Школа выживания

Удивительно, но молельная служка из нее действительно вышла сносная. Видимо, очень хотелось на волю из-под домашнего ареста.

– Рассказывай, что у тебя случилось, – потребовала она. – До меня доходят кровожадные слухи.

– Я уехала в столицу, а на омнибус напали грабители, – пожала я плечами.

– Слышала, что твой труп опознавал Оливер Вудс?

– К счастью, не мой.

– Романтично.

– Опознавать труп?! Я думала, что он на следующий день мне шею свернет! – осознав, что выпалила лишку, я прикусила язык, но глаза подружки уже вспыхнули от любопытства.

– Вы уже на том уровне отношений, когда он имеет право свернуть тебе шею? Признавайся, Тихоня, у вас есть грязный секретик с участием смятых простыней и задернутых портьер?

– Тебе не стыдно такие вещи в молельной говорить? – буркнула я.

– Да брось, – отмахнулась она. – Дело-то житейское. Я бы и сама с ним задернула шторы и смяла простыни. Пару раз точно, а может, и больше.

– Нет, тебя точно удочерили, – фыркнула я.

– Уклоняешься от ответа? – сощурилась подружка. – Значит, люди правду говорят, что он ушел в отставку из-за тебя.

Она, как никогда, была близка к истине. Дознавательница недоделанная.

– Крис, ты точно под домашним арестом?

– Живу монашкой, но папенька, кажется, меняет гнев на милость, – поделилась та, – на следующей седмице должен выпустить.

– Я тебе купила в столице платье, – произнесла я, вытаскивая из сумки сверток с ярким платьем и коробку из известной кондитерской лавки, перевязанную золотистой лентой. – И шоколад.

– Моя прелесть! – Крис прижала подарки к груди, а потом быстренько припрятала от отца под стол с воззваниями, до самого пола скрытый скатертью.

– Ладно, – принялась прощаться я. – Поехала, а то не хочется добираться в потемках.

– Что, даже службу не достоишь? – делано возмутилась Крис. – Слабачка! Кстати, Лерой, у меня просьба есть. Прикроешь меня на выходных?

– В смысле?

– Я тут папеньке сказала, что после нападения ты боишься оставаться одна, и попросилась на выходных у тебя переночевать.

Внутри завязался крепкий узел.

– Крис, ты сейчас говоришь, что снова будешь скользить? – осторожно уточнила я.

– Тихо ты! – цыкнула неугомонная подруга и быстро выглянула из-за вечнозеленой стены, чтобы проверить, нет ли кого.

– Совсем крыша съехала? – зашипела я. – Ты едва не загремела в застенок!

– Эй, Лерой, полегче, – обиделась она. – Мне даже улицы не пришлось мести!

– Да, и за это я должна Валентину Озерову создать артефакт! Не абы какой, а реальный, чтобы он заработал на нем кучу денег!

Крис изменилась в лице. Конечно, я знала, что шантажировать подругу собственными счетами перед семьей Озеровых нечестно. Немедленно захотелось запихнуть претензию обратно себе в рот, но сказанные слова, к сожалению, вернуть было невозможно.

– Извини, что доставила тебе столько неприятностей! – конечно, обиделась она.

– Послушай, Крис, дело не в артефакте. Я боюсь за тебя. Скольжение опасно и для твоего дара, и для жизни. Аглая погибла, ты чуть не попала в исправительный дом. Скажи, ради всех светлых духов, что еще должно произойти, чтобы ты очнулась?

– Я тебя умоляю, только не надо меня учить жизни, – закатила она глаза. – Аглая была неудачницей…

– Не могу поверить, что ты это сказала! – перебила я.

– Да ладно, Лерой, я все понимаю. – Она кривовато усмехнулась. – Честно. Но не могла бы ты завидовать, молча?

– Что… что ты сказала?

– Конечно, гениальный артефактор, за тебя боролись университеты и академии, но знаешь что? От тебя все всегда шарахаются, потому что ты не-прос-тая! К тебе на хромой козе не подъедешь! Думаешь, мне много счастья доставило, что принцесса артефакторики захотела дружить с неудачницей, затравленной ведьмовским шабашем? Вот уж дудки! Ты не заметила? Я больше не та девочка, над которой все издевались. Теперь у меня куча друзей!

– Ясно, – тихо вымолвила я. – Только где были эти друзья, когда тебя схватили стражи? Неужели непонятно, что Абрис – не место для игры в догонялки!

– Откуда тебе знать, если ты даже не смогла туда переместиться?!

– Потому что в тот раз я переместилась и попалась! – заорала я, потеряв самообладание, и, раскрыв ладонь с темной руной, ткнула едва ли не в нос упрямице: – Вот что Абрис сделал со мной! Мне повезло, я выжила, но что будет с неофитом от такой руны?! Что будет с тобой, Крис?


Ошеломленная девушка разглядывала розоватые рубцы, ставшие заметными после последних перемещений. И чем дольше она таращилась на мою дрожащую руку, тем отчетливее на ее маленьком веснушчатом личике проявлялась брезгливость.

– Со мной такого никогда не случится…

– Дура!

Тяжело дыша, словно наперегонки бежали стометровку, мы буравили друг друга злыми взглядами. Во рту стало горько от подступившей желчи.

– Крис, ты моя лучшая подруга, и я уверена, что завтра мы обе отчаянно пожалеем об этом разговоре… Но если ты хочешь портить себе жизнь, то так и поступи, останавливать тебя не стану. Только больше не проси моей помощи, потому что я умываю руки! Не желаю следить за тем, как ты себя уничтожаешь!

Служба уже закончилась, молельщик Серебров читал проповедь о том, что светлых магов отличает от темных человечность. Басовитый голос возносился к куполу святилища и терялся в кроне Древа Судьбы. Выскочив из-за ширмы, я направилась к выходу, яростно стуча каблуками по мраморному полу, и, зашептавшись, народ начал оборачиваться в мою сторону.

До последнего мгновения мне казалось, что Крис попытается остановить меня, потому что три года близкой дружбы что-то да значат для нас обеих, но она просто позволила мне уйти.





* * *


День за окном уютной чайной обманчиво казался погожим. Часовую площадь озаряло бронзовое остывшее солнце, только тепла все равно не было. Высокая часовая башня отбрасывала длинную ломаную тень. Сильный ветер, расчистивший небо от облаков, задал работы дворникам. Обсушил мостовые, но растрепал лысеющие кроны деревьев, распушил примятые дождями ковры опавших листьев. По огромным лужам разбегалась рябь, точно по потревоженной озерной глади, а недовольный народ придерживал шляпы и подхватывал полы разлетающихся одежд.

Дожидаясь Тимофея, я переписывалась с Кайденом, но предусмотрительно прикрывала ладонью темную руну, вспыхивающую розоватым отблеском каждый раз, когда приходило очередное сообщение из Абриса.

«С подругой помирилась?» – спрашивал он.

Утром я отправила Крис записку, что готова ее прикрыть, но посыльный вернулся с нераспечатанным конвертом.

«Она делает вид, что мы незнакомы».

«Как ты выбираешь круг общения?» — менторским тоном уточнил Кай, словно проворчал на ухо.

– Сказал человек, почти месяц морочивший мне голову! – раздраженно огрызнулась я, приблизив магический планшет к губам, как будто через руну он мог услышать недовольное ворчание.

Тут в чайной, окутанной ароматами бергамота, лимонграсса и мяты, открылась дверь, и сквозняк внес Тимофея с букетом из пяти белых мохнатых астр в руках. Следом вплыла дама с объемной сумкой на локте и в драповом пальто с воротником из лисы, настоящей, выпотрошенной и, очевидно, когда-то бегавшей по лесам Тевета.

Тима остановился, поправил очки. Торчащие уши краснели от уличного холода, взгляд был растерянным. Когда взгляд очкарика остановился на мне, то на прилизанной макушке вдруг восторженно затопорщилась прядка.

– Кай, как хорошо, что ты меня сейчас не видишь… – обреченно вздохнула я.

А через мгновение у меня самой встопорщились волосы на голове, притом все разом, потому как дама с лисьим воротником двинулась следом за Тимофеем. И без представлений стало ясно, что он явился в компании своей не к добру помянутой матушки. Хотелось верить, что просто не сумел отбить абрисский фолиант у родительницы, а потому доставил их, в смысле родительницу, книгу и мертвую лису, прямехонько в чайную.

– Здравствуйте, – поднялась я из-за стола, чтобы отвесить госпоже Доходяге вежливый поклон.

– Сидите, сидите, – отозвалась она и приказным тоном указала сыну: – Чего замер? Подари девочке цветочки.

Тима сделал попытку сунуть мне букет, и пару секунд, усыпая скатерть лепестками, мы передавали веник из рук в руки с обоюдным желанием от него избавиться. Похоже, для нас обоих ноша была непосильной.

– Не стоило, – сдалась я, все-таки принимая астры, но тут же положила их на край стола, как будто крупные венчики-шары обжигали, как борщевики.

– Это моя мама, – протянул парень. – Мама, это Валерия.

– Много слышала о вас от Тимошеньки, милая девочка, – усаживаясь на отодвинутый сыном стул, объявила та. – Можете называть меня мамой.

Милая девочка, то есть я, икнула и, плюхнувшись обратно на свое место, прихлебнула остывший чай. Пристроился и Тима. За столом повисло напряженное молчание, которое попытался нарушить подавальщик, но быстро смылся в глубь чайной, отосланный рукой госпожи Доходяга.

– Вы, дети, общайтесь, – наконец предложила она. – Не обращайте на меня внимания.

На мой вопросительный взгляд Тима покраснел и вымолвил:

– Книжка у мамы в сумке.

Выходило, что сочинение абрисского переселенца сделали заложником.

– Валерия, – вдруг вымолвила женщина, – так где вы живете в Кромвеле? Арендуете комнаты?

– Дом у университета, – кивнула я, заметив, как она недовольно поджала губы.

– А в столице?

– У нас особняк.

– Хорошо-хорошо. – Она постучала пальцами по столу и все-таки уточнила для ясности: – То есть проблем с жилплощадью нет? В каком же квартале?