Спят усталые игрушки

Понимая, что не слишком удачно выбрала образ издателя, я принялась выкручиваться:

– Господин Равель чудовищно богат. Прибыль его не волнует. Издательским делом занимается как хобби, вот и капризничает. Но гонорары платит хорошие, не скупится. А вы что пишете? Детективы?

Косолапова с достоинством ответила:

– Никогда даже не прикасалась к книжонкам этого низменного жанра. Занимаюсь настоящей литературой, создаю философские рассказы о смысле жизни, вечных ценностях. Иногда по две недели ищу метафору…

Я оглядела старенькую обшарпанную кухонную мебель и нехитрое угощение, выставленное на стол: баночка самого дешевого индийского растворимого кофе, мятные пряники и карамельки. Супердоходами тут не пахнет. Скорей всего Татьяна нуждается.

– Где здесь домоуправление?

– В подвале, а зачем вам?

– Господин Равель хорошо платит за информацию об авторах.

– Да не надо никуда ходить! – воскликнула Косолапова. – Расскажу все, что знаю.

Танечка оказалась дочерью писателя и прожила в доме на Черняховского всю жизнь. Нина въехала сюда пять лет назад.

– Квартиру ей бабушка оставила, – сообщила Таня, – Сусанна Ашотовна, крупнейшая переводчица, а уж богатая!.. Нинке все досталось – три комнаты, обстановка, да еще и деньги, наверное, потому что она машину сразу купила. На ее гонорары не разбежишься, сами знаете, какие дурацкие стишата пишет – мрак! Далеко не Ахматова и не Марина Цветаева, а туда же! Поэтесса! По-моему, последний раз года три назад стишок в «Литературке» напечатали, так бегала по двору, всем под нос газетку совала. Но жила неплохо, копейки не считала. Бабушкины запасы, видно, проедала.

Однако всему приходит конец, опустела и кубышка. Нина сначала слегка приуныла, а потом очень ловко устроилась, нашла себе любовника, молодого, но, судя по всему, богатого мужика. Ездил парень на новеньком «Мерседесе». Таскал к ней наверх гигантские сумки, откуда высовывались горлышки дорогущих ликеров и упаковки осетрины. В лифте после него оставался устойчивый запах достатка – французского лосьона и американских сигарет. Нина щеголяла то в новой шубе, то в роскошном пальто.

Через год парень исчез, и Сундукян погрустнела. Пару раз она даже перехватывала у Танечки денег, а в прошлом году сдала свои хоромы за хорошие деньги и вернулась в старую квартиру на Сиреневом бульваре.

– Она мне сказала, – откровенничала Танечка, – хорошо, конечно, в шикарных апартаментах, только сейчас деньги нужны. Раньше Нинка квартирку на Сиреневом сдавала, а теперь решила поменять место жительства. Там плохонькая, двухкомнатная, за нее больше ста долларов не давали, а за эту тысячу платят. Почувствуйте разницу!

Я поцокала языком и попросила адрес. Косолапова с готовностью раскрыла телефонную книжку. Теперь можно уходить. Но не тут-то было, еще два часа пришлось с заинтересованным видом слушать читаемые вслух философские притчи. Под конец от напряжения свело скулы и от скуки начали слипаться глаза. Я кивала головой, словно китайский болванчик, борясь с подступающим сном, но Танечка ничего не замечала. Она произносила и произносила фразы, действующие на меня как снотворное.

Впрочем, на такой литературе можно сколотить состояние. Надо только продавать подобные рассказы не на книжных развалах, а в аптеках, предлагая вместо радедорма. Обвальный успех обеспечен.

Вырвалась я лишь около четырех. Ощущение такое, словно поработала на заготовке дров: ноги слегка подрагивали, руки не слушались, а в голове полная и окончательная пустота.

Сиреневый бульвар на другом конце Москвы. Да и время не самое подходящее для поездок – час пик. Простояв в бесконечных пробках, я припарковалась у нужного дома только в шесть. Мне кажется, что иногда в метро ездить быстрей, безопасней, и бензин не нужен…

Когда Танечка Косолапова говорила про разницу в уровне жизни, она была абсолютно права. Дом, возле которого замер «Вольво», абсолютно не походил на писательский кооператив. Блочная пятиэтажка самой первой отвратительной серии. Окна натыканы так густо, что для стен не остается места. Подъезд радовал глаз выбитой дверью, загаженной лестницей и изумительной «наскальной» живописью. Естественно, лифта нет и в помине, но нужная квартира на первом этаже.

Из-под простой деревянной двери, обитой кожей «молодого дерматина», немилосердно дуло. Я наклонилась. Щель такой ширины, что входит почти вся моя ладонь. Наверное, зимой жильцы тут в валенках тусуются.

Внутри явно никого нет. На звонки никто не ответил, а на стук выглянула соседка справа и недовольным голосом рявкнула:

– Чего дверь колошматите? Нинка уехала.

– Куда?

– А бес ее знает, – пожала жирными плечами соседка.

Лицо дамы покрывал ровный слой крема, волосы накручены на допотопные бигуди, а из приоткрытой двери ее квартиры несло смрадом. Скорей всего на ужин варили сдохшую кошку.

– Куда-то в Подмосковье, – продолжала сообщать соседка, – сказала, отдохнуть хочет. Только вот от чего? Ни детей, ни мужа, ни работы…

– Но ведь у Нины Вагановны дочка, – удивилась я, – Верочка…

– Вы кто ей будете? – проявила бдительность баба.

Вздохнув, я вытащила французский паспорт.

– Вот, приехала из Парижа, привезла посылку.

– Ну надо же, – всплеснула руками собеседница, – из самого Парижа? А как здорово по-русски говорите! Из эмигрантов небось?

Я кивнула.

– Передачка где?

– В машине.

– Уезжаете скоро?

– Завтра.

– Меня Зоей зовут, – неожиданно потеплела тетка, – несите свою посылочку, передам Нине.


– Нет, – ответила я твердо, – велено лично вручить.

– Вы мне не доверяете? – возмутилась Зоя. – Можете не сомневаться, глядите.

И она сняла с вешалки небольшой брелочек.

– Нинуська всегда ключики у нас оставляет, на всякий случай.

– Давайте откроем и положим посылку на стол, – предложила я.

– Интересное дело, – возразила тетка, – сама мне боишься оставить, хоть я и знакома с Нинкой полжизни, а тебя в квартиру впусти!

– Сделаем так, – мирно предложила я, – откроем Ниночкину квартирку, вместе зайдем, и вы посмотрите, как я кладу передачу…

– Ладушки, – согласилась тетка, – пусть будет по-вашему, несите.

В багажнике у меня валяется пара коробок. Я вытащила одну, подобрала на дороге булыжник, обернула его парой грязных тряпок, сунула в картонный ящичек из-под босоножек и запихнула в пакет.

Зоя по-прежнему стояла в дверях.

– А чего там внутри? – поинтересовалась она, ковыряясь в замке.

– Книги.

– Ну и ерунду вы из Франции тащили, – резюмировала Зоя, распахнув шаткую створку, – у ней и так книг-то девать некуда.

Я вошла в маленькую, пахнущую затхлостью прихожую и присвистнула. Вот уж в чем здесь не нуждаются, так это в печатной литературе. Все стены крошечного тамбурчика и небольшого коридорчика увешаны полками.

Впрочем, и в комнате такая же картина. Повсюду, куда падает глаз, виднеются тома, томики и томищи. Чего здесь только нет! Произведения классиков: Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Гёте, Гейне. На других стеллажах менее известные, но тоже гениальные: Брюсов, Баратынский, Одоевский, Вяземский…

Обстановка поражала простотой, если не сказать бедностью. Старенький потертый диван, такие же стулья, продавленные кресла. Диссонансом «звучал» компьютер с хорошим большим монитором.

Провожаемая бдительным взглядом Зои, я водрузила коробку с «подарком» на письменный стол и, ткнув пальцем в сторону коридора, с ужасом произнесла:

– Глядите-ка, мышь!

– Где? – взвизгнула соседка и резко повернулась к двери.

Этого мгновения хватило, чтобы спрятать в карман курточки небольшую записную книжечку, лежавшую возле компьютера.

– Господи, – всплеснула руками Зоя, – вот что значит первый этаж. И крысы, и мыши, и тараканы – все наши. Зимой – холодно, летом – комары, нора какая-то, а не квартира.

Отъехав несколько кварталов, я вытащила свой трофей и принялась внимательно изучать страницы. Телефонов мало. А те, что есть, принадлежат в основном врачам. На страничках обнаружила координаты гинеколога, стоматолога, психоневролога, кардиолога, гастроэнтеролога… Целая поликлиника! Устроившись поудобней, принялась звонить по номерам, перед которыми стояли просто фамилии. Тут же выяснилось, что Сергачев – плиточник, Ковалева – маляр, а Козлова – штукатур.

Я в задумчивости закурила, вертя в руках книжечку. Пока в голове формировался образ бесконечно больной дамы, постоянно занимающейся ремонтом. Отбросив «бычок», решила продолжить. И снова наткнулась на деловых знакомых. Номеров десять разнообразных издательств, следом парикмахер, мастер по компьютерам, химчистка…

В полной безнадежности набрала один из последних номеров и услышала тихое:

– Алло.

– Мастерская?

– Нет, квартира.

– Ой, простите за странный вопрос, Нина Вагановна Сундукян кем вам приходится?

– Двоюродной сестрой, а что случилось?

Я на секунду примолкла, ну как объяснить? В трубке раздалось:

– Она покончила с собой?

– Да, – подтвердила я, – где вы живете?

Упавшим голосом кто-то сообщил адрес: Коломаевский переулок, самый выезд из Москвы, причем прямо по дороге в Ложкино. Я завела «Вольво» и со страшной скоростью – 60 километров в час – понеслась к неизвестной женщине.

То, что они близкие родственницы, видно с первого взгляда. У девушки, открывшей дверь, такие же черные кудрявые волосы, карие глаза и удивительно правильные черты лица.

– Вы из милиции? – поинтересовалась она.

Я покачала головой. Меня провели в комнату и молча выслушали рассказ. Потом девушка безнадежно и тихо заплакала. Я бестолково засуетилась вокруг, подавая воду, валокордин и носовой платок.

– Не надо, – оттолкнула лекарство хозяйка, – давайте лучше познакомимся: Лиана.

Мы пожали друг другу руки, и Лиана спросила: