Смертная чаша весов

Утром, после неудачной ночи в сельской гостинице, когда он ворочался с боку на бок на чужой кровати, сыщик нанял местный кеб и велел отвезти его в Уэллборо-холл. Он не собирался больше говорить неправду о себе и цели своего приезда, что бы ни думал о нем лорд Уэллборо.

— Кто вы на самом деле? — спросил лорд ледяным тоном, когда Монк вошел в гостиную и остановился в центре ее на ковре.

Хозяин поместья стоял, прислонившись к углу горевшего камина, но при виде незваного гостя выпрямился.

— Следователь, — так же холодно ответил Уильям.

— Не знаю, что это такое. — Ноздри мясистого носа Уэллборо угрожающе раздулись, и вид у него теперь был такой, словно он проглотил что-то невкусное. — Если кто-то из моих гостей совершил нечто недозволенное, я не желаю ничего об этом знать. Если это произошло в моем доме, то я считаю своим долгом, как хозяин, разобраться в этом сам, без помощи всяких… как вы там себя назвали? Лакей покажет вам выход, сэр.

— Единственная недозволенность, которая меня интересует, — это убийство. — Монк и бровью не повел и, разумеется, не сдвинулся с места.

— Ничем не могу вам помочь, — сказал Уэллборо. — Ничего не знаю об убийстве. Насколько мне известно, в моем доме никто не умер. Я же сказал, что лакей вас проводит. И не вздумайте возвращаться. Вы приехали сюда под надуманным предлогом. Вы грубо пренебрегли моим гостеприимством и навязываете моим гостям свое присутствие, что недопустимо. Всего доброго, мистер Монк… надеюсь, это ваше настоящее имя? Хотя это не столь важно.

Детектив даже не оглянулся на дверь и не сдвинулся с места.

— В вашем доме умер принц Фридрих, лорд Уэллборо. Уже существует широкое общественное мнение относительно того, что это было убийство…

— Которое было решительно опровергнуто, — перебил его хозяин. — Никто из достойных и уважаемых людей ни на мгновение не поверил в это. И, как вам должно быть известно, эта ничтожная особа, которая, должно быть, безумна, предстала перед судом и будет сурово наказана за клевету. Надеюсь, об этом мы узнаем через неделю или около того.

— Ее никто не судит, сэр, — поправил Монк лорда. — Это гражданский иск — во всяком случае, по процедуре. А версия об убийстве, разумеется, будет тщательно рассмотрена. И медицинское заключение — тоже, во всех деталях…

— Медицинское заключение? — У Уэллборо отвисла челюсть; он был потрясен, но не хотел сдаваться. — Но его нет, слава богу! Бедняга умер и был похоронен полгода назад.

— Будет крайне неприятно эксгумировать тело, — согласился Уильям, сделав вид, что не замечает ужаса и недоверия на лице собеседника. — Если возникшее подозрение не оставит нам выбора, то придется это сделать и произвести вскрытие. Это крайне неприятно для семьи, но нельзя допустить, чтобы распространяемые слухи об убийстве… остались без внимания.

Лицо Уэллборо пошло пятнами, и он словно застыл.

— Ответ ясен! Никто в здравом уме не поверит в то, что Гизела способна нанести ему вред, — тем более хладнокровно убить. Это чудовищно… и абсурдно! — воскликнул он.

— Что ж, я согласен с вами, — спокойно сказал Монк. — Но нет ничего абсурдного в предположении, что Клаус фон Зейдлиц был способен убить его, чтобы не дать ему возможности вернуться домой и возглавить сопротивление объединению княжеств. У барона обширные земли вдоль границ, которые будут разорены в случае вооруженной борьбы. Очень сильный мотив, и совсем нетрудно осуществить задуманное… даже если это, как вы выразились, чудовищно.

Лорд остолбенело смотрел на сыщика, словно тот возник перед ним из преисподней в облаке серных паров.

Уильям же, не скрывая своего удовольствия, продолжил:

— Другой, вполне вероятной, может быть версия о том, что это Гизела, а не Фридрих, была намеченной жертвой. Его смерть могла оказаться роковой случайностью. И здесь можно назвать нескольких лиц, которые не прочь были сделать это. Наиболее очевидным среди них является граф Лансдорф, брат герцогини.

— Это… — начал Уэллборо и тут же медленно умолк, а лицо его покрылось мертвенной бледностью. Монк догадался, что лорд был достаточно осведомлен о планах и переговорах той роковой недели.

— Или баронесса Бригитта фон Арльсбах, — неумолимо продолжал детектив. — И, к сожалению, вы сами.

— Я?.. Меня не интересует внешняя политика! — протестующе воскликнул Уэллборо. Он действительно был ошарашен. — Мне абсолютно все равно, кто будет править Фельцбургом, станет ли он частью Германии или навеки останется в числе прочих крохотных независимых государств.

— Но вы производите оружие, — заметил Уильям. — А война в Европе создает огромный рынок…

— Это несправедливо, сэр! — яростно воспротивился лорд. Его поджатые губы превратились в тонкую линию, а челюсть окаменела. — Если вы будете делать подобные предположения за стенами этого дома, я подам на вас в суд.

— Я не делаю никаких предположений, — возразил Монк. — Я лишь констатирую факты. Но можете быть уверены, что общество сделает из этого выводы, а вам не удастся судиться со всем Лондоном.

— Я могу предъявить иск первому, кто это скажет!

Сыщик почти успокоился. Хотя бы эта победа была у него в руках.

— Не сомневаюсь. Но такой иск обойдется вам слишком дорого и ни к чему не приведет. Чтобы разубедить общественное мнение, надо сказать ему правду.

Уэллборо уставился на Уильяма во все глаза.

— Я вас понимаю, сэр, — наконец сказал он. — Я нахожу ваши методы и манеры возмутительными, но понимаю, что это необходимо. В моем доме вы можете допрашивать всех, кого хотите, и я лично велю им отвечать вам без запинок и честно… при условии, что в конце дня вы будете полностью информировать меня. Оставайтесь в поместье столько, сколько вам потребуется, и делайте свое дело, пока не придете к нужным вам выводам и неопровержимым заключениям. Надеюсь, мы понимаем друг друга?

— Безусловно, — ответил Монк и кивнул головой. — У меня с собою мой чемодан. Если вы распорядитесь, чтобы меня провели в мою комнату, я начну работать прямо сейчас. Время не ждет.

Лорд Уэллборо, сжав зубы, потянулся к звонку.





* * *


Детектив решил, что разумнее всего будет начать с разговора с леди Уэллборо — к тому же это было бы еще и знаком вежливости. Хозяйка приняла его в малой гостиной — весьма нарядной комнате, меблированной в изящном французском стиле, но, по мнению Монка, страдающей от избытка позолоты. Все, что ему там понравилось, — это огромная ваза с ранними золотистыми хризантемами, наполнявшими воздух крепким запахом весны.

Войдя, Эмма Уэллборо плотно закрыла за собой дверь. На ней был пеньюар темно-голубого цвета, так идущего блондинкам, но лицо ее было бледным, а сама она — растеряна, удивлена и даже напугана, что было видно по ее глазам.


— Мой муж сказал, что принц Фридрих, возможно, был убит, — прямо сказала она, обращаясь к сыщику. Ей было за тридцать, но в ней сохранилось что-то детское, неиспорченное. — Он сказал, что вы приехали сюда, чтобы еще до суда выяснить, кто убийца. Я, возможно, ничего не понимаю, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Это слишком ужасно.

Уильям уже приготовился к тому, что хозяйка поместья ему не понравится, поскольку ему не нравился ее муж, вызывающий у него презрение. Поэтому он был поражен таким несходством этой супружеской пары. Леди Эмма, очевидно, была во всем послушна мужу и из-за обстоятельств, незнания или зависимого положения не смела иметь собственное мнение, что, видимо, противоречило ее воле и характеру.

— К сожалению, в нашей жизни иногда случаются ужасные вещи, леди Уэллборо, — ответил детектив, не проявляя никаких эмоций. — Слишком многое ставилось на карту в случае возвращения принца Фридриха на родину. Возможно, вы этого не знали.

— Я не знала, что он собирался вернуться, — ответила женщина, вопросительно глядя на Монка. — Мне никто об этом не говорил.

— Видимо, это было тайной, если такое решение вообще было принято. Возможно, оно только готовилось.

Леди Уэллборо по-прежнему была напугана и удивлена.

— Вы считаете, что кто-то убил его, чтобы помешать его возвращению домой? Мне казалось, что такое невозможно, поскольку он отрекся от престола. В конце концов, он выбрал Гизелу вместо короны. Разве это не так? — Леди Эмма покачала головой и пожала плечами, продолжая стоять, словно она отказывалась сесть и чувствовать себя более свободной, чтобы не затягивать разговор, который был ей неприятен. — Я не верю, мистер Монк, что он вернулся бы домой без нее, даже ради спасения родины от присоединения к Германии, которое, как говорят все, неизбежно произойдет. Если б вы видели их здесь, вам бы не пришла в голову такая мысль. — Дама старалась дать детективу понять, насколько это абсурдно, и в ее голосе звучали насмешка, сожаление и даже зависть. — Я еще не встречала людей, которые так любили бы друг друга. Иногда казалось, что они говорят одним голосом. — Голубые глаза леди Уэллборо смотрели куда-то мимо Уильяма. — Она заканчивала фразу, которую начинал Фридрих, а он завершал то, что начинала говорить Гизела. Они читали мысли друг друга. Я лишь в мечтах могла представить себе такое всепоглощающее единство.

Монк смотрел на стоящую перед ним леди и думал, что видит перед собою женщину, которая после нескольких лет брака, повзрослев, вынуждена была проститься с мечтами и примириться с реальностью. Она совсем недавно поняла, что ее душевное одиночество не может ни интересовать, ни беспокоить кого-либо. Однако есть все же счастливцы, кому удалось найти свой идеал дружбы и общения! Леди Эмма увидела их в собственном доме, когда, казалось, уже примирилась со своей судьбой.

Перед Монком внезапно возник живой образ Эстер, и он почувствовал глубокое доверие к ней. Эта девушка была своевольна и упряма. В ней было много того, что раздражало его, как незаживающий порез, болезненный и неприятный на ощупь. Каждый раз, когда сыщик думал, что порез зажил, он давал о себе знать. Но Уильям также помнил о смелости мисс Лэттерли, ее способности сострадать и быть честной во всем, и знал в ней все эти качества лучше, чем в себе самом. А еще он не сомневался в том, что Эстер никогда намеренно не причинит ему зла. Хотя это и бесило детектива, он не мог этого не оценить. Он боялся подобного совершенства, не зная, что с ним делать, — этот удивительный характер так легко можно было сломать… А кроме того, сыщик боялся потерять свою верную подругу.

Однако Эстер может невольно причинить ему боль, сама не ведая этого, если полюбит Рэтбоуна сильнее, чем просто друга. Об этом Монк даже не хотел думать.

— Возможно, это так, — наконец ответил он леди Уэллборо. — Но сейчас главное, что мы должны узнать, как уже, без сомнения, предупредил вас муж, — это правду о том, что произошло здесь, и убедительные ее доказательства. Иначе нам не избежать расследования в суде.

— Да, — согласилась леди Эмма. — Я вас понимаю. Вам не надо объяснять мне, мистер Монк, я уже велела всем слугам отвечать на ваши вопросы. Что бы вы хотели услышать от меня? Адвокаты принцессы Гизелы уже беседовали со мною в связи с клеветническим обвинением графини Зоры.

— Я понимаю. Скажите, во время пребывания принца и принцессы у вас не навещал ли принца Фридриха граф Лансдорф, не было ли у них долгих бесед наедине?

— Нет. — По лицу хозяйки было видно, что она понимает всю важность своих ответов. — Гизела не позволяла мужу кого-либо видеть. Он был слишком болен.

— Я имел в виду, до того как произошел несчастный случай.

— О, тогда да! Они с графом часто беседовали друг с другом. Казалось, что они постепенно восстанавливают прерванные отношения и им нелегко это дается. Ведь они едва разговаривали друг с другом в эти двенадцать лет после того, как Фридрих отрекся от престола и покинул Фельцбург.

— Следовательно, до несчастного случая они были в дружеских отношениях?

— Да, так казалось… Вы хотите сказать, что именно тогда Рольф предложил принцу вернуться и тот согласился? Но если он дал согласие, это значит, что Гизела тоже должна была вернуться с ним. Иначе и быть не могло. — Леди Уэллборо произнесла это с уверенностью, не оставлявшей сомнений, и наконец направилась к софе и села, с привычным изяществом оправив полы пеньюара. — Я видела их, когда они бывали вместе, и не могла ошибиться. — Она улыбнулась и чуть прикусила губу. — Я могу показаться слишком уверенной в себе, но вам, мужчинам, этого не понять. Нет, я не самоуверенна, просто я видела Гизелу и Фридриха вместе. Она — женщина очень сильного характера, уверенная в себе. Он же ее обожал и ничего не делал, не посоветовавшись с нею. И она это знала.

Леди посмотрела на Монка, и он увидел усмешку и удивление в ее глазах.

— Существуют тысячи мелких штришков и знаков, свидетельствующих о том, что женщина сомневается в мужчине. Всегда можно заметить, когда она чувствует, что стоит сделать совсем небольшое усилие, как-то по-особому выслушать его, подчиниться его воле или же сказать что-то лестное, — и она удержит его около себя. Гизела любила принца, не сомневайтесь в этом ни на минуту! Но в то же время она знала глубину его любви к ней и не имела причин в ней сомневаться. — Эмма тихонько покачала головой. — Даже долг перед родиной не заставил бы Фридриха вернуться без Гизелы. Я бы сказала, что он нуждался в ней. А она была очень сильной натурой. Кажется, я это уже говорила, не так ли? Да, она была сильной.

— Вы говорите «была»? — заметил Монк, тоже садясь на стул.

— Смерть мужа лишила ее всего, — ответила его собеседница, широко открыв голубые глаза. — С тех пор она стала отшельницей.

Детектив вдруг с удивлением подумал, что даже не знает, где теперь находится Гизела. Он ничего не слышал о ней с того дня, как умер Фридрих.

— Где она? — спросил он.

— Как где? Конечно, в Венеции, — удивилась Уэллборо.

Уильям должен был знать, где живет принцесса, но был слишком занят, изучая ее прошлое, чтобы подумать о сегодняшней Гизеле… Сыщику вдруг захотелось узнать, кто сообщил ей о клеветническом обвинении Зоры. Не потому, что это было важно…

— Когда больной принц находился у вас, как готовилась для него пища? — спросил он. — Кто приносил ее? Как я полагаю, он ел в своих комнатах?

— Да, конечно. Он был слишком болен, чтобы покидать постель. А еда готовилась на кухне.

— Кем?

— Поварихой… миссис Бэгшот. Гизела никогда не покидала мужа, если это вас интересует.

— Кто еще навещал его?

— Принц Уэльский ужинал у нас однажды. — Несмотря на характер беседы и нависший над нею страх за свою репутацию хозяйки и аристократки, в голосе Эммы прозвучала гордость, когда она произносила имя или, вернее, титул английского наследника трона. — Он на короткое время поднялся в спальню Фридриха.

У Монка упало сердце. Это был еще один гвоздь в крышку гроба Рэтбоуна.

— И больше никто? — продолжал настаивать сыщик, хотя это было уже не так важно. Он знал, насколько просто можно избежать встречи с горничной и проникнуть незамеченным в комнату принца с каким-либо блюдом или же с питьем на подносе. Поднос можно на пару минут оставить в коридоре на столике и предоставить возможность кому угодно влить несколько капель тисового настоя. Кто угодно мог пойти в сад и собрать хвою тиса… кроме Гизелы.

Сделать ядовитую настойку из тисовой коры или хвои не так просто. Надо долго вываривать ее, чтобы получился настой. Это едва ли можно сделать в кухне, разве что ночью, когда прислуга спит. Но потом еще нужно будет убрать все следы приготовления яда. Любой след, говорящий, что ночью кто-то побывал в кухне или брал кастрюлю, которой может пользоваться только кухарка, способен помочь в поисках, хотя и не укажет на конкретного злоумышленника.

Леди Уэллборо, кажется, ответила на все вопросы Уильяма и ждала, что он спросит еще.

— Благодарю вас, — поднимаясь, сказал сыщик. — Думаю, что теперь мне следует поговорить с кухаркой и со всеми, кто работает на кухне.