Случай в Семипалатинске

Брюшкин радостно обнял отца, порылся в кармане и вынул оттуда незнакомый пистолет.

— Вот, это тебе от меня подарок.

— Что такое?

— Австрийская модель, системы Роот-Крнка. Новая, только в прошлом году встала на вооружение их кавалерии.

— Что, кавалерист его тебе отдал? Или в магазине купил?

— Нет, это мой первый боевой трофей, — пояснил Павел. — В Вене налетели на меня двое. Не из кавалерии, а из тайной полиции.

— И что?

— А! Набросал им щелбанов. Пистолетик вот отобрал.

Отец внимательно посмотрел на сына и понял, что в Вене все было не так гладко.

— Как же ты вырвался?

— С Божьей помощью, не иначе. Расскажи, что Чунеев? Говорят, его скоро произведут наконец в поручики. Из-под ареста он уже вышел?

— Да, — лаконично ответил Лыков.

— Ты его обелил?

— Не я один, нашлись еще люди. Я понял главное: Николка оттуда не уедет, ему там нравится. А его невеста, Анастасия, на моих глазах застрелила бандита. Вот будет семейка!

— Расскажи!

— Приходите с Эллой вечером к нам в гости. Сможете? Я опять верненских яблок привез, ранние сорта.

Элла, урожденная Мордвинова, еще весной стала Лыковой-Нефедьевой. С тех пор как Лыков с Оконишниковой обвенчались, исчезли все препятствия для родственного общения.

— Я узнаю ее виды на вечер и телефонирую, — обещал Брюшкин.

А сыщик отправился в часть третьего обер-квартирмейстера.

Снесарев встретил его упреком:

— Что вы наделали, Алексей Николаевич? Теперь войны с Германией не миновать.

Лыков растерялся:

— Я сына спасал…

— Все понимаю. Но итогом стало именно это. Англичане от нас уже не отвяжутся. Шиллер много лет назад написал: «Земной шар делят другие народы, оставив немцам только небо». Сейчас Рейх наверстывает упущенное, конфликт неизбежен.

— Не валите все на мою голову, — рассердился коллежский советник. — Сами-то хороши. Скажите лучше, что решили насчет Николая?

— Он вписан в ближайший Высочайший доклад начальника Генерального штаба. На днях станет поручиком со старшинством, как у его брата[65].

— А что вы сообщите англичанам? Ведь нельзя же, чтобы они узнали об аресте Забабахина.

— Нельзя. Я сейчас готовлю секретный меморандум для их посланника. Там будет правда пополам с вымыслом. Убийц Алкока мы назовем поименно, и тут врать не нужно. А вот инициативу припишем османам и их агентуре в Русском Туркестане. В случае необходимости будьте готовы предстать перед очами дипломатов, как человек, который вел дознание. И подтвердить мою брехню.

— А Холостова-Забабахина так и не накажут? — с горечью спросил сыщик.

— Увы. Доложили самому государю, тот дал согласие. Уникальный персонаж этот ваш белый китаец! Есть идея перевести его в варшавскую полицию. Забабахин якобы оставит туркестанскую сеть своему помощнику, роль которого сыграет Ботабай Ганиев. Мы сможем еще долго водить тевтонов за нос. А сам резидент объявится в Варшаве. Там на него выйдет германская тайная служба, и…

— Понятно. А что его деньги? Он трясся над золотом, что получил от германцев.

— Золото мы нашли, оно стало частью договоренностей. Средства депонированы в банке на имя Забабахина. Но распоряжаться счетом он может лишь с согласия полковника Монкевица из Пятого делопроизводства. Это заставит белого китайца играть по нашим правилам.

— Мы поймали шпиона с поличным, да еще и торгуемся с ним? — возмутился коллежский советник. — Повесить нужно гада!

— Он может быть очень полезен. Очень. Возможно, в ходе операций Забабахину придется выезжать за границу. Тут-то залог и пригодится.

— Но как вы оцениваете его диверсию против англичан? По-моему, задумка господина Хэ отдает какой-то кустарщиной. Не стали бы бритты ссориться с нами из-за смерти ничтожного лейтенанта. Великие державы готовятся к войне против общего противника. Им не до мелочей. На что рассчитывали немцы?

Снесарев покачал головой:

— План Забабахина потому так понравился германцам, что вписывался в их программу. Программу секретных мер по стравливанию России с Британией. Думаете, случай в Джаркенте был единичным? Как бы не так. Английский вице-консул в Одессе убит при загадочных обстоятельствах. А в Герате зарезали начальника штаба Персидской казачьей бригады, и улики будто бы указывают на британскую разведку. Целая серия провокаций. И все бьют в одну точку. Про Гулльский инцидент тоже есть новости. Мы с генералом Таубе убеждали вас, что во флотилию мирных рыбаков затесались японцы. Миноносец все ночь чинил машину — помните?


— Ну?

— Появились новые данные. Спустя пару дней после стрельбы шведская шхуна выловила в тех местах неразорвавшуюся торпеду.

— Японскую или английскую? — спросил коллежский советник.

— Германскую, — ответил подполковник. — Вот даже как! Они уже тогда пытались столкнуть нас с Альбионом.

— Торпеду изучили?

— Не успели, германцы дали рыбакам кучу денег и выкупили ее. Остались лишь показания свидетелей и фотографии. Так что… Белый китаец пришелся кайзеру ко двору.

Разговор на этом закончился. Алексей Николаевич отправился к Таубе. Тот выписался из госпиталя и теперь сидел дома. Решался вопрос, не отправят ли его в отставку по болезни. После бесславной войны с японцами в Военном министерстве создали аттестационную комиссию. За два года она выкинула из армии более четырех тысяч офицеров и генералов. Оставшиеся притихли, каждый думал о своей участи. Лыков начал канючить: мол, нельзя оставить албазинца безнаказанным. Но понял, что его другу сейчас не до того, и притих. Пришел домой и стал делить верненские яблоки.





Эпилог второй




На третий год Великой войны русская армия неожиданно столкнулась с истощением людских ресурсов. К 1916 году только в плен попало более двух миллионов солдат, офицеров и генералов. Миллион убитых, четыре миллиона раненых и огромное количество дезертиров обескровили армию. И тогда у высшей бюрократии возникла мысль привлечь тех, кто по закону был избавлен от воинской повинности. В частности, коренных жителей Туркестана и Степного края.

25 июня 1916 года в форме Высочайшего повеления, то есть в обход законов, вышел крайне необдуманный документ. Он назывался так: «О привлечении мужского инородческого населения империи для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии, а равно и для всяких иных необходимых для государственной обороны работ». В нем содержались неслыханные нормы: мобилизации подлежали мужчины в возрасте от 19 до 43 лет поголовно! В остальных частях страны людей призывали постепенно, согласно возрастным категориям. Многие имели бронь, так как работали на предприятиях оборонной промышленности. У властей были точные данные о составе и численности населения, о лицах, не подлежащих призыву, о ратниках всех разрядов…

Совсем иначе обстояло дело в азиатских районах империи. Реальный учет населения отсутствовал. Люди не имели метрик. Все сведения находились в руках низшего звена, состоящего полностью из представителей местных элит. Волостное начальство искажало данные, чтобы уменьшить кибиточный сбор и другие налоги. Власть десятилетиями не вмешивалась, оставив все старшинам, аксакалам и биям. И в итоге потеряла контроль над положением вещей.

На окраинах отсутствовала военная, да и любая другая промышленность, поэтому у людей не было такого способа избавиться от призыва, как бронь.

Кроме того, отвлечение мужского населения в объявленных масштабах убивало всю экономику на корню. И оседлые, и кочевые народы одинаково не могли дать фронту столько работоспособных людей. Это означало бы гибель скота, потерю урожая.

Повеление противоречило и социальному договору с коренным населением. Оно считало свое освобождение от воинской повинности частью сделки. Это была плата за покорность неверным и жизнь под властью белого царя.

Потом, автохтоны[66] уже платили особый налог на войну — 21 % дополнительного сбора со всех обложений. Теперь выходило, что у людей забирают и деньги, и жизни…

Призыв мусульманского населения на войну, в которой противником среди прочих была Турция, страна одной с ними веры, выходил за рамки здравого смысла. Местная администрация, знающая жизнь окраин, была категорически против. Но ее мнения в очередной раз не спросили. Между тем в инородческих областях не было даже нужного количества врачей для медицинского осмотра такого числа людей. Не имелось транспорта, чтобы их вывезти в тылы действующей армии. Не было шанцевого инструмента, продовольствия, инженеров, мест расквартирования — ничего.

Людям не объяснили толком, куда их призвали, на какой срок, будут ли им платить за работу. Отсутствие реальных списков лиц, подлежащих трудовой мобилизации, создавало почву для злоупотреблений.

В довершение всех нелепиц, повеление объявили в священный для всех мусульман месяц Рамадан. И они расценили это как сознательное святотатство властей. А мобилизацию мужчин в самый разгар уборки урожая — как желание уморить людей голодом.

Объяснение столь безрассудного решения Петрограда, видимо, лишь одно. На нем настаивали военные. В условиях конфликта они правили Россией по своему усмотрению, смело задвигая в угол законы. Вдруг оказались шпионами все евреи, особенно богатые. А тут еще дела на фронте шли все хуже и хуже. Русская армия отступала, немцы приближались к столице. Шпиономания расцвела, всюду искали измену. Военный министр Шуваев запросил сразу миллион рабочих рук. Судя по всему, он заявил что-нибудь категоричное. Например, что иначе не гарантирует победу. Так бездарные генералы в условиях вседозволенности под маркой военного времени совершили ошибку. Эта непродуманная кампания, эта преступная недальновидность привела к кровопролитию. Вместо решения проблемы страна получила новый конфликт. Который до сих пор остается черной страницей в истории российско-казахских отношений.

Конфликт зрел годами, и в основе его был земельный вопрос. Очень быстро обнаружились русские провокаторы. Не турецкие, а русские! Переселенческая политика велась за счет коренных народов. У них отбирали землю и отдавали пришлым. Ее все равно не хватало. И кто-то из переселенцев подумал: сейчас туземцы взбунтуются, власть их накажет, конфискует наделы и отдаст нам. Поэтому щепки в костер бросали с разных сторон.

Разумеется, не упустили такой шанс религиозные фанатики и турецко-германские шпионы. Они сразу начали распространять слух, что мусульман забирают не для того, чтобы рыть окопы в тылу. Их выманят из родных мест, а там бросят под пули. Цель власти неверных — убить всех мусульман, а их земли передать русским. В условиях многолетней колонизации, при отсутствии внятных объяснений из центра это казалось правдоподобным. И начался кровавый бунт.

Первые волнения вспыхнули в Ходженте 3 июля, 7 июля перекинулись на Ташкент. 13-го в Джизаке убили уездного начальника полковника Рукина. 18 июля Туркестан был объявлен на военном положении, генерал-губернатором стал Куропаткин.

Восстание в Ферганской долине было подавлено быстро. Немалую роль сыграла беспощадная карательная экспедиция в Джизак. Земли местных жителей Куропаткин в наказание объявил конфискованными. Оседлое население проще покорить. Но вскоре возмутились кочевники, и восстание приняло много больший размах.

С обеих сторон были отмечены случаи чудовищной жестокости. Счеты к русским, которые копились десятилетиями, были предъявлены. Особенно много крови пролилось в киргизских волостях Семиречья. Верный оказался в осаде. Села переселенцев и казачьи станицы подвергались нападениям. Например, в селе Кольцовка из 650 жителей в живых осталось 35. В отместку поселенцы начали убивать мусульман. В Беловодье армия собрала пленных киргизов, а гражданские набросились на них с вилами и топорами, перебив 517 человек. Уцелевших повели в Пишпекскую тюрьму, но закололи по дороге… Когда русские солдаты входили в сожженные деревни и видели растерзанные трупы женщин и детей, они отвечали такими же зверствами. И уже нельзя было вспомнить, кто начал первым…

К восстанию присоединились и другие народы. В селении Аксу киргизы ограбили и убили до полутысячи кашгарцев. А в Пржевальске русские отомстили дунганам за зверскую жестокость в отношении православных: из полутора тысяч дунган уцелело лишь восемь человек.

Казахи не остались в стороне, тем более что сохранившаяся у них племенная основа позволяла быстро собрать большие силы. Город Тургай осадили повстанцы под командованием Амангельды Иманова и Абдугаппара Жанбосынова. Они выдерживали бои с армейскими подразделениями до февраля 1917 года.

Тогда же Куропаткин подвел итоги кровавых событий. По сообщенным им в Петроград официальным данным, в одной только Семиреченской области погибло 2325 русских и 1384 пропало без вести. Сколько при этом погибло мусульман, историки спорят до сих пор. Точного учета коренного населения налажено не было. А многие казахские аулы откочевали в Китайский Туркестан. Но, судя по всему, счет погибшим превысил сто тысяч. Большая часть этих жизней формально не на совести русских солдат. Люди ушли зимой в горы, неподготовленные, без припасов. Скот пал. В Китае никто не ждал новых поселенцев, для них не было ни свободной земли, ни занятий. Кочевые калмыки, например, первым делом обобрали пришлецов. А когда пропал скот, начали умирать и люди.

В Тургае казахские представители во главе с Алиханом Букейхановым с согласия губернатора пытались примирить стороны. Они предложили временно приостановить призыв, уточнить списки, оставить в каждой семье не менее одного работника, освободить от работ мулл и учителей. Все эти разумные меры не были приняты властями.

В конце концов восстание 1916 года было подавлено армейскими частями при участии переселенцев. Случившееся обратили против туземцев и в наказание конфисковали земли бежавших в Китай. Но планам перелицевать карту наделов помешал февраль 1917 года. Временное правительство объявило амнистию для участников восстания, и бежавшие в Китай могли бы вернуться. Однако это оказалось непросто. Например, русское население Пржевальского уезда было категорически против возвращения дунган села Мариинского. Те замарали себя во время мятежа особыми зверствами, и власти опасались новой вспышки насилия…

Как бы то ни было, Февральская революция остановила взаимное истребление. В июле 1917 года на Первом Всеказахском съезде была основана партия Алаш. Она ставила задачей добиться автономии казахов. Лидеры партии прежде были кадетами, и стояли за демократические ценности. Они предложили объединить в национальную автономию все земли, на которых казахское население является господствующим. Остальным народностям гарантировались права меньшинства. Автономия должна была войти в Российскую демократическую федеративную республику на равных с другими.

Второй съезд в декабре 1917 года так и сделал: объявил создание Автономии казахских областей под названием Алаш. Было учреждено временное правительство Алаш-Орда. Из 25 мест в нем 10 отдали русским и представителям других народностей, живущих среди казахов. Во главе Алаш-Орды встали политические лидеры: А. Букейханов, А. Байтурсынов и М. Чокаев (Шокай). Однако автономия оказалась зажата между двумя враждующими силами: Советской властью и правительством Колчака. Ни те, ни другие не собирались признавать право казахов на самоопределение. Тем более что земля — ключевой ресурс — была объявлена собственностью только казахского народа.

В результате Алаш долго не протянул. Его правительство пыталось лавировать между молотом и наковальней. Часть военных сил влилась в войска Колчака и Дутова. В октябре 1919 года с приходом Красной Армии автономия была ликвидирована, ее вожди получили амнистию и в большинстве своем отошли от политической деятельности. Некоторые эмигрировали. Те, кто остался, выбрали разные стороны. Одни были за сотрудничество с Советской властью, другие — против. Казахстан вошел в СССР — федерацию ленинско-сталинского типа без каких-либо признаков демократии. В конце тридцатых годов все лидеры Алаша, кто не уехал, были репрессированы.

Погиб и Снесарев. Андрей Евгеньевич был арестован в 1930 году по сфальсифицированному ОГПУ делу «Весна». Его обвинили в создании контрреволюционной организации и дали 10 лет лагерей. Снесарев прошел СвирьЛАГ, Соловки. Тяжелобольного узника освободили досрочно в 1934 году — умирать. Он и умер в больнице спустя три года. Могила выдающегося русского офицера А.Е. Снесарева находится на Ваганьковском кладбище.