Сварить медведя

– Мария, – пробормотал прост.

– Знаете, сколько времени ушло, чтобы уговорить ее снять косынку и распустить волосы? Но все же уговорил.

– Не думаю, что этот портрет следует показывать людям.

– В Стокгольме – почему бы нет?

– А следует ли?

– Девушка невероятно красива, господин прост. Красивее всех, кого я встречал. Портрет передает в лучшем случае десятую часть ее красоты.

Прост долго смотрел на портрет, словно хотел запомнить его в мельчайших деталях, потом посмотрел на Нильса Густафа:

– Вы не сторонник Пробуждения?

– В том смысле, который вкладывает господин прост? Нет, не сторонник.

– А хотите стать им? Могу рассказать, какое утешение я сам однажды получил в момент духовной катастрофы.

– Спасибо, не надо, – усмехнулся Нильс Густаф и начал смешивать краски. Но через какое-то мгновение поднял голову. – Впрочем, почему бы нет? Вы будет рассказывать, а я работать. Может, это как раз то, что нужно… если, конечно, мне удастся передать ваше душевное состояние.

Прост ненадолго закрыл глаза.

– Ту женщину тоже звали Мария, – сказал он.

И солгал. Женщину, которая жила в его душе, звали Милла Клементсдоттер. Но если художник узнает ее настоящее имя, начнет, чего доброго, разыскивать. Пытаться уговорить ее распустить волосы.

– Это случилось зимой, сразу после пасторского экзамена. Я предпринял поход по селам и январским вечером остановился в деревне Оселе. День был нелегким, и я очень устал. Все вокруг было словно придавлено тяжелой, бесконечной полярной ночью – и на душе у меня было не веселее.

– В такие минуты ищешь женского общества… – улыбнулся художник.

– Да-да… в такие минуты под звездным небом и нисходит на страдающую душу Божья благодать.





39


Вечера стали заметно холоднее. Животные уже готовились к долгой полярной зиме, люди тоже спешили собрать все с огородов и пополнить запасы на зиму. Кто-то лез осматривать крышу, кто-то конопатил щели в рассохшихся за лето срубах. Срочно выгребали ямы в отхожих местах, иначе за зиму испражнения вырастут в торчащую из очка обледеневшую башню.

Еще только кончался август, а прост уже с огорчением обнаружил, что кое-какие из его картофельных кустов повреждены ночными заморозками – кончики листьев потемнели и съежились. Сидя на корточках, маленькой лопаткой он начал копать землю у корней, пока в коричневой глине не блеснула живая желтизна. Прост вытащил твердый клубень и продолжил раскопки. Всего обнаружилось шесть больших клубней и два крошечных, величиной с горошину. Он выкопал их все и с любопытством поворачивал так и сяк. Колупнул ногтем тонкую кожуру – под ней белая мякоть. Вообще-то назвать то, что у картофеля под кожурой, мякотью, – сильное преувеличение. Прост откусил – наверное, ждал чего-то похожего на яблоко, ведь внешним видом клубни и вправду напоминали упавшие с дерева и немного подгнившие яблоки.

– Водянистый, – объявил он. – И никакого вкуса. Как вода.

В горсти отнес урожай к колодцу и отмыл от прилипшей земли.

– Яна, иди сюда! – позвал он дочь.

Дочь, игравшая с собакой, бросила палочку и подошла. Чалмо, которая только что яростно отнимала эту палочку у девочки, тут же разочарованно оставила ее на земле – потеряла интерес.

Прост отрезал ломтик, Яна начала было жевать, но тут же выплюнула в траву. Собака мгновенно подбежала, понюхала жвачку и брезгливо отвернулась.

– Ты хотел меня разыграть?

– Нет-нет… это называется картофель, – поспешил он объяснить. – Мне прислал товарищ по университету.

Теперь, когда клубни стали чистыми, на них легко было разглядеть небольшие темные углубления. Такие же были и на тех, что прост посадил в начале лета. Из этих углублений выстрелили тугие фиолетовые стебельки.

– Наверное, придется отдать поросенку, – сказал прост.

Но не отдал. Отнес картофелины в кухню и долго рассматривал через сильную лупу. Осторожно разрезал и рассмотрел структуру. Показал мне – зернистая, влажно поблескивающая желтовато-белая поверхность немного напоминала репу. На плите стояла чугунная кастрюля с кипящей водой. Прост побросал туда картофелины. Ничего не произошло. Даже кожура не сморщилась. Зато по кухне пошел теплый, приятный запах, немного похожий на запах влажного хлеба.

Прост время от времени тыкал в картофелины острой палочкой. Консистенция должна стать другой, сказал он и тут же объяснил, что это такое – консистенция. И в самом деле – через несколько минут палочка легко проходила насквозь, хотя на вид клубни нисколько не изменились. Он начал вылавливать их шумовкой. Руки немного дрожали от нетерпения.

В тот момент, когда все дымящиеся клубни были выложены на блюдо, в кухню вошла Брита Кайса. Посмотрела и сморщила нос:

– Это что, репа такая?

– Нет, не репа. Наш новый solanum.

– Снял урожай? – Она улыбнулась.


– Только первый куст. Собака есть не стала. Но то был сырой клубень, а я их сварил.

Брита Кайса осторожно разрезала клубень, отщипнула маленький кусочек и положила в рот. Прост, не сводя с нее глаз, сделал то же самое.

– Неплохо… только надо бы посолить. – Щеки Бриты Кайсы слегка порозовели, она взяла солонку и присолила разрезанный клубень.

Прост достал нож, дотянулся до масленки, соскоблил немного масла и положил на свой ломтик. Когда масло растаяло, он тоже бросил сверху несколько крупинок грубой каменной соли и отправил в рот.

Лицо его внезапно изменилось. Он даже глаза закрыл от наслаждения.

– Масло надо экономить, – строго сказала жена.

– Надо. Только сначала попробуй. Чуть-чуть масла и соль.

Брита Кайса неохотно повторила всю процедуру. Положила в рот, беспокойно посмотрела на мужа и сказала вот что:

– Ой.

Прост решил, что жена обожгла язык. Но нет – она смотрела с явным недоверием, словно сомневалась, что на свете может существовать что-то настолько вкусное.

– Картофель? – с сомнением спросила она.

– Ну да. Тот, что я сажал, помнишь? Шесть клубней с одного кустика.

– Божественно вкусно…

– Еще бы.

– Он настолько вкусный, что… наверное, ядовитый.

– Скоро узнаем.

Прост разрезал еще одну картофелину. Они так и ели с одного блюда.

– Шесть штук, говоришь, с одного кустика?

– Да… там еще есть.

– Картофель… – еще раз повторила жена. – Вот этот… как его… соланум?

– Я уж хотел поросенку отдать.

– Спятил?

– Шучу. Я знал, его надо варить. И если есть с солью и с маслом…

– Можно и без масла.

– Представляешь? Из одного проросшего клубня получилось шесть! А если и остальные такие же? Надо рассказать прихожанам. На ближайшей же проповеди.

– Народ, думаю, предпочитает репу.

– И что? Почему не посоветовать?

– Ну да… как добавка, наверное, неплохо, – вслух подумала Брита Кайса.

– А какой вкус! – возбужденно воскликнул прост. – Свежесваренный картофель, только что с грядки! На всю жизнь запомню.

– Только бы не заболеть.

– И что? Помрем в блаженстве.

Брита Кайса засмеялась и махнула на мужа рукой.

– Говоришь, там еще есть?

– Я же сказал. И детям сварим.

– У меня в животе что-то урчит. Может, он, твой картофель… вроде мухомора? Сразу ничего не чувствуешь, а уже через час…

– Пойдем-ка полежим, Кайса. Это сытость, и больше ничего.

– Да, наверное… сохрани нас Бог!