Спартанец. Племя равных

Темпей кивнул. А куда было деваться.

– Готово, наконец? – опять уточнил наварх спустя короткое время, едва успокоившись.

– Да, господин Гисандр, можем стрелять, – промямлил Темпей.

– Подтащите вперед и поставьте перед холмом, – приказал наварх уже обслуге. – Заряжайте быстро каменными ядрами. И цельтесь вон в тот проход. Сделайте мне из этих упорных воинов кровавое месиво.

Морпехи, давно отвыкшие таскать тяжеленные баллисты на своем горбу, со стонами подхватили массивные конструкции. И донесли их почти до самых городских заборов. После чего стали натягивать торсионы.

Конечно, это было рискованно. Одна удачная контратака загнанных в угол спартанцев могла лишить наварха сразу двух орудий. Зато это было убийственное расстояние. С этой точки баллисты могли простреливать весь городок в глубину, а тех, кто находился в первых рядах обороны, вообще уничтожать прямой наводкой. Кроме того, Гисандр рассчитывал на эффект внезапности. Он был уверен, что никто из оборонявшихся гоплитов еще никогда в жизни не видел баллист. Ведь никто из тех, кто был отправлен в Прасии и увидел их в действии, сюда уже не вернулся. Но на всякий случай наварх приказал поставить целый лох периеков рядом с орудиями для отражения возможных контратак. Спартанцы были выстроены на холме за его спиной, а также на правом фланге. Остальное пространство было перекрыто периеками.

– Начинай, – приказал он, когда все было готово.

Первые ядра со свистом унеслись в сторону города, однако не задев никого из гоплитов, обрушили несколько построек на дальней стороне. После второго залпа один каменный шар вообще вылетел за пределы города, ударившись о каменистую землю буквально в десятке шагов от того места, где стояло оцепление из периеков.

– Как бы своих не зацепить, – пробормотал наварх, а наводчикам приказал: – Бери ниже. Бей прямо в гоплитов.

Третий залп вышел что надо. Оба ядра, выброшенные вперед мощными торсионами, угодили в самый центр шеренги защитников Селласий. Смяв щиты, как тонкие жестянки, они пронеслись дальше. Благодаря меткому попаданию ядра убили сразу несколько воинов, разорвав доспехи и переломав солдатам Леотихида все кости. Ошеломленные спартиаты не сразу, но все же закрыли образовавшуюся брешь другими людьми. Однако новый залп смел еще несколько человек, мгновенно превратив их в мешки с окровавленными костями. На этот раз воплей было больше, а оторванные руки и ноги валялись уже повсюду.

– Ну, – удовлетворенно произнес наварх, глядя на первые результаты стрельбы, – пошло дело. Еще несколько залпов, и защищать этот проход будет уже некому. Вот она, сила нового оружия.

После трех удачных залпов были убиты не меньше двух десятков гоплитов и разрушена часть забора. Вскоре Гисандр стал замечать, что в глубине обороны началось какое-то перемещение. Спартанцы, защищавшие город, начали отовсюду подтягиваться к той улице, на которой продолжалось избиение их боевых товарищей. Но на других участках обороны их оставалось все меньше. Гисандр сразу понял, что сейчас произойдет, и подозвал Архелона.

– Видишь восточный вход? – указал он на едва заметный проем между амбарами на правом фланге.

Архелон присмотрелся и кивнул.

– Как только начнется контратака на баллисты, ты со своими людьми атакуешь именно там. Баллисты сделали свою работу отлично и теперь в этом месте почти никого из защитников не осталось. Тебя никто не сможет остановить.

Получив приказ, Архелон удалился назад. Оттуда с парой сотен воинов он начал движение на правый фланг за спинами основной части выстроенных на холме спартанцев Леонида. Почти тотчас послышались вопли «За Спарту! За Леотихида!» И разъяренные обстрелом воины из Селлассий бросились на периеков, защищавших баллисты. Этот удар был настолько яростным, что они успели перемолоть половину периеков и почти добраться до одной из баллист. Но вовремя высланное подкрепление из полусотни спартиатов остановило атаку. Баллисты остались целыми, правда, пока перестали стрелять из-за всеобщей свалки перед ними.

Пока напротив холма происходила эта мясорубка, двести воинов под командой Архелона обошли город и ударили там, где им приказывал наварх. Расчет Гисандра оказался верен. Гоплиты Архелона, как оточенное острие кинжала вспороли тонкую оборону у восточного входа, на этот раз легко проникнув внутрь. Подавляющий численный перевес сыграл решающую роль. Мгновенно изрубив на куски два десятка воинов, осмелившихся встать у них на пути, гоплиты Архелона проникли внутрь и растеклись по опустевшим улицам Селласий, добивая оставшихся защитников. Основная их часть, почти сотня, заняв центральную улицу, тотчас устремилась по ней в тыл воинам, недавно атаковавшим баллисты. Те из них, кто уцелел после внезапной, но бесплодной контратаки, успели вернуться назад и вновь закупорить проход. Но теперь оказались между молотом и наковальней. Архелон лично умертвил пятерых, а последнему, попавшемуся на пути – всадил клинок в горло, когда тот закричал «За царя Леотихида!». Его крик оборвался, а храбрый спартиат рухнул под ноги Архелону, захлебнувшись собственной кровью.

Переступив через мертвеца, Архелон, собрав своих людей, вышел из захваченного города в сторону холма с баллистами. В то же время периеки атаковали снаружи все остававшиеся в руках защитников входы и выходы из Селласий, быстро овладев ими. Прошло совсем немного времени, пока город перешел под полный контроль солдат Гисандра.

– Ну вот, – с облегчением выдохнул наварх, наблюдая со своего места за тем, как в его сторону направляется Архелон со своими воинами, – а я уже думал, что скоро придется поджечь Селласии. Слишком уж упорно бойцы Леотихида здесь сопротивлялись. Но, к счастью, боги на нашей стороне. Да, Темпей?

И, удовлетворенный исходом затянувшейся битвы, наварх обернулся к своему верному помощнику, который обретался неподалеку.

– Конечно, – поддакнул незадачливый Темпей, который был рад случаю восстановить хорошее расположение хозяина, – быстро управились, и зажигательные горшки не пригодились. Еще даже не стемнело.

– Тебя это не спасет, – усмехнулся Гисандр, – бери людей и отправляйся немедленно за оставшимися горшками в Прасии. Чтобы до рассвета был здесь. А не то я тебе так укорочу ноги, что прокрустово ложе покажется тебе лучшей постелью на свете.

– Слушаюсь, господин Гисандр, – воздохнул Темпей и пошел собирать помощников для доставки горшков.

– Подожди, – вдруг передумал наварх. – Это не всё. Передашь капитанам кораблей, что я велел забрать еще четыре баллисты. Разберешь их и доставишь сюда.

– Но, простите, господин Гисандр, тогда я точно не успею к рассвету… – пробормотал ошарашенный Темпей.

– Можешь задержаться, – смилостивился Гисандр, – но ненадолго. Я буду ждать тебя здесь с обозом.

Осмотрев вместе с Архелоном захваченный город и не найдя там ничего примечательного, наварх решил здесь дольше не задерживаться, несмотря на сгущавшиеся сумерки. Царь велел, одержав победу, немедля двигаться в сторону столицы Лакедемона, где назревала главная битва.

Опросив командиров периекских отрядов, Гисандр убедился в том, что полемарху гоплитов, охранявших Селласий, – окровавленный труп которого он обнаружил на западной оконечности города, – так и не удалось отправить за помощью ни одного гонца.

– Что, не было даже попыток прорыва? – уточнил наварх у одного из периекских командиров, которых он велел собрать вокруг себя, когда осматривал захваченный город. В ожидании ответа Гисандр провел взглядом по изломанной линии скал, казавшихся такими близкими к Селласиям с этой стороны. Из-за наступавших сумерек точное расстояние между крайними постройками и предгорьями особенно трудно было определить.

– Нет, – с уверенностью заявил бородатый крепыш, чье лицо покрывал слой пыли, а левую щеку пересекал свежий шрам с едва запекшейся кровью, – наше оцепление было плотным, несколько рядов, никто бы не проскользнул.

– А когда вы пошли в атаку и рассредоточились по городу, никто не мог прорваться незамеченным сквозь ваши порядки?

– Это было невозможно, – повторил бородач, – даже в это время почти два ряда гоплитов оставались на своих местах, перекрывая все пути из города в сторону гор.

– Хорошо, – кивнул удовлетворенный Гисандр, отпуская периеков.

Про себя же от природы недоверчивый наварх подумал, что здесь вполне мог быть подземный ход. Но быстро отогнал эту мысль. Спартанцы, хоть и слыли хитрыми и порою были вероломными, но мастерами рыть землю, да еще такую каменистую, их точно нельзя было назвать. Не говоря уже о том, что здешние города даже стенами не были защищены. Оставалось поверить очевидному – окружение войсками царя Леонида действительно было плотным и выполнило свою задачу. И в стане другого царя еще никто не догадывался о падении форпоста на краю долины Эврота. Дорогу на Спарту с этой стороны более ничего не защищало.

– Пока не стемнело окончательно, – заявил наварх Архелону, следовавшему за ним словно тень, – надо снять черные повязки с мертвецов и похоронить их тела. А собранные повязки взять с собой, для наших новых воинов, что придут с пополнениями, – мы потратили на них всю материю, что нашли в Прасиях, так что ими не стоит разбрасываться. Но главное – сохранить тайну. Никто не должен узнать о нашем отличительном знаке до начала решающей битвы.

Архелон кивнул.

– Но этим займусь я сам. А сейчас, – приказал, немного подумав Гисандр, – мы вновь разделимся. Ты немедленно, еще до наступления ночи, отправишься с основным войском догонять царя Леонида. Я дам тебе две тысячи периеков и две сотни спартанцев. Найдешь царя на дороге в Спарту и передашь ему, что мы выполнили приказ. Селласии в его власти. Теперь он сможет послать…


Поняв, что едва не рассказал главный секрет о начале восстания своему другу, Гисандр на полуслове прикусил язык. Архелон, конечно, был его давним боевым товарищем и другом, но все же царь доверил этот секрет только ему.

– А ты? – слегка нахмурился Архелон, сообразив, что наварх что-то недоговаривает. Однако Архелон был неглуп и не стал допытываться.

– Я дождусь Темпея, которого отправил в Прасии за горшками и новыми баллистами. Уже днем с остальными воинами и обозом я присоединюсь к вам. Уверен, что баллисты с зажигательными горшками нам еще пригодятся в осаде Спарты.

У Гисандра в подчинении осталось пятьсот спартиатов и почти полторы тысячи периеков. Вполне достаточно, чтобы отразить нападение армии средних размеров.

– Если ты найдешь Леонида раньше и царь что-то захочет приказать мне еще до рассвета, – ты знаешь, где меня найти, – добавил наварх, поразмыслив.

На этом друзья расстались. Гисандр отправился отдавать распоряжения о сборе черных повязок и похоронах сотен погибших. Архелон же выстроил свой отряд на холме. Еще до наступления полной темноты его отряд уже вышагивал по дороге в направлении столицы Лакедемона, блестя наконечниками копий.





Глава двенадцатая

Долина эврота




С левого, низкого берега Эврота позиции войск армии эфоров, расположившихся на возвышении, выглядели более удачными, чем занятые гоплитами Леонида. Не говоря уже о самой Спарте, раскинувшейся на другом берегу на несколько десятков стадий вверх и вниз по течению. На холмистом берегу Гисандр со своего места мог невооруженным глазом разглядеть скопление каменных домов. Среди них выделялись размерами буквально несколько массивных зданий – усеянные по периметру колоннами вытянутые прямоугольники и квадраты, увенчанные куполами. Все это были общественные здания, которые некогда эфеб и будущий победитель Гимнопедий впервые увидел много лет назад, так внезапно появившись в этом мире. И сейчас, стоя с копьем в руке у ворот своего родного города, первый наварх в истории Лакедемона испытывал смешанные чувства, вновь пытаясь отыскать центр города, которого у Спарты никогда не было. Было лишь его подобие: Хорос, Скиас, многочисленные белые колонны, портики и галереи, причудливым узором расползавшиеся во все стороны от широкой площади.

Основная масса домов, как в любом городе Лаконии, была плоской и едва виднелась над землей. На таких крышах часто паслись козы, не делавшие различий между крышей и соседней лужайкой. Повсюду виднелись рощи.

Приглядевшись, Гисандр увидел круглое здание с колоннами, рядом с Хоросом, сразу опознав в нем храм Зевса и Афродиты Олимпийских по исполинской статуе самого Зевса с зажатой в руке молнией. Где-то там, перед самым входом на стадион, на котором он стал победителем Гимнопедий и прославился на всю Спарту, в самом центре Хороса, скрывались еще три статуи – Аполлона-Пифея, Артемиды и Латоны.

Одной стороной главный город Лаконии примыкал к бурному Эвроту, а другой – упирался в отроги горного хребта под названием Тайгет. Чем ближе к горам, тем выше находились здания. Где-то там, у подножия этих отрогов располагался район, вернее целая деревня, под названием Питаны, в котором издревле обитал род Агиадов. Царь Леотихид со своей семьей жил ближе к Эвроту, в Лимнах. Обширном районе, через который проходила мощеная дорога к единственному мосту через бурные воды реки.

Если идти по ней со стороны Спарты, то, миновав узкий бревенчатый мост, по которому могла проехать лишь одна повозка или пройти рядом три гоплита в полном вооружении, можно было оказаться на другом берегу. Здесь дорога продолжалась и, проходя через поле и рощу, терялась на равнине, а спустя несколько дней, если двигаться неторопливо, вновь приводила в горы, но уже к отрогам другого хребта под названием Парнон. Именно там и стояли Селласии. Единственный мост, по которому с этого берега можно было беспрепятственно пройти в главный город спартанцев, был, к удивлению наварха, цел и невредим.

– Отчего Леотихид не разрушил его? – вслух удивился Гисандр.

Стоя рядом с царем на небольшом холме, едва возвышавшемся над болотистой равниной, он рассматривал подступы к столице.

– Хочет показать всем и прежде всего своим солдатам, что не боится меня, – спокойно ответил царь, – однако он не так глуп. Я уверен, что мост уже подпилен и рухнет сразу же, едва на нем окажется больше десяти человек одновременно.

– Но ведь тогда и его солдаты утонут в реке, если вздумают отступить в город, – предположил Гисандр и тут же осознал глупость своих слов – спартанцы из армии эфоров не могли отступить. Они должны были победить солдат Леонида или умереть, все до одного. И подпиленный мост – а Гисандр уже не сомневался, что он действительно подпилен – только усиливал этот однозначный вывод.

– Как же тогда мы войдем в город? – все же озадачился наварх. Глядя на бурное течение, с глухим шумом ворочавшее камни на дне Эврота, он уже не впервые за последние дни с тоскою вспоминал свои корабли. Часть из них оставалась в Прасиях, а другая часть ушла со вновь завербованными периеками в Кифанту, на усиление гарнизона Эгора. Его друг готовился к возможному отражению атаки враждебного Заркса, который все же переметнулся на сторону Леотихида. В Эпидавр-Лимерах все еще шла внутренняя борьба, и пока сохранялся шаткий нейтралитет.

Впрочем, царь, занятый наблюдениями, не удостоил наварха ответом. Похоже, перспектива потери единственного на всю округу моста его не слишком беспокоила. Вместо этого он с живейшим интересом рассматривал огромную фалангу из нескольких тысяч гоплитов, блестевшую в лучах утреннего солнца щитами. Эта фаланга составляла цвет армии эфоров, их последнюю надежду разгромить его по-спартански, в открытом бою. Единственная дорога в город, что привела мятежного царя сюда, упиралась сейчас в эту армию, пропадала под сандалиями ее гоплитов, и вновь становилась видимой уже лишь на мосту.

«Если верить словам царя, – припомнил наварх, пытаясь определить, сколько солдат стоит между ними и Спартой, – то Леотихид собрал здесь около пяти тысяч спартанцев и еще столько же периеков. Мощный кулак. На первый взгляд здесь выстроилось тысяч шесть, может семь воинов. Не больше. Уверен, основная часть из них – настоящие спартанцы. Значит, в городе осталось еще две или три тысячи воинов. За Леонида сейчас те же пять тысяч спартанских гоплитов, но периеков у нас значительно больше, почти вдвое. Потери с обеих сторон не считаем. А у нас еще флот и баллисты. Нелегко будет, но шансы есть».

– Как думаешь, Гисандр, достанут твои баллисты до другого берега? – словно услышав его мысли, поинтересовался царь, разглядывая воинов врага, которые открыто перемещались небольшими группами по другому берегу реки. Столица Лаконии с двух сторон была защищена полноводной рекой и горами, с которых по двум оставшимся сторонам стекало еще две бурные реки размером чуть поменьше Эврота. Такое расположение города было выбрано не случайно. Если разрушить мост – обойти ее или даже зайти с флангов было почти невозможно. Сначала требовалось преодолеть воды священного и довольно глубокого в этих местах Эврота, ставшего естественным рубежом обороны в отсутствие крепостных стен, а затем одной из двух рек помельче, но тоже бурных. А лишних мостов здесь явно не любили строить.

Впрочем, по изначальному замыслу мятежного царя, неожиданный удар в спину войсками эфоров должен был нанести Эвривиад, которому полагалось начать этот мятеж в Амиклах, располагавшихся на том же берегу неподалеку от столицы. Одновременно пожар восстания должен был вспыхнуть и в самой Спарте, где тот же Эвривиад намеревался захватить в плен оставшихся эфоров и даже самого Леотихида, ускорив быстрый конец гражданской войны.

Но, судя по хмурому лицу царя Леонида, который на этот раз не посвятил своего первого наварха в детали, все прошло не так гладко, как задумывалось. Леотихид пока оставался на свободе, командовал своими войсками и собирался оборонять Спарту, которая была в его полной власти. И, подстрекаемый оставшимися эфорами, хотел дать Леониду главное сражение, которое должно было окончательно определить, какой порядок закрепится в стране, новый или старый, и кто будет править в Лакедемоне дальше.

Битва шла уже третий день. Точнее, это была череда яростных стычек. Они начались еще далеко на подступах, между Селласиями и Спартой, когда на шествовавших походным маршем солдат Леонида из засады у леса внезапно напали передовые отряды армии эфоров. В первом сражении, жестоком, но коротком, армии царей обменялись лишь несколькими сотнями убитых. Это было предупреждение и разведка боем для эфоров. В тот день Гисандр со своим обозом из баллист подоспел уже к самому концу сражения и участия в нем не принимал.

Можно сказать, что гоплиты Леонида одержали верх, поскольку продолжили движение к столице. До нее оставалось не больше двух дней пути. Но общее продвижение вдруг замедлилось. Они встали лагерем и простояли целый день на месте, подвергаясь опасности быть атакованными на равнине. Гисандр недоумевал, но не рискнул расспрашивать царя о его замыслах. Леонид, до этого дня так рвавшийся к столице, теперь сам не торопил события, словно выжидая чего-то.

Конечно, нападения можно было ждать в любое мгновение, но Гисандр готов был поклясться, что не это их останавливало. Леонид не боялся драки, он наверняка ждал вестей от Никодемоса – своего помощника и второго наварха флота, еще семь дней назад отправленного вместо Гисандра в обход протяженного побережья Лакедемона и медленно, но верно приближавшегося к самой столице. Узнав о том, что царь скрыл даже от него столь раннюю отправку флота, первый наварх Спарты некоторое время пребывал в недоумении, хотя и знал, что не ему руководить этой операцией. Выходило, что уже во время штурма Селласий флот тайно отчалил из бухты Тироса, захваченного царем, и уже давно находился в море. Такое недоверие покоробило Гисандра, но затем он решил, что царь на все имел свои причины, и не ему судить того, кто определяет большую политику. Его дело лишь служить тому, чью сторону он выбрал сердцем. А служить Леотихиду и эфорам, хранителям отживших традиций, Гисандр не желал.

Последние вести от Никодемоса приходили три дня назад, когда секретный флот из десяти триер миновал Асопос, приблизился к дельте реки Эврот и высадил там гонца, которому удалось затем пробраться в лагерь и разыскать царя у самой Спарты.

Согласно сведениями трехдневной давности, часть флота сошла на берег и вознамерилась атаковать Гелос, расположенный у самой дельты, чтобы связать своими действиями его гарнизон, верный эфорам, и тем самым лишить его возможности помочь осажденной Спарте. Другие корабли, как и задумывалось, двинулись вверх по реке. Но пока что ни один из них не приблизился к столице. Леонид, как стратег, отлично понимал, что в дело могли вмешаться разные силы, и велика была вероятность решить вопрос с генеральным сражением без флота. Это, судя по всему, и беспокоило царя, который втайне все же ждал прибытия флота и рассчитывал на внезапное появление кораблей в тылу противника еще до генерального сражения. Впрочем, Леонид всегда говорил, что этот морской поход – лишь демонстрация силы. И был готов захватить столицу Лаконии только сухопутным войском, тем более что перевес в численности периеков был на его стороне.

Вторая схватка состоялась через день на подступах к столице, буквально в одном дне пути, возле кипарисовой рощи, между передовыми частями Леонида и армии эфоров. И тоже носила, к удивлению Гисандра, осторожный характер. Оба спартанских войска явно дрались не в полную силу, словно оттягивали развязку или чего-то ждали, что было совсем не похоже на обычную тактику свирепых воинов Лакедемона. Царь Леонид тянул время, это было ясно. Но вот почему Леотихид не предпринимал отчаянных попыток отбросить своего врага, стоявшего уже буквально возле самых стен столицы, Гисандру было непонятно.

«Вряд ли он испугался поражения. Леотихид не таков. Жребий давно брошен. На карту поставлено все. Может быть, он тоже ожидает подкрепления? Или задумал какую-то стратегическую комбинацию? – пришла неожиданная мысль в голову наварха, отдыхавшего в своем шатре после второго сражения, в котором он лично отправил на встречу с богами не меньше двух десятков гоплитов. – А если вдруг Леотихид тайно вступил в союз с внешними врагами Спарты и сюда идет еще одно войско?»

Эта мысль так поразила наварха, что он рискнул поделиться ею с царем тем же вечером.

– Мне неизвестны тайные мысли эфоров и Леотихида, – лишь покачал головой в ответ на эти высказывания Леонид, когда они вкушали остатки жертвенного быка у костра, – и никаких войск в ближайших окрестностях Спарты, по моим сведениям, пока нет, кроме наших. Но если ты прав, Гисандр, и царь Леотихид вступил в сговор с врагами, предав Спарту, то горе ему. Впрочем, кто бы ни рискнул помочь эфорам, их дни сочтены. Завтра на рассвете мы проведем генеральное сражение и окончательно решим, кто будет править этой страной.

– Позволь спросить, мой царь, – Гисандр осмелился, наконец, задать давно мучивший его вопрос. – Мы уже у ворот Спарты. Что слышно от Эвривиада? Я ожидал увидеть его уже давно.

Во взгляде Леонида, до сих пор расслабленно пившего вино, сверкнули молнии. Видимо, вопрос наварха не доставил ему удовольствия. Но царь, допив вино, все же нехотя вымолвил: