Снайпер

– Нет, это самая худшая комната, которую можно заказать. Если ты решаешь здесь поселиться, значит, ты заранее соглашаешься на то, чтобы всю ночь у тебя под дверью звенели монетами и кололи лед на мелкие кусочки. Что-то я не вижу в этом никакой логики.

– Ник, может, он думал, что за ним следят? Тогда он выбрал этот номер именно потому, что вокруг постоянно много людей, и надеялся, что таким образом сможет отпугнуть убийц. Но его преследователи, видимо, были теми людьми, которых нельзя отпугнуть ничем.

– Да, но…

– Послушай, Ник, ты думаешь совсем не о том. Ты же видел десятки подобных убийств, хоть и не таких кровавых. Это типичное сведение счетов наркомафии – колумбийской, перуанской или какой-нибудь еще. Они четко поставили условие: либо все подчиняются им, либо будут большие неприятности. А этот парень что-то разнюхал и тайно прилетел сюда. Они его вычислили и, мягко выражаясь, нашлепали по попе. Ну как?

Ник кивнул головой. В общем-то, наверное, все так и есть, но что-то во всей этой истории никак не давало ему покоя.

“Почему мне? – думал он. – Почему этот человек позвонил именно мне и именно в тот день, когда умерла моя жена?”

Он допил оставшуюся коку одним глотком.



– А вот и он собственной персоной, мистер Суэггер, – сказал полковник. – Тот, кто убил Донни Фенна и искалечил вас.

Полковник нажал кнопку пульта дистанционного управления, и на экране телевизора появилось чье-то лицо. Боб попытался уловить в его чертах что-нибудь особенное, что-то такое, что бы говорило о том, что перед ним стрелок, снайпер высшего класса. Но видел перед собой только худое суровое лицо без каких-либо особых признаков. В слегка выпирающих скулах было что-то восточное, во всяком случае, Суэггеру он показался похожим на монгола.

– Соларатов. Т. Мы считаем, что это его настоящая фамилия. Но никто не знает, что означает это “Т”

Боб что-то невнятно пробормотал, потому что не знал, что будет дальше.

– Т. Соларатов на этой фотографии запечатлен нашим агентом под кодовым именем “Флауэпот” в столице Афганистана Кабуле в 1988 году. Это последняя его фотография, имеющаяся у нас. И самая лучшая по качеству. Ему пятьдесят четыре года, и он сейчас в самой лучшей своей форме. Бегает по двенадцать миль в день. В Афганистане был советником подразделений спецназа по проведению спецопераций с использованием снайперов. Эксперт по снайперским вопросам. За ним охотятся по всему миру. Если Советам бывало надо, чтобы где-то прозвучал выстрел, то этот выстрел делал он. А сколько человек вы убили, сержант?

Боб ненавидел, когда ему задавали этот вопрос. Это их не касается. Нечего совать свой нос в чужие дела.

– Ладно, – сказал полковник, – можете упорствовать и молчать. Согласно официально зарегистрированным попаданиям, эта цифра составляет восемьдесят семь человек. Но я уверен, что на самом деле она намного больше. Намного.

Боб знал настоящую цифру. Иногда он притворялся, что не помнит ее, но это была неправда, он все прекрасно помнил.

– По нашим подсчетам, товарищ Т. Соларатов отправил в лучший мир более трехсот пятидесяти сосунков. Почти все выстрелы, за редким исключением, произведены в голову. Это его фирменный знак. Соларатов не признает выстрелов в центр корпуса, считая их непрофессиональными.

Боб хмыкнул. Да, это была серьезная заявка на настоящую стрельбу.



Ник показал свое удостоверение какой-то женщине, и через несколько секунд его пропустили внутрь и провели к самому мистеру Хилари Дуайту, вице-президенту филиала компании “Кока-Кола” в Новом Орлеане, который отвечал за сбыт и распространение продукции фирмы. Мистер Дуайт оказался немного манерным мужчиной, одетым в белый элегантный костюм. Он, видимо, выпил за свою жизнь так много той самой кока-колы, что это очень сильно сказалось на его необъятной талии. У него был ясный и открытый взгляд, можно даже сказать, смиренный, как у монаха, а в офисе было так чисто и аккуратно, что это сразу говорило о четкости и ясности мышления его хозяина.

– Итак, чем могу служить, мистер Мемфис? – спросил он. – Надеюсь, никто из моих водителей не наехал на пешехода и не совершил еще чего-нибудь противозаконного? В принципе у них есть разрешение на подъезд ко всем учреждениям и запретным зонам, но, честно говоря, сейчас люди стали уже далеко не такими, какими были раньше.

– Нет, сэр, – ответил Ник, – нет. Просто у меня есть тут небольшая проблема, которую я пытаюсь разрешить. Один человек совершил самоубийство в отеле, расположенном возле аэропорта…

– О Господи, – произнес Дуайт.

– Но перед тем, как решиться на это, он заказал себе комнату возле автоматов кока-колы. Как раз рядом с его номером стоят две ваших машины и два автомата пепси. Плюс еще какой-то автомат со сладостями, орехами и леденцами. Скажите, какие особенные качества автоматов кока-колы могли заставить человека, подозревающего, что за ним следят его убийцы, специально искать комнату, рядом с которой бы эти автоматы находились? Или я полностью заблуждаюсь на этот счет?

– Гм-м-м… – Круглое лицо Дуайта напряглось от размышления. – А что за отель?

Ник назвал.

Дуайт встал, подошел к терминалу компьютера и набрал необходимые команды. Ник сидел и смотрел, как на экране послушно появлялись какие-то данные. Дуайт внимательно их изучил.

– Значит, так, мистер Мемфис, вы, возможно, уже заметили, что мы сейчас занимаемся заменой наших прежних автоматов серии “Вендо-Дайн 1500” на их усовершенствованные аналоги серии “Вендо-Дайн 1800”. Вы их уже видели там. Они даже разговаривают с клиентом. Вы можете бросить доллар – и получите сдачу. Очень сложная конструкция и с широкими возможностями.

Ник кивал головой и наслаждался фантастической организацией работы фирмы “Кока-Кола”. Это был один из самых приятных моментов в его профессии, который он любил больше всего: каждый раз ты вдруг оказывался в каком-то совершенно другом мире.

– Да, да. Это место мы уже обслужили, сэр, и заменили 1500-ю модель на 1800-ю еще в прошлом месяце. Между ними существует большая разница в размерах, 1800-я вмещает две тысячи банок, а 1500-я – всего пятьсот. Следовательно, нам не надо их обслуживать так часто, как раньше, и на этом мы получаем определенную прибыль, что в свою очередь позволяет нам ради привлечения внимания потребителей несколько снизить цену на напиток.

Ник вспомнил – банка стоила пятьдесят центов.

– Ну и о чем это нам говорит? – спросил он, представив себе яркий переливающийся свет новых автоматов кока-колы в холле отеля.

– О том, сэр, что одним из достоинств 1800-й модели является то, что называется “возбуждающей генерацией”.

Ник ждал объяснения.

– Новая модель содержит в себе маленький компьютерный чип. Для того чтобы он работал, нужен электрический ток. А этот ток порождает электромагнитное поле. Там было два автомата, да? Ну так вот, они порождают, благодаря электромагнитному импульсу, сильное поле помех.

Ник покачал головой, проклиная свою бестолковость:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.


Мистер Дуайт улыбнулся и начал объяснять с самого начала.



– Вот все сведения, которые нам удалось раздобыть об этом человеке, Суэггер. По данным израильской группы, которая является нашим самым надежным источником информации, в середине семидесятых его выследили и чуть не убрали, когда он инструктировал боевые отряды в долине Бекаа по методам и технике снайперских операций. К нашему общему стыду, я должен добавить, что, хоть эта группа и подобралась к нему ближе, чем все остальные, она не смогла выполнить свою задачу. Впервые его снайперские способности обнаружились в восемнадцать лет, когда он попал служить в морскую пехоту. С 1954-го по 1959-й он был абсолютным чемпионом спартакиады дружественных армий и всех стрелковых соревнований, проводимых в рамках Восточного блока. Он был необычайно одаренным спортсменом. Мы считаем, что свой первый выстрел по живой мишени он совершил в 1956 году в Венгрии. Николас Хаммл и Павел Апрани, венгерские националисты, выступавшие за дальнейшее сопротивление советским войскам, были убиты во время проведения массового митинга пулями, выпущенными из винтовки Мосина. Выстрелы были произведены с большого расстояния. Никаких следов стрелявшего обнаружено не было. К 1960 году, после ряда “успехов” в Конго, ему присвоили офицерское звание и перевели из морской пехоты в высшую военную элиту – в спецназ. С 1962 года он перестал принимать участие в соревнованиях по стрельбе. Затем вообще исчез из поля зрения, и о его появлении в различных местах можно было судить только по слухам или каким-то отрывочным, непроверенным сведениям. А в 1972 году, когда командер-сержант Боб Ли Суэггер задержал Третий батальон Пятой ударной пехотной дивизии северных вьетнамцев в долине Ан-Лок, убив тридцать шесть человек за эти два героических дня, и таким образом спас жизнь двенадцати “зеленым беретам” и еще доброй сотне южных вьетнамцев, ведущих радиоперехват вблизи камбоджийской границы, командование северных вьетнамцев забеспокоилось и послало в Москву за профи. Вот так туда попал товарищ Соларатов. Он искал только одного человека. Вас. Ему потребовалась неделя на то, чтобы вычислить ваше место нахождения, но он не мог подобраться к тому месту, где вы располагались, ближе чем на тысячу четыреста ярдов. Он наблюдал за вами, живя целую неделю в какой-то норе, питаясь и справляя нужду прямо там же. Ну а когда подошло время, то прозвучал выстрел, который вы и получили. Но тысяча четыреста ярдов – очень большая дистанция.

– Он не рассчитал вертикального отклонения пули, – сказал Боб.

– Да. Поэтому он и попал вам в бедро. Но благодаря этому он произвел корректировку и, когда появился Донни, не промахнулся, попав ему прямо в центр груди. Но все это уже история. Соларатов стал большим героем! Получив пятьдесят тысяч долларов за вашу голову, он уже через два дня улетел в Москву, где преспокойно расслаблялся и наслаждался жизнью, в то время как здесь близкие оплакивали Донни, а врачи собирали по кусочкам ваше бедро.

Боб посмотрел на лицо снайпера, которое еще было на экране телевизора. Да, какие-то слухи до него доходили.

Вернувшиеся тогда назад ребята сказали, что в него стрелял белый.

Полковник продолжил:

– Мы засекли его потом в семидесятые годы в Анголе, после этого – в Никарагуа, где он обучал сандинистских снайперов. Затем он всплыл недалеко от Ближнего Востока. Как я вам уже говорил, израильская группа залила весь тот район напалмом только ради того, чтобы наверняка уничтожить его, но – увы – они опоздали всего лишь на час. Он очень большая фигура на Ближнем Востоке. Выполняет огромное количество работы, которую получает от некоторых темных личностей в этом регионе. Мы очень, очень долго наблюдали за ним в Афганистане, когда он командовал там подразделением спецназа. Они попадали в цель с расстояния нескольких сот ярдов. Вы с Донни по сравнению с ним выглядите слабо.

Боб положил руку на бедро, чтобы успокоить начинавшую ныть кость.



Ник позвонил одному человеку, которого он знал еще по работе в УБН и у которого брат работал в Вашингтоне в Отделе картографической и топографической съемки министерства обороны, а несколько раньше какое-то время служил в одном из управлений в Лэнгли, штат Виргиния. Разговор с этим самым братом оказался сложным и потребовал огромного количества просьб, уговоров и клятвенных заверений; тот просил учесть, что он человек семейный и весьма дорожит своим служебным положением, но в конце концов сломался и сказал, что у него в интересующих Ника сферах есть еще кое-какие старые друзья и что он может позвонить одному своему закадычному другу, но обещает задать тому один, только один вопрос Ника. Он особенно подчеркнул, что это будет один вопрос. Ничего другого он спрашивать не станет и до самой смерти собирается отрицать, что когда-либо был знаком или что-нибудь слышал о Нике Мемфисе. Он перезвонит Нику… когда вопрос решится и ответ будет готов.



– Зачем же этот русский вернулся в свою страну? На кого ему там охотиться? – спросил Боб.

– Я сказал, что он русский, – ответил полковник, – но я не говорил, что он охотится на русских. Соларатова просто вытолкали в шею. Его уволили в прошлом году, как раз в тот момент, когда после распада Советского Союза в их армии началось повальное сокращение. Пнули как собаку, не посчитавшись ни с чем. Тот почувствовал, что оказался ненужным. Ему было очень неприятно. Вы же сами можете себе представить, сержант Суэггер, что чувствует старая добрая лошадка, оказавшись вдруг ненужной?

Боб внимательно следил за полковником.

– Его обнаружили в июле. Знаете где?

– Гадать – это не по моей части, мистер.

– Тут может быть только один-единственный ответ: в центре Багдада, в резиденции генерала Калиля аль-Вазира, который возглавляет сейчас Аль-Мухабарат, тайную полицию Ирака. А теперь, сержант, давайте вернемся в настоящее. Позвольте мне сообщить вам кое-что о “Рэйнбоу”. Вы знаете, что такое “Рэйнбоу”?

– Я не знаю, что такое “Рэйнбоу”, – ответил Боб, в глубине души желая, чтобы полковник побыстрей со всем этим покончил.

– Вряд ли это кто-нибудь знает. Это спутник безумно сложной конструкции, нашпигованный всякой секретной аппаратурой. Он вращается на большом расстоянии от Земли, контролируя практически все, что происходит в районе Ближнего Востока, и посылая нам на Землю соответствующие изображения. Он оказался очень полезным в последние несколько лет. Иракцы, сирийцы и ливанцы подозревают, что он существует, но они не могут его обнаружить, потому что у них слишком старые дешевые радары, которые поставляли им в свое время еще страны Восточного блока. Но они очень осторожны. Когда им надо произвести какие-либо секретные работы, они выполняют их ночью, в это время эффективность работы “Рэйнбоу” намного ниже. Но порой происходят какие-то странные вещи. Взгляните на это. – Он нажал на пульте другую кнопку, и на экране появилось несколько фотографий. На них на всех сквозь туманную дымку была изображена Земля – какой она выглядит с очень большого расстояния. – Эти снимки были сделаны “Рэйнбоу” глубокой ночью около двух или трех недель назад с высоты двухсот миль над Багдадом в районе военного объекта у Ад-Даджаи. Мы пытались определить местоположение наших старых друзей – дивизии “Медина”, входящей в состав Республиканской гвардии. И что мы здесь видим? Практически ничего. А теперь… чудо.

Он сменил картину.

Фотография была необыкновенно четкой. То, что Боб увидел на этом снимке, было похоже на башни. Приблизительно на одну из таких башен он взобрался тем утром, чтобы с высоты контролировать сеть дорог и объектов, расположенных на больших расстояниях друг от друга. То, что он видел сейчас на фотографии, практически не отличалось от застывшего в памяти образа.

– Молния, – продолжал полковник. – Этого никто не мог предсказать. Она осветила Землю всего на одно мгновение, но этого было достаточно, чтобы “Рэйнбоу” успел сделать снимок. Даже плотные облака, которые в это время были на небе, не мешают, как вы видите, различить в высвеченных молнией строениях заранее спланированные и тщательно продуманные приспособления, предназначенные для каких-то тайных целей.

Но самым интересным моментом во всей истории является то, что эти конструкции собираются каждую ночь. Для этого ведь нужны сотни людей. И все это делается только для того, чтобы наши спутники не смогли их обнаружить и сфотографировать. А теперь посмотрите сюда. Эти снимки сделаны днем. – Он снова нажал на кнопку, и появилась новая фотография. Теперь Боб увидел беспорядочную сеть дорог на безлюдной местности. – Ну и как вы разрешите эту головоломку, Суэггер? Эти фотографии, Соларатов в Ираке… Вы понимаете, в чем дело?

– Конечно, – ответил Боб. – Они готовят выстрел. Это все макеты зданий на улицах. Он прикидывает расстояние, угол стрельбы. После этого ему все будет знакомо.

– Нам надо было обратиться к вам с самого начала. Тому молодому человеку, фотоаналитику из Управления, к которому мы обратились с этим вопросом, потребовались недели, чтобы найти ответ. Это было потерянное время. Но наконец его осенила идея проанализировать ситуацию исходя из координат зданий и углов расположения улиц. Он загрузил эти данные в компьютер, и тот выдал вполне конкретную информацию. Суэггер, представляете, эти макеты имитировали расположение “Фифе энд Мэйн” в центральной части Кливленда, “Иннер Харбор” из “Ю.С.Ф. энд Джи”, здания в Балтиморе, и даже задней террасы Белого дома, если смотреть на нее с крыши здания министерства юстиции, – вы представляете, самого министерства юстиции! Наконец, расположение Даунинг-стрит вместе с Хьюдженат-стрит в северном Цинциннати и Нос-Рэмпарт и улицы Святой Анны в Новом Орлеане.

– Да, правильно, – сказал Боб, – так оно и есть.

– Сержант, у всех этих мест есть одна общая особенность. Через несколько недель там будет выступать со своими речами президент Соединенных Штатов.



Добблер молча наблюдал за этими двумя мужчинами. Они оба были, если так можно выразиться, взрослыми детьми с необычайно развитым чувством эгоизма и самолюбования. У них не было той присущей всем обыкновенным людям границы, за которой бы они могли сказать себе: “Стой, не спеши, отступи, подожди и подумай”. Это были сильные люди, без всяких идеологических предрассудков, привыкшие рассматривать весь этот мир как совокупность проблем, которые обязательно должны быть решены. Добблер вспомнил тот день, когда впервые увидел полковника. Тот застал его за работой в клинике для шахтеров в Рафферти, штат Массачусетс, где он выписывал аспирин и накладывал бинты детям шахтеров. Полковник вошел в здание размашисто, даже как-то нагло, и с такой явной уверенностью в себе и в своих действиях, что ни одна медсестра не осмелилась сказать ему что-нибудь против. Широким жестом он бросил на стол прошлогодний номер газеты “Бостон глоуб”, где на первой странице целых три колонки были посвящены судебному процессу над Добблером и его обвинительному заключению. Подойдя ближе, он сказал:

– Если вы умеете держать язык за зубами и не болтать лишнего, я могу предложить вам по-настоящему интересную работу. Вы сможете получать очень много денег. Развлечения, путешествия, приключения и всякое такое… кое-что даже законным способом.

– Ч-ч-что я… я должен буду делать?

– Контролировать вербовку. Анализировать данные психологических и психиатрических наблюдений, а потом делать выводы. Будете сообщать мне, если кто-нибудь из них взбрыкнет, когда я начну закручивать гайки.

– Этого никто не сможет сделать.

– Возможно, но вы должны будете все-таки попробовать и постараться представить мне максимально точные данные по интересующим меня вопросам. Или, может быть, вы предпочитаете всю оставшуюся жизнь провести здесь, в перевязочной?

– Это часть приговора в соответствии с решением су…

– Все, уже ничего нет.