Стоящие на краю

— Ты уедешь!

— Ты можешь выгнать меня из дома, и тогда я буду спать в палатке на берегу озера. И заберу с собой ликёр, тебе не оставлю.

— Ты сталкер!

Демьян резко остановился. Дарси сбилась с шага, подняла взгляд, в глазах гнев и надежда вперемешку.

— Я никогда и ничего от тебя не потребую, только позволь мне остаться, — сказал он тихо.

Эти слова подрубили Дарси под корень. Она прерывисто вздохнула, потёрла лицо. Из-под её громкой решимости выглянула правда, беззащитная и напуганная.

— Ты… Демон, вот ты кто! — прошептала.

— Зато теперь мы живём вместе! — Демьян обнял её за талию, за что сразу получил в челюсть. Но это его не расстроило. Главное — отвоевать себе место рядом с Дарси, не придумывая ему названия. У них не отношения, не связь, не дружба. Просто «рядом».

Дарси схватила его за рубашку и тряхнула так, что отлетела верхняя пуговица.

— Это твоё «жить вместе»… ты же не имеешь в виду… вместе? — спросила, заикаясь от гнева.

— Вместе? — Демьян комически расширил глаза. — Нет, конечно! Ты не дотягиваешь до моего стандарта.

— На пару размеров груди?

Он окинул Дарси критическим взглядом.

— А то и на все три!

Дарси ткнула Демьяна локтем, а потом рассмеялась. Выгнать его надо, нахального до неприличия. Ему не место на её финишной прямой. Но сегодня — первый безоблачный день, и не только в смысле погоды. Демьян развеял тучи, в том числе метафорические. Как ни безрадостен пункт назначения, всё приятнее, когда путь полон света.

А ещё Дарси заметила странность — когда она позволила Демьяну остаться, он так обрадовался, будто ему это нужно. Будто он приехал ради удовольствия. Но это бред, шалость подсознания Дарси… ведь ей хочется, чтобы Демьян остался. Себе-то уж можно признаться! Поэтому и не отправила игрушечный мотоцикл по почте, и через отца не передала. Надеялась увидеть Демьяна, чтобы внутри неё снова зажегся свет. Она со всем справится, но поднакопить бы сил… А Демьяну каким-то немыслимым образом удаётся её встряхнуть, с ним она сильнее.

Как он сказал? «Рядом с теми, кто слаб, должен быть кто-то сильный. В нашем случае это я».

Наглец! Она будет его прогонять, ещё как будет, у неё уже сто способов продумано. А он… а вдруг он останется?

Только бы не из жалости… Если увидит жалость в его глазах, тотчас прогонит. Или сама уйдёт, в носках и пижаме через лес до города. Хотя если он приехал не из жалости, то, значит, ради выгоды, чтобы отец продолжал вливать деньги в агентство. Других причин и быть не может. А отец рад сложить ответственность за дочь на чужие плечи и заплатить за помощь. Кириллу отец не доверяет, а вот Демьян его чем-то впечатлил.

Дарси опустила голову, чтобы не смотреть на Демьяна, не увидеть корысть в его глазах. Не сейчас. Время всё расставит по местам, а ей рано волноваться о будущем. Прожить бы сегодняшний день с достоинством и каплей радости.



Они вернулись с прогулки, и дальше всё по накатанной программе — магазины, озеро, шашлыки, фильм. Демьян подстерегал момент, когда можно будет заговорить о будущем.

Дарси первая подняла тему болезни.

— Папа сказал, что ты разговаривал с врачами.

— Я задавал теоретические вопросы, о тебе не рассказывал.

— Больше им не звони, это не твоё дело!

— А чьё? Твоего отца?

Демьян приготовился к нелёгкому спору. Сейчас Дарси рассердится и снова станет его выгонять.

Но всё оказалось намного хуже. Лучше бы они спорили! Лучше бы Дарси злилась, прогоняла его, ругалась. Всё лучше, чем прозвучавшие откровения.

— Нет, папа… сдался. Он ведёт себя так, будто я уже умерла. Ему так легче, чем надеяться на хорошее, а потом снова и снова разочаровываться. — Вздохнув, Дарси поднялась на ноги. С такими мыслями не усидишь. Она не хотела говорить об отце, но и промолчать не смогла. Схватив Демьяна за плечо, воскликнула: — Только не осуждай его!

Она стояла перед Демьяном в мешковатых джинсах и в майке, облегающей худенькую грудь. Огромная сила в маленькой женщине.

— Я не осуждаю папу, — чеканила каждое слово. — Он пережил всё это с мамой, безмерное горе и кучу пустых надежд. И при этом нёс в себе мою тайну, даже Инге не сразу признался. Он поселил меня отдельно, но не отстранился, хотя и мог. Ведь он очень страдал вместе с мамой, а я была напоминанием, что ему придётся пройти через это ещё раз, со мной. Он нёс всё это в себе и заботился о моём счастье. Да, он вмешивался в мою жизнь, но таковы многие родители. А при этом он знал, какой кошмар меня ждёт. Я не могу его осуждать. Он сделал самое прекрасное, что можно сделать для любимого человека, — нёс на себе моё горе, скрывал его от меня, пока мог. Папа — невероятно сильный мужчина. В школе я написала о нём сочинение, до сих пор его помню. «Любовь сильного мужчины меняет тебя, в чём-то подчиняет. Но при этом она дарит тебе крылья, наполняет силой и счастьем. Однажды познав такую любовь, ты уже не согласишься на меньшее». Не осуждай отца, ладно?

— Я и не собирался.

Дарси тяжело дышала, как после пробежки. Эмоции вышли из неё, бледными мазками иссушив её кожу.

Она прилегла на диван рядом с Демьяном и положила голову ему на колени.

— А мне хотелось, — вдруг призналась еле слышно.

— Осуждать?


— Да. Очень хотелось, особенно когда папа заговорил со мной о суициде.

Дарси шептала ему в колени. Влажное тепло её голоса контрастировало с ледяным холодом, пронизавшим Демьяна от этих слов.

— Ты наверняка слышал о суициде с врачебной помощью. В будущем, если мне станет невыносимо плохо, но я ещё буду способна принимать решения… в Швейцарии есть организации, которые помогают с суицидом. Оказывается, мама этого хотела, но не было возможности. Папа сказал, что, если я буду очень мучиться, он отвезёт…

Демьян подорвался с места. Вышел наружу через веранду и стремительно пошёл к озеру. Дарси он держал на руках.

Она испуганно вертела головой.

— Ты куда?! Темно же! Ногу сломаешь! — Она болтала ногами, извивалась, стремясь вырваться из его хватки. — Остановись! Что с тобой?

Слова Дарси превратились в петлю вокруг его шеи, затянули удавку, и он больше не мог ни дышать, ни стоять на месте. Только бежать, не разбирая дороги и прижимая Дарси к себе.

Он нёсся вдоль берега на бешеной скорости, которая позволяла ни о чём не думать. Еле замечал коряги, корни деревьев и камни, едва заметные в слабом свете соседних домов.

Дарси молотила его кулаками по плечам.

— Отпусти-отпусти-отпусти!

Опомнившись, он поставил её на землю, с трудом распрямил руки.

Внутри него как ядерный взрыв. И не спрашивайте его мнения, не ждите заумных суждений. Взрыв. Все «за», «против», все планы и мысли превратились в ослепительно белое пятно.

— Папа не хотел ничего плохого! Эй! Ты меня слышишь? Я должна думать о будущем! — Потоптавшись на мокрой земле в носках, Дарси вздохнула: — Как ты думаешь, это неправильно, что я не хочу думать об… этом?

— Знаешь, что неправильно? Что тебе в голову пришёл этот вопрос! Ещё одно такое заявление, и я запрещу тебе разговаривать с отцом! И вообще… ты… ты… едешь со мной в Германию к Миселю! — проорал Демьян, стирая со лба стекающий в глаза пот. Ночь жаркой не была, от ходьбы он не запыхался, но пот, местами ледяной, местами обжигающий, стекал по его телу. И мурашки, пупырышки… вся кожа болезненно стянута, а внутри — пожар. Может, в предложении Архипова и есть некая гуманность, возможность выбора для Дарси, но Демьян не может ни думать об этом, ни уж тем более представлять. Непонятно, с чего его так взорвало, ведь читал, что это за болезнь, и Тамару видел. Но вот он, потрясённый и невменяемый, обливается потом и дрожит.

— Что с тобой? Ты оставил дверь распахнутой. Я не могу идти, я в носках! — наклонившись, Дарси дотронулась до его стопы. — И ты тоже в носках!

После её прикосновения Демьян очнулся и осознал, что проболтался о поездке в Германию. А ведь он хотел сначала подготовить Дарси, завоевать её доверие и только потом заговорить о Миселе… но у ядерного взрыва свои правила.

Пока он бежал с Дарси на руках, не ощущал боли, а теперь заныли стопы. Проколол их и ушиб в нескольких местах, но всё равно заставил Дарси запрыгнуть ему на спину и захромал домой.

— Что с тобой случилось? — усадив Демьяна на стул, Дарси опустилась на колени, чтобы осмотреть его ноги.

Он и сам не знал, что с ним произошло. Молча смотрел, как Дарси снимает его пропитанные кровью и грязью носки.

Она вымыла его ноги в тазике, намазала йодом, подула. Подула! Она бы ещё наклейку дала: «Я смелый мальчик»!

А потом принесла Демьяну свои пушистые носки. Бирюзовые.

— Я не стала копаться в твоих вещах, поэтому поносишь пока мои носки, — хихикнула. Вся её жизнь покорёжена, перевёрнута, а она трясётся над его царапиной. В этом вся Дарси.

Странное ощущение, забота. Как влажное тепло — вроде приятно, а вроде нет. Непривычно.

— Теперь хоть объяснишь, с чего тебе снесло крышу? — спросила.

— Иногда я ненавижу твоего отца.

— Только иногда? А в другое время ты его любишь?

Демьян поднялся на ноги, дохромал до гостиной и нащупал в темноте нужную бутылку. Водка.

Дарси шла следом и теперь стояла в темноте у него за спиной.

— Иногда я ненавижу твоего отца, а иногда я перед ним преклоняюсь, — признался он.

Архипов не врал, не красовался, когда говорил, что его карт нет в обычной колоде. Страшно представить, каково ему было все эти годы! Но иногда желание убить его сильнее преклонения.

— Я тоже. — Включив свет, Дарси подала Демьяну стакан. — Пей, только не залпом! — слабо улыбнулась. — Раз ты везёшь меня в Германию, я хочу это обсудить до того, как ты напьёшься.

Демьян демонстративно убрал бутылку.

— Извини, что накричал на тебя. Я не заставляю тебя ехать, но хочу предложить…

— Что ты знаешь о Миселе? — перебила Дарси.

— Достаточно.

Она скривила губы.

— Что такое «достаточно», когда речь идёт о человеке, который собирается изменить мои гены? Ты говорил об этом с отцом?

— Да.