Шутка

Только что он был вне себя от радости, но при этих словах мгновенно надулся.

– Но ты все-таки помоги мне.

– Ты все раскидал, ты и убирай.

– Ты же сам велел мне рвать рисунки.

– Да, но я не велел тебе устраивать тут кавардак.

– Мы же играли.

– Давай не будем спорить.

– Ты злой.

– Да, я злой. И я запрещаю тебе выходить из этой комнаты, пока ты не подберешь и не разложишь на столе все мои вещи.

Не знаю, что на меня нашло. Я чуть не замахнулся на него, рука оказалась бы в сантиметре от его лица, еще немного – и я влепил бы ему пощечину. Но я вовремя удержался и вышел из комнаты, а чтобы отвести душу, хлопнул дверью, да так, что с потолка упал кусок штукатурки.





10


Я отправился на кухню за сигаретами – они лежали у мойки. Я чувствовал, там, в гостиной, произошло что-то очень важное, но, чтобы разобраться в себе, нужна была передышка. Я решил не курить, а выпить ромашкового чаю. Стал рыться на полках и в ящиках, но не нашел ромашки, я даже не знал, есть ли она в доме, и не хотел спрашивать у этого строптивого чертенка. Бог ты мой, что он сделал, что он сумел сделать в двух шагах от меня, сидя за тем же столом. Надо было найти место, где я смог бы спокойно поразмышлять об этом.

Я пошел в уборную, помочился не без труда, вышел. И почувствовал, что откуда-то веет холодом. Закрыл ли я балконную дверь в комнате Марио? Кажется, нет – мальчик отвлек меня. Проверил – дверь была открыта. Я убрал стул, который приставил к ней, чтобы она не захлопнулась от сквозняка, выглянул наружу. Небо над деловым центром было совсем темным, но на краю еще светилась лиловая полоска. Тут я увидел, что на балконе нет ведерка, а веревка перекинута через перила. И снова кровь бросилась мне в голову. Значит, когда Марио заходил сюда взять подушку, он не смог устоять перед искушением и, нарушив запрет, отправил своему другу ведерко с игрушками. Рано или поздно отец Аттилио опять придет выяснять отношения, или, что еще хуже, придет его жена. Я рассердился и, осторожно ступая, вышел на балкон. С улицы дул ветер; я потянул веревку к себе, ощутил легкое головокружение, и меня замутило. К счастью, в ведерке было полно игрушек. Вдруг я услышал за спиной веселый голос Марио:

– Дедушка, сейчас я сыграю с тобой шутку!

Я обернулся:

– Не выходи, там холодно.

Но он не собирался выходить. Он изо всех сил толкнул дверь и запер меня на балконе.





Глава третья





1


Я никак не отреагировал. Бесконечно долгие секунды стоял у ограды балкона с веревкой в руках, ведерко свешивалось над пустотой, и голова у меня кружилась от вида белой дверной коробки и двойного стекла в двери. Шум уличного движения стал невыносимым, он заглушал все остальные звуки. Я не мог услышать Марио, не мог даже увидеть его. От дневного света остались только слабые отблески, он уже не проникал в комнату. Внезапно я отпустил веревку, медленно отошел от края балкона и тут наконец увидел Марио – маленькую неподвижную фигурку у балконной двери: руки все еще прижаты к стеклу, выражение глаз различить невозможно. Я ничего не сказал, все мои чувства словно оцепенели. Только приложил руки к двери, в точности повторив позу Марио, и сильно нажал на стекло. Я думал, что это он не дает мне войти, удерживает дверь, и мне легко будет преодолеть его сопротивление. Но дверь не поддавалась, и я запаниковал. Налег на дверь всем телом, тяжело дыша, понапрасну давя на стекло. Потом пришлось сдаться. Я остался на балконе, а Марио – внутри.

Усилием воли я сдержал крик, хотя в этот момент чувствовал к Марио такую неприязнь, что мне даже было трудно смотреть на него. Но я перенес это чувство на отсутствовавшего Саверио. Этот идиот поставил в квартире балконную дверь, у которой не было ручки с внешней стороны. Он думал только о том, чтобы уличный шум не мешал спать его сыну и чтобы в квартиру не залезли воры. А когда обнаружилось, что дверь с дефектом, не стал возвращать ее в магазин или вызывать мастера, чтобы починить ее; ему было не до этого, ему надо было отравлять жизнь моей дочери. Как Бетта могла столько лет прожить с таким человеком, да еще родить от него сына? Я нагнулся, чтобы лучше видеть Марио. Но увидел только его очень бледные руки, прижатые к стеклу. Спустившаяся тьма пожрала все – небо, балкон, комнату, мальчика. Я тихо постучал по стеклу, заставил себя улыбнуться.

– Хорошая шутка, – очень громко сказал я. – А сейчас, пожалуйста, зажги свет.

– Один момент, дедушка!

– Не беги, а то упадешь и расшибешься.

Теперь исчезли из виду и его маленькие ладошки – но всего на мгновение. Электрический свет залил комнату, ворвался на балкон, и мне стало легче. Марио вернулся очень быстро, он был в радостном возбуждении.

– А теперь что мне делать?

Именно в этом и была проблема – что теперь делать?

– А теперь садись на пол.

– А ты – на балконный пол?

– Конечно, – ответил я и не без труда улегся перед дверью с внешней стороны.

– А теперь?


– Минутку.

Мне надо было подумать, а главное, надо было тщательно взвешивать каждое слово, чтобы Марио не понял, что он натворил, и не перепугался. Он спросил:

– Ты меня видишь, дедушка?

– Конечно, вижу.

– И я тебя вижу. Помашем друг другу?

Он помахал мне, чтобы удостовериться, что я в хорошем настроении, и я ответил тем же. Но ему этого было мало. Улыбаясь, он постучал по стеклу, я улыбнулся ему и тоже постучал. Я поймал его взгляд. В этих блестящих глазах я отражался в виде маленькой смешной фигурки, которую он непостижимым образом перенес на бумагу и создал рисунок, потрясший меня до глубины души. Такое маленькое существо – и какой огромный мир живет в нем, сколько слов уже хранится в его памяти. Он подчинил себе эти слова, и, когда произносил их, создавалось впечатление, что он прекрасно понимает их смысл, хотя на самом деле он не понимал ничего. И это проявлялось во всем, что он говорил и делал. Он не понимал даже, что нарисовал и раскрасил пятнадцать минут назад. Марио был лишь маленьким фрагментом огромной живой субстанции, чьи возможности – как бывает с каждым из нас – пребывали в сжатом виде, в ожидании времени, когда они смогут развернуться в полный рост. В ближайшие десять-двадцать лет, чтобы жить было удобнее, он сумеет приглушить в себе все лишнее, то есть значительную часть самого себя, – так обширное пространство постепенно освобождают от вредных отходов – и устремится в погоню за какой-нибудь химерой, которую впоследствии можно будет называть «моя судьба». Марио, позвал я, стуча костяшками пальцев по стеклу, и он сразу оживился, ему не терпелось получить от меня задание. «Ты знаешь, что я не могу вернуться в квартиру?» – спросил я. Конечно, он знал – «знаю, дедушка», – но не видел в этом ничего плохого. «Сейчас мы немножко поиграем, – сказал он, – а потом ты вернешься». Очевидно, он представлял себе долгую череду развлечений, основанных на том, что он будет находиться по одну сторону стекла, а я по другую, и, когда ему это надоест, игра будет окончена, и я вернусь домой.

– Марио, – сказал я, – если кто-нибудь не откроет эту дверь, я не смогу вернуться.

– Тебе откроет Салли.

– Салли придет только завтра утром.

– Тогда будем играть до завтра утром.

– До завтра утром – это слишком долго, мы не можем столько играть.

– Тебе надо работать?

– Да.

– Ты слишком много работаешь, дедушка. Давай сейчас поиграем, а потом папа тебе откроет.

– Папа приедет послезавтра, а до послезавтра – это гораздо дольше, чем до завтра утром.

– Тогда я сам тебе открою. А теперь скажи, что мы будем делать.

В этот момент я чуть не потерял контроль над собой, меня остановило только ощущение, что у меня в кармане брюк лежит мобильник; но там оказались только сигареты и спички. Я даже не представлял, где может быть мой мобильник, я не пользовался им уже несколько дней: последний принятый звонок был от издателя, а сколько было непринятых, я не знал, потому что поставил телефон на бесшумный режим. Марио с силой стукнул по стеклу – ему не понравилось, что я отвлекся. Возможно, я выбрал неправильную тактику. Надо было напугать его, объяснить, в какую скверную историю мы попали из-за него. Но я уже начал говорить с ним притворно ласковым тоном, придется продолжать в том же духе.

– Марио, ты знаешь, где стоит домашний телефон?

Он оживился.

– Радиотелефон?

– Да, радиотелефон.

– Конечно, знаю.

– Сумеешь взять его?

– Да.

– Не влезая на стул?

– Да.

Он уже собрался бежать за телефоном, постучал мне в стекло:

– Подожди.

Я сказал, что сначала он должен сделать другое: взять листок из блокнота, который лежит на кухонном столе рядом с плитой, и принести мне.

– Бегом?

– Нет, бежать не надо.

Оставшись один, я почувствовал холод. В самом деле, ведь я был в тапочках и тонком джемпере. Ничего, я ведь скоро вернусь в квартиру. На листке с инструкциями Бетта написала несколько номеров, по которым я мог позвонить в экстренном случае. Марио прекрасно умеет пользоваться телефонами и телевизионными пультами, так что ему не составит особого труда набрать один из этих номеров и попросить о помощи. Я посмотрел вниз, во двор. Там было темно, как в колодце, не светилось ни одно окно, ни один балкон. Зато по левую руку от меня все было залито светом. Там проходила оживленная проезжая улица, мимо сиявшего огнями вокзала медленно двигались навстречу друг другу две цепочки автомобильных фар, красная и белая. Гомон голосов, раздраженное рычание моторов сливались в оглушительный шум. Я чувствовал себя более немощным, чем обычно, и не от физической усталости, а из-за чудесного рисунка Марио. Даже тревога, вызванная неприятным инцидентом, не смогла полностью вытеснить это впечатление.

Мальчик бегом вернулся, чуть не налетев на дверь, обеими руками приложил к стеклу листок бумаги. Я присел на корточки, чтобы рассмотреть его, снял очки. «Переверни его на другую сторону», – сказал я. Когда он сделал это, я увидел среди номеров, оставленных Беттой, номер Салли, и у меня отлегло от сердца. Я попросил Марио положить листок на пол и принести трубку радиотелефона. Он с некоторым смущением ответил:

– Я уже за ним ходил.

– И что?

– Его там нет.

– Что ты такое говоришь?