Страшный человек

Токарев поднял трубку телефона, набрал короткий номер и произнес: «Федоров? Сережа, заводи через пять минут, да вот еще что…» Поймав на себе растерянный взгляд Титова, Токарев сделал движение рукой: мол, «свободен, что стоишь» — и продолжил разговор с невидимым собеседником.

«Вот так жук этот Токарев. Кто бы мог подумать, чуть на признание меня не раскрутил. В какой-то момент показалось: еще чуть-чуть нажмет на совесть, и я сам все расскажу, чтобы предотвратить убийство. Мурашки по спине. Жуть! Права Варька, замордуют теперь, — горевал Титов по пути в офис. После допроса у него развеялось впечатление собственной неуязвимости и интеллектуальном превосходстве. — Вот же, как все сложно. Знаю точно — не виноват, правда на моей стороне, наоборот, девушку защитил, грабителя задержал, а выходишь из конторы — и тошно на душе. С другой стороны, может быть, всё и не зря. Когда моя акция начнется, наверняка и ко мне вопросы возникнут. Пусть, такая тренировка вовсе не лишняя. Нужно быть готовым отвечать четко и не сбиваться. Ладно, поезжу к Токареву, поговорю, оботрусь. В принципе, чем чаще я там буду, тем легче мне потом общаться. Они все-таки не такие дураки, как я думал. Этот Николай Иванович, видно, опытный следак, психолог, вон как за слова-то цепляется, теории выводит. Ничего, нормально всё. Что ни делается, всё к лучшему. Черт с ними, разберусь. Вот что мне с Семигиным делать — проблема».

Было что-то опасное в фигуре нового компаньона, но что?





7




Настораживал странный стиль работы Семигина. Формально он являлся начальником отдела по работе с клиентами московского торгового дома. Это формально, а фактически Виктор Юрьевич представлял собой передатчик. Он сам ничего практически не говорил, ничего не обещал и, видимо, ни в чем не разбирался. Вопросы к Титову строго зачитывал с бумажки, собирал информацию и на следующий день доводил свое мнение. Получая вопросы, он отвечал: «Мне нужно подумать, вникнуть, посоветоваться, тут все непросто, документы отправляйте на почту», фиксировал вопрос в ежедневнике. Был как-то чрезвычайно зажат и, казалось, запуган. Вместе с тем много времени проводил на заводе, много перемещался, и его часто можно было видеть в КБ, в отделе продаж, в лаборатории, в цехах. Причем в лаборатории он вел длинные разговоры с Волковым, который полюбил всей душой Семигина, видимо назло Титову. Удивительный энтузиазм для дилетанта. На контакт с Александром он не шел, тем, за исключением производственных, не поддерживал. Самое же занятное то, что он не казался заинтересованным в результате работы.

Тем не менее работа шла согласно утвержденному графику. Инженеры делали фотографии и описания изделий, юристы и бухгалтерия согласовывали договор, начальник отдела продаж вела финансовое согласование. Контролировал работы Титов лично. К нему в кабинет то выстраивалась очередь, то все вместе вваливались для решения общего вопроса. Настроение команды выглядело крайне настороженным. Все боялись Москвы. Говорили: «Сожрет и не поморщится. Все наши секреты и рецепты узнают — и привет». Однако решение совета директоров — закон.

Надо сказать, что в целом сделка выглядела достаточно привлекательной. Москвичи обещали на пятьдесят процентов увеличить продажи завода. Требовался переход на работу в две смены, увеличение закупок сырья, набор персонала. За хороший дисконт клиенты обещали предоплату на квартал вперед, позволяя, таким образом, безболезненно преодолеть нехватку оборотных средств, погасить просроченную кредиторку и вообще — жить. На следующей неделе Титов планировал командировку в Москву для ознакомления с контрагентом лично и персонально.

В обеденный перерыв, когда секретарша обычно перекрывала доступ в кабинет генерального для посетителей и жестко фильтровала звонки, в дверь кто-то робко постучал. Титов не успел отозваться, как в проеме появилась голова Волкова.

— Привет, Саша, — виновато проговорил Олег и робко вошел. — Извини, что в обед тебя беспокою, нужно поговорить.

— Здравствуй, Олег. Давай без церемоний. Что-то случилось? — Титов поднялся и прошел навстречу компаньону. «Извиняться пришел, — подумал он, испытывая некоторые терзания за подброшенную фотографию. — Совесть замучила». Жалости, тем не менее, он в себе не заметил.

— Ты в курсе, Женька собирает нас в воскресенье?

— Он мне не звонил еще. Послезавтра? Он же на конец месяца планировал… — занервничал Титов. — Проблемы какие-то?

— Не сказал. Говорит, на собрании все объяснит.

— А где?

— В «Острове». Наше любимое место. Он приглашает нас с тобой на два часа, а семьи на пять. Пикник такой, на обочине жизни.

— Странно, что мне не позвонил.

— Позвонит еще. Ты жену возьмешь?

— Ну, а чего? Конечно. Что ж он все не по-человечески организовывает-то?

— Тебе не все равно? Я вот думаю: брать семью или нет? Хочется, конечно, вывезти на природу. Дашке полезно. Но как-то… Большая она уже, доченька моя.

Волков замолчал, отвернулся к окну, и глаза его увлажнились.

К сожалению, лечение дочери, несмотря на огромные деньги, приносило мало пользы. Девочка несколько отставала в развитии, практически ничего не знала из того, что знают девчонки в ее возрасте, обучение проходила заочно по специальной программе для аутистов. В свои восемнадцать она по развитию едва дотягивала до пятнадцати. Прогнозы врачей неутешительные — это не лечится в принципе, она навсегда останется странной, не способной строить жизнь самостоятельно, но некоторый прогресс будет. Рекомендации — продолжать лечение, платить и не скупиться. Сама из дома Даша выходила не дальше двора. Гуляла сидя на скамейке с книгой. Дополнительные трудности из последних — начавшееся половое созревание оказывало свое специфическое влияние.

— Говорят, природа отдыхает на детях гениев, — промокнув глаза платком, продолжал Волков. — Я, конечно, не гений, способности некоторые есть. Доктор наук, опять же, — он засопел. — Знаешь, я отказался бы от всего: от науки, от способностей этих, от денег, — лишь бы Дашка была просто нормальной девочкой. Такой, как все, не надо больше. Знаешь, Саш, мы, здоровые люди, мучаемся всякой ерундой, мечтаем о чем-то, а кому-то нужно просто быть нормальным. Чтобы ножки ходили, ручки двигались. Эти детки ни о чем больше не мечтают, как о том, чтобы побегать с другими ребятами во дворе, просто побегать, мяч погонять. Вот и все их счастье. Нам этого не понять, нам денег давай, власти, роскоши. Поэтому мы и несчастные всю жизнь, что счастье свое видеть не умеем. Бог нам, дуракам, показывает примеры, а мы не понимаем. Помнишь меня в институте?

— Такое не забудешь, Олежка!

— Вот-вот. А зачем оно все было? Не знаешь? И я сейчас не знаю. Стыдно мне теперь, хочешь верь, хочешь не верь. Словно Бог меня за заносчивость и глупость унизил, раз я слепой. Дашенька моя! В чем она-то виновата? Или это хромосомы мои, будь они неладны, — он снова вытер слезы. — Самое ужасное, что ничего сделать нельзя, исправить нельзя. Живи и смотри, пока сердце выдерживает, а там… — он махнул рукой. — Сил нет, тяжело! Работа только и отвлекает на время, но дома… — он замолчал на минуту, потом продолжил: — Сань, ты не сердись на меня за тот разговор. Я совсем так не думаю. Ты много делаешь для фирмы и для нас, а получаешь мало. Я это вижу и знаю. По-честному, тебе впору на нас собак спускать. Но ты молчишь. Дал слово и терпишь. Ценю твое благородство, я бы так не смог. Женька сказал, что на нашей встрече сделает предложение, которое воздаст тебе по заслугам. Наконец-то. Думаю, ты будешь доволен.

Титов молчал, глядя на слезливого друга.


— Так как думаешь, брать мне девчонок моих? Там Женькины дети будут, смогут они правильно среагировать? Ты не думай, Дашка не имбецил, просто она живет в каком-то своем мире, где свой порядок и свои ценности. Она много читает. Когда ее разговоришь на интересующую ее тему, она, оказывается, знает столько, что удивишься. Мистикой увлекается, пророчествами. Сейчас вот медицину сама изучает зачем-то. Со стороны это выглядит дико, дети таких отклонений не прощают. Наверное, не стоит ее брать.

— Обязательно бери. Обязательно! Не смей комплексовать! Все всё поймут, не скоты же мы, в самом деле!

— Спасибо тебе, Саша. Пошел я.

Волков резко оборвал разговор, поднялся, как-то по-стариковски сгорбившись, шаркая ногами направился к двери, открыл ее и, не оборачиваясь, вышел. Глядя ему вслед, Александр усомнился в целесообразности своих отвратительных планов и решил при случае изъять из халата Волкова ту фотографию. Принятое новое решение воодушевило Титова, принесло ему облегчение, но все досконально обдумать он собрался после встречи со следователем.

Обед тем временем закончился.

Работа кипела, когда ему позвонил Токарев и пригласил в отдел для уточнения «кое-каких деталей». Титов закончил дела пораньше и приехал в отдел.





***


Токарев выглядел еще более уставшим и озабоченным, даже как будто опухшим.

— Здравствуйте, Николай Иванович! Рад вас видеть в добром здравии, хорошо выглядите! Какие такие детали мне следует уточнить? Я полностью в вашем распоряжении.

— Сегодня вы совсем другой — воплощенная бодрость. Дела на работе хорошо идут?

— Всё-то вы понимаете, как Вольф Мессинг, даже еще хуже. Так что за детали?

— Такое дело, Александр Михайлович, — пряча глаза, начал следователь. — Бывшая потерпевшая отказалась писать заявление, теперь она свидетель. Да-с. Она написала объяснение, из которого следует, что никто ее не грабил. Следов побоев на ней нет, все вещи, документы и деньги при ней. Вот такая загогулина, как говорил один великий человек.

Глядя на отвисшую челюсть Титова, Токарев достал из папки листок.

— Благоволите убедиться. Но это еще не всё. Тот, кого вы схватили, — Изотов Артем Васильевич, студент, отличник, — готовит, заметьте, вместе с лучшим адвокатом города, в настоящий момент заявление против вас. Со дня на день принесет. С его слов, он совершал вечернюю пробежку для тренировки, никого не трогал, и вдруг гражданин Титов напал на него из неизвестных побуждений, нанес телесные повреждения средней тяжести, ударил головой об асфальт и в обморочном состоянии сдал полиции. Побои сняты, в деле есть справка из районной поликлиники от четырнадцатого числа — это серьезный ушиб основания черепа, сотрясение мозга, гематомы на шее, на груди, на спине, на руках, растяжения сухожилий правой и левой рук, глубокое рассечение на лбу. Утратил человек часть здоровья, медицина подтверждает. Страшное дело! Словно под поезд парень попал.

— Позвольте, Изотов — это не сын ли начальника налоговой?

— Он самый, а какое это имеет значение? Перед законом все равны, — Токарев еле заметно усмехнулся.

— Бред какой-то, — начал осознавать положение Титов. — Все же не так совсем было! Ну, вы же понимаете.

— Я, уважаемый Александр Михайлович, много чего понимаю. Но есть факты, и есть отсутствие фактов. В суде принято рассматривать именно факты. Более того, есть свидетель, который четко подтверждает историю в интерпретации Артема Изотова. Буквально до мелочей. А у вас свидетель есть? Нет? В том-то и дело.

— Да чушь это все, они купили всех, я знаю! Я тоже завтра свидетеля приведу, пятерых! Это бомж какой-нибудь, конечно? — Титов переходил на крик.

— Вовсе нет, совсем наоборот, пенсионер, житель вашего дома, заслуженный человек.

— Зацепили на чем-то или купили.

— Не знаю, обратили вы внимание или нет: на двери с обратной стороны бумажка прилеплена. Все разговоры записываются. Вон она, камера, видите? Так что имейте в виду, много чего может использоваться как клевета. Купили, продали — это все бабский треп, извините. Давайте придерживаться фактов.

— Каких фактов? Ну каких?

— Перечисляю. Факт номер один. Нападение на мирно пробегающего трусцой Изотова прямо подтверждается показаниями упомянутого свидетеля, косвенно вашими объяснениями и заявлением самого Изотова, когда он его передаст. Факт номер два. Побои официально зафиксированы только Изотовым, что подтверждает факт нападения на него и избиения.

С каждым фактом Александр словно каменел, не в силах вымолвить ни слова. Он будто попал в зубы тяжелого механизма, который медленно вкручивал его стальными шестернями внутрь себя. Скрипело железо, хрустели кости. Осознание беды отставало от получаемой информации. Холод пробежал по его спине.

Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте.
Купить недорого с доставкой можно здесь