкой бумажке, должно быть, номер телефона. Дисплей осветил его лицо, и Нестору вдруг подумалось, что это, вполне возможно, все-таки священник. Священник, который не врет. A contradiction in terms[29], конечно, но он был уверен в существовании священников, которые не знают, что врут. Мужчина продолжал набирать что-то на телефоне. Сообщение. Последним нажатием он отправил его адресату. Телефон скользнул в карман. Мужчина посмотрел на Нестора.

– Ты совершил хороший поступок, Нестор, и, возможно, теперь их спасут, – произнес он. – Я подумал, тебе будет приятно узнать это перед тем, как ты…

«Перед тем, как я что?» Нестор сглотнул. Когда мужчина пообещал не убивать, в его голосе удивительным образом звучало нечто заставившее Нестора ему поверить. Погодите-ка! Он пообещал не стрелять в него. Луч карманного фонарика упал на навесной замок на ограде. Ключ скользнул в скважину. Нестор услышал собак. Никакого лая, только едва слышный, но дружный низкий звук. Сдержанное рычание, исходившее из глубины их животов, набирало громкость и становилось объемным. Это происходило медленно и строго контролировалось, совсем как контрапункт в музыке Вагнера. И никакой дурман теперь не мог остановить его страха. Страх был похож на поток ледяной воды, которая лилась на него и прижимала к земле. Его чуть не смыло потоком, но человек, державший шланг в руках, был внутри, был в нем и поливал внутреннюю сторону головы и тела. Убежать было невозможно. Он сам, Хуго Нестор, держал шланг.



Фидель Лаэ сидел в темноте и смотрел перед собой. Он не шевелился, не издавал ни звука. Только сжался в комок, чтобы согреться и держать дрожь под контролем. Он узнал голоса двух мужчин. Один голос принадлежал парню, который появился из великого ничто и запер его здесь больше суток назад. Фидель почти ничего не ел, только пил воду. И мерз. Даже летними ночами холод может сковать тело, сделать его неподвижным, пронзить насквозь. Какое-то время он кричал и звал на помощь, пока не пересохло в горле и не пропал голос, пока кровь, а не слюна не смочила глотку, а вода, которую он пил, не перестала утоляла жажду и начала жечь, как спирт.

Услышав звук автомобиля, Фидель снова попытался закричать. И заплакал, когда вместо крика услышал лишь слабый скрежет.

По поведению собак он понял, что кто-то приближается. Он надеялся. Молился. В конце концов он увидел силуэт на фоне летнего неба и догадался, что это снова тот парень. Тот, что ушел по болоту днем раньше. Сейчас он шел согнувшись и тащил что-то за собой. Чемодан. С живым человеком внутри. Человеком, у которого руки и ноги были связаны так крепко, что ему трудно было удерживать равновесие. Теперь этот человек стоял перед воротами, ведущими к клеткам собак рядом с Фиделем.

Хуго Нестор.

Они находились всего в четырех метрах от Фиделя, и все же он не слышал ни слова из того, что они говорили. Парень открыл навесной замок и опустил руку на макушку Нестору, словно благословляя его. Он что-то сказал. Потом слегка толкнул голову Нестора. Грузный мужчина вскрикнул, опрокинулся назад и натолкнулся на ворота, открывшиеся внутрь. Собаки попятились. Парень быстро запихнул ноги Нестора в загон и закрыл ворота. Собаки медлили. Потом по телу Охотника За Призраками прокатилась волна дрожи, и он начал движение. Фидель увидел белые собачьи тела, набросившиеся на Нестора. Вокруг было так тихо, что он совершенно отчетливо слышал щелканье челюстей, звук отрываемого мяса, почти умиротворенное урчание, а потом крик Нестора. Одинокий, дрожащий, на удивление чистый звук вознесся к светлому северному небу, в котором танцевали насекомые. Затем крик внезапно оборвался, и Фидель увидел, как что-то поднимается к небу, словно стайка насекомых. Это нечто приблизилось к нему, и его окатил душ крошечных теплых капель. И Фидель все понял, потому что он принимал участие в проделывании дыр в сонных артериях лосей во время охоты. Фидель прикрыл лицо рукой и отвернулся. Стоявший за оградой человек тоже отвернулся, и плечи его задрожали. Как будто он плакал.





Глава 29




– Сейчас глубокая ночь, – сказал врач, протирая глаза. – Почему бы вам не поехать домой и не поспать немного, Кефас? А завтра поговорим.

– Нет, – ответил Симон.

– Ладно, – сказал врач и знаком предложил Симону сесть на один из стульев, стоящих вдоль стены в пустынном больничном коридоре.

Врач сел рядом, подождал немного, а потом подался вперед, и Симон понял, что его ждут плохие новости.

– У вашей жены осталось не слишком много времени. Если мы хотим, чтобы у нее были шансы на удачный исход операции, она должна лечь под нож в течение ближайших дней.

– И вы ничего не можете сделать?

Врач вздохнул:

– Обычно мы не рекомендуем пациентам ехать за границу и проходить дорогостоящее лечение в частных клиниках, особенно в тех случаях, когда исход операции представляется совершенно неопределенным. Но в данном случае…

– Вы хотите сказать, что я должен немедленно отвезти ее в клинку Хауэлла?

– Я не говорю, что вы что-то должны. Многие слепые ведут полноценную жизнь, невзирая на свою инвалидность.

Симон кивал, поглаживая пальцами шоковую гранату, которая все еще лежала у него в кармане. Он пытался думать, но мозг его, казалось, хотел улизнуть, найти убежище в размышлениях о том, является ли слово «инвалидность» запретным. Теперь это вроде бы называется «ограниченными возможностями». Или же, как и «пансион», оно стало не-словом? Все происходило так быстро, что он не успевал следить: слова из сферы здравоохранения и социальной защиты прокисали быстрее, чем молоко.

Врач прокашлялся.