Сын

– Это правда, – ответил Вестад. – Особенно если учесть, что владелец волоса на первом допросе сознался.

– И что же случилось?

– Случился Лейф.

– Лейф?

Вестад медленно кивнул:

– Я мог бы обнародовать выяснившееся на первом допросе, но кое-что было не так. Что-то… в его отношении. И я стал ждать. А на втором допросе он отозвал признание и начал утверждать, что у него есть алиби. Парень по имени Лейф с наклейкой «Драммен» на синем «вольво», у которого, как показалось этому человеку, были проблемы с сердцем. Я поговорил с дилером «Вольво» в Драммене и с отделением кардиологии Центральной больницы Бускеруда.

– Да?

– Лейф Крогнес, пятьдесят три года. Живет в Коннеруде в Драммене. Он сразу опознал парня на фотографии, которую я ему предъявил. Он видел его на площадке для стоянки автомобилей у старой государственной дороги, идущей параллельно шоссе Драмменсвейен. Ну, знаете, такая площадка со скамейками и столами, где можно насладиться природой. Лейф Крогнес поехал на небольшую прогулку в солнечную погоду и просидел на площадке несколько часов, потому что очень устал. Обычно там никого не бывает, все ездят по новой дороге, и, кроме того, там рассадник комаров. Но в тот день за одним из столов сидели двое мужчин. Они просто сидели и молчали, час за часом, как будто чего-то ждали. Потом один из них посмотрел на часы и сказал, что они могут ехать. Когда они проходили мимо стола, у которого сидел Лейф, этот человек наклонился к нему, спросил, как его зовут, и посоветовал ему обратиться к врачу, потому что с его сердцем что-то не так. Второй мужчин поволок его за собой, и Лейф тогда подумал, что это пациент психушки на прогулке. Потом они уехали.

– Но ему не удалось совсем изгнать воспоминания об этой встрече, – произнесла Кари. – И он пошел к врачу, который обнаружил у него проблемы с сердцем и немедленно положил его в больницу. Именно поэтому Лейф запомнил парня, которого он видел один раз на площадке для автомобилей у государственной дороги возле речки Драмменсельва.

Возле реки Драмменсельва, подумал Симон.

– Ага, – сказал Вестад. – Лейф Крогнес утверждает, что тот парень спас ему жизнь. Но дело не в этом. Дело в том, что в отчете патологоанатома говорится, что Эву Морсанд убили в то время, когда они сидели на автомобильной площадке.

Симон кивнул:

– А волос? Вы не выяснили, как он мог оказаться на месте преступления?

Вестад пожал плечами:

– У подозреваемого, как я уже сказал, есть алиби.

Симон заметил, что Вестад еще ни разу не назвал Лофтхуса по имени. Он кашлянул:

– Может показаться, что волос подкинули. И если отпуск был организован для того, чтобы подставить Сонни Лофтхуса, то в деле замешан кто-то из надзирателей Гостюрьмы. Вы из-за этого не стали поднимать шум?

Хенрик Вестад поставил чашку на стол Кари. Может быть, кофе утратил вкус.

– Мне приказали молчать, – сказал он. – Мой шеф наверняка получил указание от кого-то сверху оставить дело в покое, пока они все не проверят.

– Они хотят получить контроль над фактами до того, как разразится скандал, – произнесла Кари.

– Будем надеяться, что так, – тихо сказал Симон. – Но почему вы рассказываете нам все это, если вам приказали молчать, Вестад?

Вестад снова пожал плечами:

– Трудно быть единственным, кому все известно. А когда Кари рассказала, что работает вместе с Симоном Кефасом… Ну, про вас говорят, что вы самостоятельный.

Симон посмотрел на Вестада:

– Вам известно, что это просто другое обозначение нарушителя спокойствия?

– Да, – сказал Вестад. – Я не хочу проблем. Я просто не хочу быть единственным, кому все известно.

– Чувствуете себя в большей безопасности?

Вестад в третий раз пожал плечами. Когда он сидел, то не казался таким высоким и широкоплечим. И, несмотря на свитер, создавалось ощущение, что ему холодно.



В продолговатой комнате для переговоров стояла полная тишина.

Взгляд Хуго Нестора был прикован к стулу в конце стола.

Высокий стул, обтянутый белой буйволиной кожей, был повернут к ним спинкой.

Человек, сидевший на стуле, потребовал объяснений.

Нестор посмотрел на картину, висевшую на стене над стулом. На ней было изображено распятие. Картина была гротескной, кровавой, преувеличенно натуралистичной. У мужчины на кресте росло два рога на лбу, а глаза его горели красным огнем. За этим исключением сходство было очевидным. По слухам, художник написал это полотно после того, как человек, сидящий на стуле, отрезал у него два пальца за неуплату долга. Про пальцы – правда, Нестор присутствовал при этом. Тоже по слухам, через двенадцать часов после того, как художник выставил эту картину в своей галерее, ее конфисковал человек, сидящий на стуле. Картину и печень художника. А вот этот слух не был правдой. Прошло восемь часов, и взяли не печень, а селезенку.

Что касается буйволиной кожи, то Нестор не мог ни подтвердить, ни опровергнуть слухов о том, что человек, сидящий на стуле, заплатил тринадцать с половиной тысяч долларов, чтобы получить право поохотиться и застрелить белого буйвола, священное животное индейцев лакота сиу. Говорили, что он убил буйвола из арбалета и что, получив две стрелы в область сердца, зверь не умер, и тогда мужчина сел верхом на огромное животное весом в полтонны и свернул ему шею, пользуясь только мышцами ног. Нестор не видел причин сомневаться в правдивости этих слухов. Разница в весе между зверем и мужчиной не могла быть слишком большой.

Хуго Нестор отвел взгляд от картины. Кроме него самого и мужчины на стуле, обтянутом буйволиной кожей, в комнате находились еще три человека. Нестор поднял и опустил плечи, чувствуя, как рубашка под пиджаком прилипает к спине. Он редко потел. И не потому, что избегал солнца, грубой шерсти, занятий спортом и любовью и любых других физических нагрузок, но потому, что, по словам врача, его внутренний термостат, вызывающий потливость у других людей, был неисправен. Так что даже когда он напрягался, он не потел, а только перегревался. Наследственная предрасположенность, подтверждающая то, что он всегда знал: его так называемые родители не были его родителями и его сны о том, как он лежал в колыбели в месте, похожем на Киев, который он знал по фотографиям семидесятых годов, были не просто снами, а его первыми детскими воспоминаниями.

Но сейчас он потел. Даже несмотря на то, что принес хорошие новости.


Человек, который сидел на стуле, не бушевал, не шумел по поводу украденных из офиса Калле Фаррисена наркотиков и денег, не кричал, как так вышло, что Сильвестр куда-то запропастился, совсем исчез, не рычал на них за то, что они какого-то черта до сих пор не нашли мальчишку Лофтхуса. А ведь все знали, что стоит на кону. Существовало четыре сценария, и три из них были плохими. Первый плохой сценарий: Агнете Иверсен, Калле и Сильвестра убил Сонни и он будет дальше убивать людей, с которыми они сотрудничали. Второй сценарий: Сонни арестовали, он сознался и рассказал, кто стоит за убийствами, за которые он отсидел. Третий сценарий: без признания мальчишки Лофтхуса Ингве Морсанда арестуют за убийство жены, он не выдержит давления и расскажет, как все было.

Когда Морсанд пришел к ним и заявил, что хочет, чтобы его жену убили, Нестор сначала подумал, что тот говорит о наемном убийце. Но Морсанд утверждал, что сам желает насладиться этим деянием, он просто хотел, чтобы они устроили так, что вину на себя принял бы кто-то другой, поскольку сам он, как отвергнутый муж, автоматически станет главным подозреваемым в глазах полиции. А ведь все можно купить, если только заплатить нужную цену. В данном случае цена составляла три миллиона крон. Нормальная почасовая оплата пожизненного заключения, как аргументировал Нестор, и Морсанд с ним согласился. Потом, когда Морсанд объяснил, что хочет привязать эту шлюху к кровати, приставить к ее голове циркулярную пилу и смотреть ей в глаза, отпиливая череп, у Нестора волосы на спине встали дыбом от смеси ужаса и веселья. Они скоординировали все с Арильдом Франком: отпуск для мальчишки Лофтхуса, место, где он должен находиться, и какого доверенного, коррумпированного и хорошо оплачиваемого надзирателя отправить вместе с ним. Таковым оказался одинокий любитель толстушек из Каупанга, тратящий деньги на кокаин, оплату долгов и проституток настолько страшных и жирных, что вполне можно было подумать, что это они платят ему, а не наоборот.

Четвертый и единственный хороший сценарий был прост: найти мальчишку Лофтхуса и убить его. Это должно быть просто. Это должно было быть сделано давным-давно.

И все же мужчина говорил спокойно, своим глубоким тихим голосом. И именно от звуков его голоса Нестор потел. Из-за высокой белой спинки стула голос попросил у Нестора объяснений. Вот и все. Объяснение. Нестор прокашлялся и понадеялся, что собственный голос не выдаст его страха, который он всегда испытывал, оказавшись в одном помещении с великаном.

– Мы вернулись в дом и искали Сильвестра, но нашли только пустое кресло с дыркой от пули в спинке. Мы поговорили с нашим человеком в Теленоре: ни одна из их базовых станций не принимала сигналов мобильного телефона Сильвестра начиная с прошлой полуночи. Это означает, что либо Лофтхус полностью разобрал его телефон, либо аппарат находится в месте без связи. И все же я думаю, существует опасность того, что Сильвестра уже нет в живых.

Стул в конце стола медленно повернулся, и показался он. Он был копией картины над стулом: огромных размеров, с накачанными мускулами, выпирающими под костюмом, высоколобый, с немодными усами и густыми бровями над обманчиво сонными глазами. И сейчас Хуго Нестор пытался поймать его взгляд. Нестор отнимал жизнь у женщин, мужчин и детей и, убивая, запросто смотрел им в глаза. Скорее, он изучал их в поисках страха смерти, осознания того, что должно произойти, какого-то знания, которое, возможно, осеняло умирающих перед переходом на тот свет. Как в случае с той белорусской девушкой, которой он перерезал горло, когда остальные отказались. Он смотрел в ее умоляющие глаза и получал удовлетворение от смеси собственных чувств: ярости и злости оттого, что все остальные, и женщина тоже, оказались слабаками и сдались. Он испытывал возбуждение оттого, что держал в своих руках человеческую жизнь и решал, совершит ли и когда именно действия, направленные на прекращение этой жизни. Он мог продлить ее жизнь на секунду, и еще на одну секунду. И еще на одну. Или нет. Решал только он. И ему пришло в голову, что в тот момент он находился ближе всего к ощущению сексуального возбуждения, о котором говорили другие в компании, к каковой он относился с легкой неприязнью и, находясь в ней, болезненно пытался казаться так называемым нормальным человеком. Он где-то прочитал, что один человек из ста асексуален. Таким образом, он был исключением. Но это не значит, что он ненормальный. Наоборот, это позволяло ему сосредоточиться для достижения своих целей, для выстраивания своей жизни, для создания имени, для того чтобы вызывать у других уважение и страх. Без всякой невнимательности и потери энергии, сопутствующей сексуальной наркомании, которой подвержены другие. А насколько это рационально и, следовательно, нормально? Так что он был нормальным человеком, который не боялся смерти, а, наоборот, интересовался ею. Кроме того, у него имелись хорошие новости для великана. Но Нестор смог смотреть ему в глаза всего пять секунд, а потом был вынужден отвести взгляд, потому что то, что он увидел в глубине глаз великана, было холоднее и пустыннее смерти и уничтожения. Погибель. Обещание того, что у тебя есть душа, которая будет у тебя отнята.

– Но мы получили наводку о том, где Лофтхус может находиться, – произнес Нестор.

Великан поднял четко очерченную бровь:

– От кого?

– От Коко. От дилера, до недавнего времени проживавшего в пансионе «Ила».

– Шизик с шилом?

Нестору не удалось узнать, откуда великан получает всю информацию. Его нельзя было увидеть на улицах, Нестор никогда не слышал, чтобы кто-то утверждал, что разговаривал с ним и уж тем более что видел его. Во времена крота это было понятно, тогда у великана имелся доступ ко всему происходившему в полиции. Но после того как они убили Аба Лофтхуса, чуть было не раскрывшего всю схему, деятельность агента прекратилась. Это произошло почти пятнадцать лет назад, и Нестор смирился с тем, что он никогда не узнает, кто был кротом.

– Он говорил что-то о молодом парне в «Иле», у которого было так много денег, что он заплатил долг за своего соседа по комнате, – сказал Нестор с хорошо отрепетированной интонацией, произнося звук «р» так, как, по его представлениям, это делали восточные европейцы. – Двенадцать кусков налом.

– В «Иле» никто не платит за других, – заметил Варген, пожилой человек, отвечавший за импорт девушек.

– Вот именно, – сказал Нестор. – И он сделал это несмотря на то, что сосед обвинил его в краже сережек. И я подумал…

– Ты подумал о деньгах из сейфа Калле, – закончил великан. – И о том, что у Иверсенов украли драгоценности, так?

– Именно. Я пошел к Коко и показал ему фотку мальчишки. И он подтвердил, что это сделал он, Сонни Лофтхус. У меня даже есть номер его комнаты. Триста двадцать три. Вопрос только в том, как нам… – Нестор соединил кончики пальцев и причмокнул, как будто пробовал на вкус все синонимы выражения «убить его».

– Мы не проникнем внутрь, – сказал Варген. – Во всяком случае, незамеченными. Дверь там заперта, в приемной дежурят сотрудники, а по всей территории развешены камеры наблюдения.

– Мы могли бы использовать для этой работы одного из постояльцев, – вступил в разговор Восс, бывший директор охранного предприятия, которого вышибли с работы за импорт и торговлю анаболическими стероидами.

– Нельзя доверять такое дело торчку, – возразил Варген. – Лофтхус улизнул не только от наших собственных, как мы считаем компетентных, людей, он еще, судя по всему, пришил одного из них.

– Так что нам делать? – спросил Нестор. – Дожидаться его на улице у пансиона? Поселить снайпера в соседнем доме? Поджечь все заведение и закрыть аварийные выходы?

– Не говори ерунды, Хуго, – усмехнулся Восс.

– Ты должен знать, что я никогда не говорю ерунды. – Нестор почувствовал, как запылало его лицо. Ему было жарко, но он больше не потел. – Если мы не возьмем его до того, как его возьмет полиция…

– Хорошая идея.

Эти два слова были произнесены очень тихо, едва слышно. И все равно прозвучали как гром посреди помещения.

За ними последовала тишина.

– Какая из них? – спросил наконец Нестор.

– Не брать его до того, как его возьмет полиция, – сказал великан.

Нестор огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что не он один ничего не понимает, а потом спросил:

– Что вы имеете в виду?

– То и имею, – прошипел великан, улыбнулся и направил взгляд на единственного человека в помещении, до сих пор не сказавшего ни слова. – Ты же понимаешь, что я имею в виду?

– Понимаю, – ответил человек. – Мальчишка Лофтхус окажется в Гостюрьме. И может быть, как и отец, решит покончить с собой?

– Хорошо.

– Тогда я подскажу полиции, где он может находиться, – сказал человек и поднял подбородок, вытаскивая складки кожи на шее из выреза рубашки, одетой под зеленой формой.

– Нет необходимости, я сам займусь полицией, – сказал великан.

– Вот как? – удивленно спросил Арильд Франк.

Великан развернулся и обратился ко всем сидящим за столом:

– А что с этим свидетелем из Драммена?