Свет Черной Звезды

Рхарге странно на меня посмотрел, а я, вспомнив, как теперь выгляжу, вдруг спросила на оркском:

— А Джашг узнать меня, когда увидеть?

— Джашг узнать сразу, — величественно кивнул орк, и смущенно добавил, — Рух и Рхарге нет.

Вдруг поняла, что улыбаюсь. Просто улыбаюсь. Потому что папа меня узнал. Так и знала, что узнает. Вот чтобы кесарь не говорил, а папа узнал с первого взгляда. Доберусь до Араэдена, поиздеваюсь. Добраться бы.

— Утыррка нужно вернуться, — напряженно произнес Рхарге.

Утыррка очень сомневалась, что кое-кто темнопринцевской наружности не в курсе произошедшего с кесарем, и имелось сильное подозрение, что меня не хотят пускать к нему, чтобы не спасла. Къяр мог. В том то и проблема, что Къяр мог и быть в курсе, и не пускать, зная что один раз я кесаря уже с того света вытащила, а значит могу и вытащить повторно.

— Сатарэн, — позвала я.

Мир возник передо мной гигантским змеиным взглядом.

— Позови мне Мрак, — попросила я.

Глаз исчез, а через несколько мгновений появилось чернильное пятно, материализовавшееся рядом со мной призрачно-черной фигурой высшего.

— Здесь Акъяр, — сообщила ему. — Сможешь проверить, где конкретно?

Мрак всплеснулся чернильным пятном под потолок, и стек сверкающей темной смолой, обозначая места… фактически дыр в пространстве. И если бы галерея была яблоком, я бы сказала, что это очень, очень сильно изъеденное червями яблоко.

— Чертов гений! — вырвалось в сердцах.

А Мрак открывал все новые и новые «дыры».

Рхарге, внимательно следивший за его действиями, вдруг произнес:

— Эти темные сущности, которые ты зовешь Мраком и Тенью, они сильны. Очень сильны.

— Да, — согласилась я, — они были сильны и могущественны, они владели магией и правили тремя мирами. Но в какой-то момент они слегка забыли о том, что власть это еще и ответственность. Огромная ответственность, и в первую очередь перед теми, кем правишь. И высшие, считая себя богами, попытались уничтожить тех, кто покорно и вынуждено служил им. Высшие были сильнее, темные коварнее. Коварству темных поем мы песню, в итоге, как ты видишь, высших не осталось, темные вполне себе существуют.

Мрак, завершив с обозначением дыр в пространстве, вернулся и возник передо мной мрачным силуэтом некогда бога. Силуэтом, который, как и я понимал — глупо было бы соваться сейчас туда, где каждый шаг не отличается безопасностью.

Да, по всем законам логики, мне следовало бы вернуться в спальню, в отличие от дворца защищенную великолепно.

Вот только где я и где логика.

«Сатарэн» — призвала мысленно.

И отпустила руку Рхарге.

«К подножию Темной башни», — приказала, роняя халат с плеч. Все равно ведь намокнет, смысл таскать его за собой.

— Буду возле Руха, — сообщила я младшему вождю племени Лесных, прежде чем меня смыло водой.

И вот раньше бы не смыло, но дыр Акъяр понаделал знатно, так что Сатарэн проник сюда без каких-либо сложностей.

***

Меня вынесло действительно к Руху. Причем в самый интересный момент – огромный снаружи, но еще совсем маленький внутри, Рух деловито пытался взломать защиту Темной башни, и судя по паре десятков смятых заклинаний, сиротливо ссыпавшихся по незримой стене, делал это давно и упорно.

Когда мокрая я оказалась у его ног, орк вздохнул, поднял меня и почесав затылок произнес:

— Хорошая защита.

Откашлявшись, я выпрямилась, зябко обняв себя за плечи и стараясь игнорировать мокрую прилипшую к телу сорочку, и была вынуждена признать — да, хорошая.

Эту башню я видела издали, когда кесарь создавал себе дворец. Жуткое, мрачное серое строение, с почерневшей крышей и местами стенами, что говорило о факте ее многоразового поджигания. Хотя казалось гореть было нечему — в отличие от темницы, в которой содержался Элионей, эту башню не окружало ничего, помимо выжженного пространства и трех степеней защиты. Трех незримых стен, оставивших лишь темный отпечаток на черной земле. Место было жутким. Вообще я не понимала, как можно было оставить эту башню в качестве дорогого памяти архитектурного памятника. Это если и был памятник, то какой-то… вконец жуткий.

— Утыррка ведь не ходить туда? — встревожился Рух.

— Ходить, — скорбно призналась я.

— Зачем? – не понял орк.

— Утыррка понятия не имеет, — в последнее время я становлюсь все более честной, пора бы заканчивать с этим.

Неодобрительно глянув на меня, Рух сказал:

— Защита сильная, Утыррка не пройти.

А мне шелестом ветра вспомнилось «Для тех, кому я позволяю…»


— Утыррка войти, — сказала я, до крови царапая ладонь. – Для Утыррки путь к Ледяному Свету открыт всегда.

И грустно улыбнувшись Руху, я приложила кровоточащую ладонь к стене.

И стена мягко обступила меня сиянием серебристого дождя, пропуская внутрь.

***

Когда я обернулась — огромного орка уже не было видно. Не было видно ничего, кроме сверкающей серебристой стены и… костей элларов, некогда пытавшихся пройти сюда.

Дрожа от холода, я огляделась, с ужасом осознавая — как много их здесь. Тех, кто пытался убить кесаря, но в итоге погиб сам. И убил себя сам… Прошли годы, но эти самоубийцы, а назвать иначе тех, кто рискнул напасть на Араэдена я чисто логически не могла, лежали здесь. Пресветлые, скалящиеся ветру и свету двух светил оголенными черепными костями, с ошметками треплемых на ветру светлых волос… несколько темных, судя по позам заколовших себя самостоятельно, и умерших с этим явно потрясших их осознанием, потому что челюсти были отвисшими… Одну темную. Она была мертва давно, но повисшее на цепях тело все еще обнимала ссохшаяся кожа, иссиня черные волосы закрывали лицо, на черном кожаном платье не было видно ни единого пореза… я поняла, что не хочу знать, как она умирала.

И подойдя к стене в двух шагах от нее, вновь приложила кровоточащую ладонь…

«Для тех, кому я позволяю»…

Эта стена осыпалась золотыми искрами, и зарры пропустили меня, не причинив вреда.

Но это меня, а здесь, во втором круге ада, всех остальных они просто убили.

И их было так много, тех, кого смертоностной магии кесаря пришлось убивать. Много настолько, что у меня был бы шанс вновь испытать сомнительное удовольствие от буквального хождения по трупам, но те же зарры, слившись, образовали золотой сверкающий на солнце мост, позволяя мне пройти.

И я прошла. К третьей стене.

Открыла с содроганием, и едва та опала черным пеплом, поняла, что боялась зря – здесь трупов не было. Ни трупов, ни костей, ни останков.

Здесь не было ничего.

Выжженная, истрескавшаяся, покрытая пеплом земля.

Ступать на которую было страшно, но я все же сделала новый шаг. Потом еще один, и еще, и еще…

Здесь явно было что-то не так с пространством, изначально показалось, что до башни от третьей стены шагов десять, не больше, но я совершила все сто, прежде чем коснулась почерневшего от времени и пламени железного кольца, чтобы потянув его на себя, наконец, открыть дверь этой проклятой башни.

Открыть и замереть на пороге.

Потому что первое, что я увидела, была надпись: «Мир принадлежит мне!»

Надпись, нацарапанная прямо на почерневшем от пожара полу. Дерганная, выведенная явно едва способной двигаться рукой, с искажением допустимым для языка древних элларов. Но шаг вперед и более четкое: «Мир принадлежит мне!», и вот уже этот уверенный почерк был мне хорошо знаком.

Еще шаг, и я замечаю все ту же надпись на стенах. Сначала неровную, словно бы писал ребенок, но затем все более и более отчетливую, поднимающуюся выше и выше.

«Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!», «Мир принадлежит мне!»…

Я стояла в центре башни, потрясенно оглядываясь.

Мыслей было так много…

Во сколько он научился писать? Два-три годика? Я не знаю, как растут местные дети, но Адрасик был очень смышленый, смог бы он написать такое в годик? Судя по нижней надписи, кесарю едва ли было больше…

«Мир принадлежит мне!»…

Я пошатнулась, поняла, что с трудом стою, но все так же продолжала оглядывать пол, стены, потолок и надпись… одну и ту же надпись абсолютно везде.

«Мир принадлежит мне!»…

И вздрогнула всем телом, едва услышала насмешливое:

— Я бы поинтересовался тем, что ты здесь делаешь, но в данный момент мне крайне любопытно, чем тебя надпись не устраивает?

Резко повернувшись на звук голоса, я, наконец, увидела кесаря.

Он сидел на полу, привалившись спиной к одноместной застеленной полуистлевшим покрывалом кровати и единственным, что было отчетливо видно в полумраке, а кесарь занял наименее освещенную часть помещения, были его сверкающие ледяной насмешкой глаза.

— Да ничем, — решительно направившись к супругу, ответила я, — разве что одной маленькой неувязочкой.

— Какой же? — безразлично поинтересовался император Эрадараса, даже не делая попытки встать.

Подойдя, я для начала обошла его с обеих сторон, выискивая кинжал где-нибудь в спине.

— Нежная моя, ты слишком плохого мнения о моих способностях к выживанию, — проследив за моими поисками, сообщил Араэден.

— Да как сказать, опыт, знаете ли, — язвительно ответила я, и, обойдя кесаря так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, присела на пол, вглядываясь в бледного, и судя по виду, явно переоценившего свои способности к выживанию императора.