Срединная Англия

— Ну так и радуйся, боже ты мой, — сказал Филип, хлопая его по спине. — Большинству людей и пятнадцати минут славы не перепадает.

— Я бы не называл это славой…

— Ой, Бен! — одернула его Лоис.

— К тебе журналисты едут общаться, верно? — сказал Дуг. — Твоя фотография будет в газетах. Красивые женщины станут падать к твоим ногам. Тебя начнут узнавать в общественных местах.

До все еще отнекивавшегося Бенджамина дошло, что кто-то ошивается у него за плечом. Он повернулся и увидел молодую белокурую женщину, которую можно было без особого преувеличения назвать красивой, — она стояла рядом, смотрела на него с уважением и ждала, когда сможет обратить на себя его внимание.

— Прошу прощения, — сказала она с обаятельной заминкой в голосе, которую легко было расценить как почтительность. — Вы же… Бенджамин Тракаллей?

Все умолкли. Казалось, они вместе стали свидетелями начала Бенджаминовой новой жизни.

— Да? — ответил он с вопросительной интонацией. А затем повторил — горделивее, увереннее: — Да. Да, это я.

— Отлично, — сказала женщина. — Ваш столик накрыт.





23





Август 2015-го


Церемония открытия Олимпийских игр 2012 года подействовала на Соана глубоко и по-особенному. Она изменила направление его исследований: Соан теперь сосредоточился на литературных, кинематографических и музыкальных образах английскости. В частности, провозившись с этой темой несколько месяцев, он очаровался представлением о Глубинной Англии — начал все чаще сталкиваться с этим понятием и в газетных статьях, и в научных журналах. Что это, если поточнее? Психогеографическое явление, связанное с деревенской лужайкой, соломенной крышей местного паба, красной телефонной будкой и тихим стуком крикетного мяча о биту? Или же, чтобы полностью постичь его, необходимо погрузиться в сочинения Честертона и Пристли, Х. Э. Бейтса и Л. Т. К. Ролта?[93] Помогает ли смотреть «Кентерберийский рассказ» Майкла Пауэлла или «Как прошел день?» Кавальканти?[94] Обнаруживается ли музыкальная выжимка этого понятия в работах Элгара, Вона Уильямса или Джорджа Баттеруорта?[95] В полотнах Констебла? Или на самом деле мощнее всего оно выражено в аллегорической форме у Дж. Р. Р. Толкина, в том, как он придумал Шир и населил его пасторальную идиллию доблестными, сосредоточенными на своем хоббитами, склонными к дрёме и самодовольству, если оставить их в покое, яростными, если им досадить, и едва ли не самое лучшее в этих существах — хотя с виду это менее всего вероятно — то, что на них можно положиться в трудный час? Вероятно, существовала связь или даже сущностное родство с французским идеалом La France profonde[96]… Соан часто разговаривал об этом с Софи, до позднего вечера по вторникам и средам, когда она ночевала у него в квартире в Клэпэме, но им так и не удалось определиться с понятиями, снять ключевые вопросы, что такое в самом деле Глубинная Англия или где ее искать. Но утром в воскресенье 9 августа 2015 года Софи, как ей показалось, ближе всего подошла к решению этой загадки. Если Глубокая Англия существует, решила она, — ее место здесь, у пятой лунки в «Загородном гольф-клубе» Кёрнел-Магны.

Софи наблюдала, отчасти оторопело, отчасти с брюзгливым восхищением, как Иэн оценил положение своего мяча на краю фервея и быстро, решительно вытащил из сумки клюшку.

— Айрон номер семь, — пояснил он — будто это добавляло смысла.

— Отличный выбор.

Софи произнесла это так, что, как ей казалось, было очевидно: она понятия не имеет, что Иэн имеет в виду, но он уже встал у мяча и прикидывал расстояние до лужайки, а потому ему недосуг было замечать.

За миг до удара по мячу воцарилась почти идеальная тишина. Да, слышались птичьи трели, но они лишь подчеркивали во всем остальном глубинный покой. Не доносился шум автомобилей с М40 неподалеку, никакого даже малейшего рокота, его, возможно, глушили деревья — изящная цепочка дубов и лиственниц, окаймлявшая восточную сторону фервея, терпеливо и прилежно стоявшая на карауле при этом тщательно постриженном пейзаже. Солнце палило в безоблачном небе — небе насыщенной безупречной синевы. Это утро вообще было симфонией синего и зеленого: над Софи — небо, справа от нее, в отдалении, — переливчатая синева водной преграды, маленького искусственного пруда, вокруг Софи — разнообразная зелень, обустроенная и человеком, и природой, бесконечно умиротворяющая и приятная для глаз. Ход времени словно отменен. Софи завладел беспредельный покой. В этом драгоценном сокровенном пространстве ничто не значило больше и не было важнее простой лобовой задачи: загнать мяч в лунку как можно меньшим количеством ударов.

Иэн все еще слегка переминался с ноги на ногу, приноравливал свой центр тяжести; еще раз осторожно разместил клюшку у мяча, затем замахнулся и мощным, изящным движением ударил. Мяч вспорхнул ввысь, описал красивую дугу, на миг исчез из вида, а затем плюхнулся на траву и, подпрыгнув, замер примерно в шести футах от лунки.

— Славно, — промолвила миссис Бишоп, стоя прямо позади Иэна.

— Действительно очень хорошо, — произнес мистер Бишоп с другого края фервея, где его мяч застрял в высокой траве.

Мистер Ху, последний из четверки, не сказал ничего. Он стоял посередине фервея и уже пошел вперед, таща за собой тележку, к своему мячу, чуть было не улетевшему в песок.

— У тебя хорошо получается, — сказала Софи, пока Иэн запихивал клюшку обратно в сумку.

Он улыбнулся.

— Раз на раз не приходится.

Двинулись вперед по солнышку. Софи взяла Иэна под руку.

Эта новая привычка — игра в гольф каждое воскресное утро — уже несколько месяцев была для них источником напряжения. Иэну играть нравилось всегда, однако эти еженедельные походы стали священными: три часа на поле, обычно с Саймоном Бишопом и его родителями, а затем обед с матерью — либо у нее дома, либо при гольф-клубе. Вместе с футбольными матчами по субботам это означало, что их выходные почти целиком посвящены спорту, и получалось, что основную часть суббот и воскресений Софи проводила в одиночестве у них в квартире.

— Дело в том, — пьяно говорила она, уставившись на болтавшиеся у нее в стакане остатки шнапса и размышляя, насколько сильно они подействуют, — что я не могу понять, то ли мы все больше врозь, то ли мы всегда были очень врозь, а я вот только начала это замечать.

Сигрид из «Скай Артс», режиссер документального фильма о Вермеере, подалась вперед и коснулась руки Софи. Дело шло к двум часам ночи, и они были одними из последних посетителей громадного, сумрачного бара на Гравенстраат.

— Много общего с партнером, — сказала она, — ничего не значит. У нас с Питером одни и те же интересы, политика одна и та же, мнения одинаковые… И что мне это дало?

Она уже изложила Софи — довольно подробно — историю своего кошмарного брака, начавшегося как союз душ, а завершившегося домашним насилием.

— Питер оказался говном, — сказала она. — Лживым говном. Предательским говном. Буйным говном. Как думаешь, твой муж — говно?

— Нет, — сказала Софи. — Однозначно нет.

— Ты его любишь?


Софи помедлила. Вопрос казался невозможным.

— Наверное…

— Он тебе нравится?

— Да. — Без запинки.

— Ты ему доверяешь?

— Да.

— А жизнь свою ему доверишь?

— Да, доверю.

— Тогда, бля, держись за него. Ну проголосовал он за консерваторов на последних выборах, а ты — за лейбористов, и что? Жизнь к этому не сводится. Мой бывший муж был социалистом и при этом разбил мне лицо однажды вечером — за то, что я задержалась у подруги.

— Да, — сказала Софи. — Конечно. Ты совершенно права.

— Если тебе кажется, что вы все больше врозь, будь к нему поближе. Приложи усилия. И тогда он, возможно, заметит это и постарается быть поближе к тебе.

Софи неуверенно покивала и повторила:

— К нему поближе…

— Не знаю… Поезжай, сыграй с ним в этот его дурацкий гольф. Покажи готовность. Не ужас же будет? По крайней мере физкультура и свежий воздух.

Вот так Софи через несколько дней оказалась здесь. Провести воскресное утро в «Загородном гольф-клубе» в Кёрнел-Магне — там, где еще пять лет назад ноги бы ее не оказалось. И в голову бы не пришло, что она, шагая под солнцем рука об руку с мужем, наконец обретет Глубокую Англию, — и что получится совсем не так плохо.

— Как думаешь, что он из всего этого извлекает? — спросила она у Иэна, кивая на мистера Ху.

— Думаю, у них в Китае тоже есть поля для гольфа, — ответил он.

— Да, конечно, и все-таки… из вот этого. — Она обвела рукой окрестности. — Это же все такое стереотипно английское. Я вот думаю, не кажется ли ему это все экзотикой.

— Уверен, ему это страшно нравится.

Мистер Ху Давэй прибыл в Великобританию на несколько дней, чтобы укрепить деловые отношения с Эндрю Бишопом, отцом Саймона. Эндрю посвятил свою трудовую жизнь молочному скотоводству и как раз переоснащал то, что исходно было маленькой семейной фермой, в расширяющееся международное сельхозпредприятие. Мистеру Бишопу уже было хорошо за шестьдесят, но никакого желания уйти на покой и никакого недостатка в идеях он не выказывал: только что обнаружил выгодный новый рынок экспорта в Китае, где британское молоко имело крепкую репутацию, а ультрапастеризованное молоко пользовалось особенно высоким спросом. На прекрасной ферме Бишопов XVIII века постройки мистер Ху гостил с четверга и получил полное удовольствие от визитов в доильные сараи и на фабрику переработки, провел вечер субботы в Стратфорде-на-Эйвоне с миссис Бишоп, увенчавшийся посещением «Кориолана» в КШК, а в это утро воспользовался возможностью продемонстрировать свои умения в гольфе — умения впечатляющие. (Игру он завершил с форой в три очка.) Мистер Ху играл в паре с Эндрю против Иэна и миссис Бишоп — Саймон все выходные работал, — и после четырех лунок они уже опережали на два очка.

— Давайте же, Мэри, — приговаривал Иэн, стоя рядом со своей партнершей, пока она примеривалась к очередному удару. — Мы справимся. Отыграемся.

Мяч Мэри лежал посередине фервея, но до лужайки не долетел почти пятьдесят ярдов. Если на этот раз закинет мяч так, чтобы его потом можно было загнать в лунку, ей все равно удастся закончить в регламенте. Но она сильно зарезала мяч: длина полета была рассчитана хорошо, но мяч унесло за край лужайки.

— Досада, — проговорила она.

— Не беда, — сказал Иэн. — Не все потеряно.

Вопреки этому утешению, Мэри, шагая дальше, качала головой, укоряя себя за такой перекос. А затем:

— Я так поняла, вы были в Амстердаме, — обратилась она к Софи, когда они приблизились к лужайке. — Милый город, правда? Я туда ездила с Женским институтом, один раз, много лет назад. Хорошо вам там было? Так важно время от времени делать передышку, верно?

— Ну, — сказала Софи, — получилась не очень-то передышка. Хотя я…

— Мы с Эндрю постановили раз в пару месяцев ездить куда-нибудь, — говорила Мэри — явно не самый лучший на свете слушатель. — Всего за один этот год мы были… дайте вспомнить… Будапешт… Севилья, божественно… Бари, необычайные морепродукты… Таллин…

— А, да, — сказала Софи, — мы были в Таллине. Очень коротко. Останавливались там с Иэном, среди прочих мест, когда…

— И всё прямыми рейсами из Бирмингема, — продолжала Мэри. — Удивительно, да? За последние несколько лет он стал настоящим международным узлом. Мы посетили такие уголки Европы, куда иначе бы ни за что не попали.

— Замечательно, — сказала Софи, не придумав ничего лучше.

— Кому вообще надо теперь ехать в Хитроу или Гэтвик в наше время? У нас тут вся Европа под рукой.





* * *


Разговор с мистером Ху состоялся у Софи только к седьмой лунке. Мяч у него оказался примерно в тридцати ярдах от лужайки, мистер Ху достал айрон номер восемь и выбрал рискованный удар — прямо через обширный бункер, но проскочил его, не перемахнув через лужайку, и мяч приземлился в приятной близости от лунки.

— Я не знаток, — сказала Софи, — но, по-моему, вам эта игра неплохо дается.